– Остановите казнь! Да здравствует справедливость! – поочередно выкрикивали они.

Чего-чего, а такого его превосходительство герптшцог Ули-Клун никак не ожидал. Рука с платком так и застыла в воздухе, а единственной мыслью-паникой было: «Это мятеж?! Уж не решили ли коварные гномы захватить власть, свергнув меня с трона?!»

– Приказ! Ваше превосходительство, отдайте приказ на казнь! – услышал Ули-Клун яростный шепот в ухо. Обернувшись, герптшцог увидел раскрасневшегося и всего трясущегося господина Реп-фа.

– Пока не поздно, отдайте приказ казнить преступников! – брызжа слюной, требовал тот.

– Да здравствует справедливость! Остановите казнь! – вновь донеслось с площади.

– Что там происходит? – Герптшцог повернулся к придворному виночерпию, всегда остававшемуся в курсе всех дел, но теперь тоже не на шутку встревоженному, гоблину Пшенгу.

– Да какая разница, что происходит там?! – опередил виночерпия Репф. – Главное – что должно сейчас произойти на эшафоте!!!

– Я так не думаю, – возразил гоблин новоиспеченному декану. И пояснил: – Гномов много, и, по всему, настроены они очень решительно. И верховодит ими тот самый Ватранг Семьдесят четвертый, по обвинению в убийстве которого на эшафот привели очень влиятельного эльфа.

– Так что же мне делать? – нервно поинтересовался Ули-Клун, на всякий случай перекладывая платок в другую руку и убирая его в карман.

– Немедленно с этим разобраться, после чего принять мудрое решение…

Меж тем отряд гномов достиг эшафота. Крепыши Жэвер и Дэмор, словно всю жизнь только этим и занимались, подхватили под локти своего отца и легко забросили на помост, гулко ухнувший под его ногами. Наследников главы клана Ватрангов точно так же подхватили и забросили на помост их товарищи. Остальные гномы стали обступать эшафот, решительно оттесняя остальную публику.

– Это моя территория! – Прогремевший на всю ярмарочную площадь голос принадлежал главному палачу города.

Словно пес, защищающий своих щенков от своры дворняг, Боберс с огромным топором наперевес заслонил спиной приговоренных к смертной казни, приготовившись одним махом смести с эшафота непрошеных гостей. Подскочивший к палачу Зе-Риид замахал руками и закричал, призывая всех успокоиться.

– Я требую прекратить беззаконие! – в свою очередь закричал Ватранг Семьдесят четвертый.

И вдруг, словно отчаявшись, пожилой гном принялся сдергивать с себя одежду, бросая ее под ноги палачу. К общему гулу на площади добавились визги женщин.

– Что вы делаете? – опешил Зе-Риид. – Уважаемый господин Ватранг, прошу вас прекратить действия, столь не подобающие солидному гному.

– Что происходит? – наконец обратился к метрдотелю Ули-Клун, перегнувшийся через перила балкона.

– Ваше превосходительство, – воздел руки Ватранг, оставшийся в исподней рубашке, – у меня есть неоспоримые доказательства, что хотя бы один из приговоренных к смерти не виновен!

– Казнь откладывается! – во всеуслышание объявил герптшцог. – А вы, господин Ватранг, поднимитесь, пожалуйста, в башню и предъявите нам свои доказательства.

– Прошу меня извинить за столь дерзкий поступок, ваше превосходительство, – говорил герптшцогу через несколько минут Ватранг Семьдесят четвертый, – но я не мог допустить казни и последующего за ней позора на мою бороду.

Они сидели друг напротив друга за большим столом в комнате второго этажа Башни Возмездия, окна которой закрывали шторы, и освещалась она лишь несколькими свечами. По своему обычаю, герптшцог держал в руке рог, наполненный пенистым пивом, сзади него юлил придворный виночерпий

– Вы, ваш клан и, кажется, все гномы Фалленблека прервали столь важное мероприятие, чтобы освободить декана Кшиштовицкого? Который, кстати, сам признал свою вину…

– Отнюдь, ваше превосходительство! Я встал на защиту профессора Малача. Эльфа, которого обвинили в нападении на меня и нанесении мне жутких ран, от которых я якобы скончался!

– Профессора Малача обвиняют не только в этом. – Ули-Клун пригубил пиво, и гоблин Пшенг тут же дополнил в рог пенящегося напитка из кувшина. – Но причиной ареста послужило именно сообщение о вашей… э-э… о ваших смертельных ранах…

– О каких ранах! – Ватранг вскочил и порывисто расстегнул рубашку. – Где вы видите хоть одну царапину?

