– Эй, гр, Пуслан тут! Где вы?

От того места, где он очнулся, Пуслан пустился в розыски концентрическими кругами, постепенно расширяя поиск. Он брел, выкрикивая имена друзей, призывая откликнуться хоть кого-нибудь. Местность вокруг вселяла неприятные ощущения. Хилые кустики и деревца, то тут, то там торчащие из дурно пахнущей воды, были покрыты бугристой черноватой корой с темно-зеленым мхом, на кривых ветках почти не было листьев. Когда тролль ненароком задевал деревья, с них слетали новые полчища насекомых, и гудение над головой усиливалось.

Пуслан не отчаивался. Он готов был искать до тех пор, пока не найдет друзей либо не свалится от усталости. Силенок у тролля хватало, потеря крови пока не беспокоила, а проголодавшись, он собирался подкрепиться рыбой, которую успел наловить во время соревнований, хранившейся в рыболовном ящике, закинутом за спину…

Сначала в нос ударила резкая, покрывающая все остальные запахи вонища. Затем Пуслан обнаружил ярко-желтое когтистое щупальце, валявшееся в небольшой лужице цвета куриного желтка и издававшее эту самую вонь. И только потом внимание привлек блеск в кустах.

– Гр, вот! – обрадовался Пуслан. – Большая вода меня забери, гр, да это гномий топор!

Подняв любимое оружие гномьего племени, тролль вытер о мох испачканное лезвие и прочитал выгравированную на нем надпись: «Четвеерг 202».

– Гр, молодец Четвеерг! Медузу убил!

Судя по невыносимому запаху и цвету, гном или тот, кто пустил в дело топор, в самом деле отрубил ядовитое щупальце трехлапистой болотной медузе, которая, как известно, обязательно погибает, лишившись одного из трех своих отростков. Но погибает не мгновенно – прежде сделав все возможное, чтобы настигнуть своего убийцу. Внешне действительно схожие с обыкновенными морскими соплеменницами, трехлапистые болотные медузы превышали размером высокую собаку и могли совершать далекие прыжки даже на двух щупальцах, не говоря уже о том, что были способны довольно далеко и прицельно выплевывать парализующий жертву яд.

– Эй, Четвеерг, ты где? – вновь закричал тролль. – Пуслан тут.

Присмотревшись, он заметил на влажном мху примятости, явно оставленные чьими-то ногами, и, заткнув за пояс топор сокурсника, пошел вдоль них, все так же тыкая перед собой кривой березкой.

Нельзя было сказать, что Пуслан очень уж привязался к задаваке Четвеергу Двести второму, пусть даже им вместе достаточно довелось пережить во время противостояния Прорыву. К тому же издревле сложилось, что тролли и гномы не очень между собой ладили. Но не бросать же в болоте товарища, который лишился оружия и подвергается нешуточной опасности!

Не прошел Пуслан шагов двадцати, как на мху, помимо следов ног, появился прерывистый след желтой слизи.

– Гр, гр, – удовлетворенно, но в то же время обеспокоенно выдавил тролль.

Получалось, что направление поиска Четвеерга он выбрал верное, но с другой стороны – раненая медуза, по-видимому, стремилась добраться до гнома с не меньшей прытью. Поэтому, когда впереди на кочке показалось ярко-желтое пятно, Пуслан прибавил ходу и даже отбросил в сторону березку, вместо которой зажал в руке топор.

Однако, чтобы справиться с трехлапистой болотистой медузой, топор уже не понадобился. Вонючая тварь сдохла на кочке, так и не добравшись до гнома.

Или все-таки добравшись?

Пуслан затылком ощутил устремленный на себя взгляд, резко повернулся и увидел росшее неподалеку дерево. Ствол его, не в пример остальным росшим на болоте деревьям, был довольно толстым. Но еще толще была длинная ветка, которая на уровне тролльей головы под прямым углом отходила от ствола и имела посредине странное изогнутое утолщение.

Сразу обо всем догадавшись, Пуслан в несколько прыжков оказался под веткой самого опасного для живых существ дерева со странным названием «вораз». Птицы никогда не вили гнезд на его ветках, белки, другие мелкие животные, и даже муравьи, старательно избегали вораз: ведь стоило кому-то прикоснуться к этому редчайшему дереву, как липкая смола вмиг приклеивалась к жертве, а гибкая кора незамедлительно начинала ее оплетать – до тех пор, пока не образовывался нарост, со временем рассасываемый хищным стволом.

Гном Четвеерг Двести второй избежал щупалец и яда трехлапистой медузы, но угодил в не менее смертельную ловушку, и сейчас, полуобернутый вокруг ветки, почти до носа укутанный корой, имел возможность лишь умоляюще смотреть на тролля. Не теряя драгоценных секунд, Пуслан размахнулся и, вложив в удар всю свою троллью силу, рубанул топором по основанию ветки. Если бы удар оказался чуть-чуть послабей, лезвие топора навсегда бы увязло в смоле вораза, но удар был сильным, и потомственный гномий топор в очередной раз выручил хозяина. Ветка свалилась на мох, едва не придавив срубившего ее тролля. Пуслан успел отскочить, но, увидев, что язык коры, продолжая расти, вот-вот наедет Четвеергу на нос, примерился, аккуратно стукнул и мгновенно выдернул не успевший увязнуть в смоле топор, отрубив вместе с хищным отростком значительный кусок гномьей бороды.

– Мм… с-спасибо, громила, – только и смог сказать Четвеерг, челюсти которого едва двигались.

– Гр, гр, Пуслан тут. – Тролль, забывший о раненой левой руке, вытер пот, выступивший на лбу. – Спасибо – рано! Смола сейчас разъедать тебя начнет, гр! И гном, разрушающий скалы, падет жертвой дерева. Вот будет смешно, гр, гр…

– Не-э-э-эт! – уже во весь голос взмолился Четвеерг. – Сделай что-нибудь, громила, сделай, Пусла-анчик…

– Гр, так кто я? Громила или Пусланчик? – спросил тот, строго глядя на гнома, буквально обернутого вокруг ветки, кора которой, образовывая все новые и новые языки, продолжала плотоядно удлиняться. – Какой же я громила?! Я, гр, очень добрый тролль!!!

– Да, да! – закричал Четвеерг, которого все больше начинало закручивать вокруг ветки в спираль. – Ты – добрый. Я никогда больше не буду называть тебя громилой, только освободи меня!

– Гр, тогда приготовься немного потерпеть, храбрый гном, – сказал Пуслан.

Последующие его действия стали очень быстрыми – так владелец трактира «Две веселые русалки» гном Mora-Йога сноровисто смешивает коктейли для кредитоспособных клиентов. Теперь уже совершенно забыв о раненой руке, Пуслан скинул с плеч рыболовный ящик, открыл крышку специального отсека, достал из него каменную чашку и каменную же бутылочку, откупорил притертую крышку и капнул несколько капель темно-синей жидкости в чашку, после чего зачем-то смачно плюнул в нее два раза. Осмотревшись, вырвал поблизости из-под ног кусочек мокрого мха, понюхал его, выбросил, вырвал еще один кусочек, вновь понюхал и, видимо, удовлетворившись запахом, сжал его в огромной лапище, выдавив тонкий ручеек влаги, пролившейся в чашку. Поболтав в ней пальцем, тролль добился однородной массы и, не мешкая, принялся поливать кору, спеленавшую Четвеерга.

– Ты только терпеть, – приговаривал Пуслан, – запах-то у зелья, гр, несносный, зато, гр, смолу и клей разный хорошо растворять. Ну повоняешь недельку, гр, повоняешь две недельки, а через три недельки совсем вонять перестанешь…

Вскоре у гнома появилась возможность шевелиться. Постепенно от смолистой ветки отлепились руки, ноги, и наконец Четвеерг оказался полностью свободен. И первым делом он схватился за оставшуюся бороду, которая была отрублена не ровно, а наискосок.

– Борода! Моя борода!! – завопил Четвеерг. – Громи… то есть Пусланчик, зачем ты лишил меня бороды? Ты же знаешь, что для нормального гнома борода – это гордость…

– Борода – гордость для живого гнома, – справедливо возразил Пуслан. – Еще бы чуть-чуть, и ты бы перестал быть живым.

– А все оно! Оно! – вновь завопил Четвеерг и, схватив топор, ринулся было к дереву, но Пуслан перехватил его за топорище.

– Постой, гномище, не горячись…

– Да я это дерево в щепки! В муку, в… – И гном, и тролль, оба не обделенные силушкой, некоторое время на равных сражались за обладание топором, пока Четвеерг, более утомленный приключениями, выпавшими на его долю, не начал сдаваться.