– Но о драке с эльфом и об… э-э… ее последствиях нам свидетельствовали в тронном зале два гражданина Фалленблека. Не так ли? – Ули-Клун повернулся к виночерпию.

– Совершенно верно, ваше превосходительство, – склонился тот в поклоне. – Это были господа Дроб, преподаватель факультета, и Сака-Каневск – журналист.

– Так приведите обоих сюда! Немедленно!

– Позвольте сообщить, – зашептал Пшенг, – Сака-Каневск был обнаружен ночной стражей в невменяемом состоянии и доставлен в больницу.

– Что с ним?

– Что-то с головой. Господин Репф назначил его главой Коллегии рыболовных соревнований, своей, так сказать, правой рукой, и несчастный журналист, видимо, не выдержал свалившегося на него счастья и тронулся умом.

– А Дроб?

– На балконе, ваше превосходительство…

– Так быстрее зовите его сюда!

Когда бывший председатель Общества трезвости Фалленблека вошел в комнату, на него было жалко смотреть. По лицу струился пот, взгляд затравленно бегал по сторонам, трясущиеся руки не могли найти себе места на объемистом животе…

– Надеюсь, в отличие от гоблина, вы, господин Дроб, не тронулись умом и не выдумали историю, допустим, про драку? – строго поинтересовался герптшцог.

– Позвольте, ваше превосходительство, я кое-что уточню, – вмешался Ватранг Семьдесят четвертый. – Драка с профессором Малачом действительно была. Но спровоцировали ее мы вот с ним, – гном ткнул пальцем в соплеменника и добавил: – Оба мы были в сильном подпитии и вели себя неподобающе уважаемым гномам. Про зеленована я вообще молчу. А вот про себя готов признать, что нанес эльфу тяжелый удар булавой по голове, после чего сам потерял сознание. И больше ни о каких ранах и увечьях знать ничего не знаю.

– Что же это получается? – Ули-Клун обратил суровый взор на Дроба, дрожащие ноги которого подкосились, и он рухнул на колени.

– Оговорили мы эльфа, ваше превосходительство, – едва не рыдая, признался тот. – Это все гоблин Сака-Каневск, это все он придумал. Я пьяный был, а профессор Малач никого не ранил, только синяк мне поставил. Не виноват он, не надо его казнить!

– И оговорили не где-нибудь, а в моем тронном зале! – заскрипел зубами Ули-Клун. – Чтоб ноги твоей там больше не было! И сейчас – вон с моих глаз!

Передав рог с пивом Пшенгу, герптшцог направился на балкон, поманив за собой Ватранга Семьдесят четвертого. Завидев Ули-Клуна и рядом с ним предводителя клана гномов, ничуть не поредевшая толпа на площади отозвалась волной шума, который герптшцог погасил одним движением руки.

– Граждане Фалленблека, – заговорил он. – Мы все едва не стали свидетелями чудовищной ошибки! Дело в том, что в ходе судебного разбирательства в отношении достопочтенного эльфа профессора Малача были предъявлены лжесвидетельства в том, что он лишил жизни не менее достопочтенного гнома господина Ватранга Семьдесят четвертого. Но, к счастью, как вы все видите, господин Ватранг жив и здоров! А посему объявляю свою волю. Снять с профессора Малача все предъявленные обвинения и немедленно освободить!

Площадь облетел вздох, в котором улавливались смешанные чувства радости от того, что справедливость в кои-то веки восторжествовала, и разочарования из-за отмены ожидаемого зрелища. И все-таки радости слышалось больше. Кто-то крикнул: «Да здравствует наш мудрый герптшцог!» – раздались аплодисменты, и вот уже зарукоплескала вся площадь. Ули-Клун благосклонно кивал с балкона своим гражданам.

Повинуясь приказу, главный палач города снял с рук Малача кандалы и, тронув за плечо, кивнул, предлагая покинуть эшафот. Казалось, Боберс немало обрадован, что хотя бы половину своих обязанностей выполнять ему сегодня не придется. Но сохранивший чувство собственного достоинства эльф не спешил подчиниться палачу. Внимательно посмотрев на остававшегося в кандалах декана, затем, словно лучом света прочесав взглядом всю площадь, он громогласно обратился к стоявшему на балконе Башни Возмездия почивавшему на лаврах славы герптшцогу: