Видит Бог или Боги, но Тимур (сейчас, наверное, больше говорила его человеческая часть), совершенно ясно и четко представлял себе все эти картины. Рассказывая о боге Гронте, он ясно представлял себе эдакого бородатого великана с могучим торсом, удивительно напоминающим американского актера Джеральда Батлера. Казалось, Тимур даже чувствовал легкий запах угольной пыли и плавленного металла.

— Третий его вопрос будет тоже прост. «В чем ты искусен?» И лишь тогда, когда ему придутся по нраву все твои ответу, ты мастер Гримор займешь свое по праву месту за Великим пиршественным столом Подгорных богов.

Колин говорил — говорил и не замечал, что вокруг него уже давно стояла дикая тишина, казавшаяся безжизненной, мертвой, словно рядом не было ни единой души. Но в нескольких шагах от него стояли десятки людей и гномов, с жадными глазами ловившими каждое его слово. Обернись прямо в этот момент, Тимур бы обомлел от увиденного — от этой безумной надежды в глазах оставшихся в живых топоров, от этого широко разлитого удивления.

Сейчас, он для этой жалкой кучки живых существ, потерявшихся своих близких, почти лишившихся дома и защиты, был даже не вождем топоров, не владыкой, не легендарным и ужасным Ледяным Владыкой! Он был настоящим Мессией, который знал о то, что будет с каждым из них за смертной гранью!

Ведь что они, обычные гномы и люди знали о том мире? О том, что там есть на самом деле? По-хорошему, обрывки, самые настоящие обрывки из легенд, сказаний, да наставлений хранителей! Перед их глазами не было той связной, единой и, главное яркой, картины загробного мира, которая будет понятна даже самому последнему водоносу из человеческого баронства или полуслепому копателю тоннелей у гномов… Они знали лишь крупицы, что им дозволяли знать.

— Твое место будет одним из самых почетных, ведь кузнечное искусство мастера Гримора прекрасно известно всем! Кто, как не ты, может сковать самое крепкое оружие или доспехи, что не зазорно примерить и самим богам? — тяжело дышавший Гримор, продолжал улыбаться. — Кто, как не ты, достоит этого места больше других?! Рядом с тобой буду восседать и твой отец, и его отец, и его отец, все достойные мастера и воители.

Уцелевший в недавней мясорубке Кром, с видимым страхом поглядывавший на Колина, все же осмелел и подошел почти вплотную к нему. Глядя на него и остальные подтягивались все ближе и ближе. Каждому из них до ужаса хотелось слышать все, что говорил их Владыка.

— А мой… Владыка…, — Тимур автоматически отметил это «владыка», так как до этого мига Кром всегда называл его, по-старинке, «мастер». — Мой батька там будет? — и во взгляде этого здоровяка было что-то такое жалостливое и просящее, что ответ мог быть только один. — …

Колин поднял голову, и непонимание посмотрел на него, потом с удивление перевел взгляд и на подобравшихся ближе, остальных. Его взгляд остановился на заплаканной печальной мордашке Амины, с дикой надеждой смотревшей на него, и на ее отце, с лица которого, кажется впервые за эти месяцы исчезло угрюмое, непроницаемое выражение.

Тимур смотрел на них и понимал, что они все спрашивали об одном и том же — что там их ждет? Он молчал, продолжая смотреть то на них, то лежавшего в снегу гнома. Что он должен был им рассказать? ЧТО? И в это мгновение в его голове словно щелкнул невидимый тумблер и… ПРИШЛА ИДЕЯ! «Как же я мог забыть?! Я же Ледяной Владыка, древний ужас, пришедший из снежных глубин! Я же тот, что трясет скалы и кому подчиняется огненный змей! А значит, я просто обязан все знать о загробном мире!».

Конечно, сейчас его беспокоили, в первую очередь, не морально-этическая сторона его обмана, а выживание и его самого и его близких. Да, если честно, Тимуру мысль о том, что рассказывая гномам басни о загробном мире, он совершает что-то плохое, и в голову не приходила. Да, это было цинично! Да, это был обман! Но в данный момент это был очень сильный ход, который не только существенно усиливал его позиции в клане, но и был потенциальной заявкой на нечто большее… Ибо весть о том, что Владыка топоров видел и знает мир Подгорных богов, в скором времени должна облететь ближайшие земли!

— … Да, брат, — с уверенностью начал Колин, крепко схватив Крома за руку. — Твой отец там, в дружине Подгорных богов… И твой, и твой, — взгляд его медленно прошелся по сидевшим прямо на снегу фигурам. — И мужья и сыновья ваши все там! И любой, — его голос становился все сильнее. — Из топоров, кто погибнет за клан, будет великим почетом встречен братьями Подгорными богами. Он будет вечно сидеть за пиршественным столом вместе со всеми своими предками, славя славные деяния своего клана!

В глазах, смотревших на него гномов и людей, его речи уже не были обычными словами. Они обретали силу и мощь священного откровения, которое давало им всем новые скрепы, новые ориентиры. И все это мистически естественно накладывалось на их мысли и ожидания, выталкивая из их голов отчаяние и страх. Они хотели в это верить и верили…

Сам же глава клана, когда его своеобразная проповедь закончилась, чувствовал себя опустошенным. Эта ложь, которой он еще недавно с таким чувством делился со своими соклановцами, сильно подтачивала его уверенность в себе и своих силах.

Однако, чуть позже случилось и нечто, что окончательно укрепило Колина в решимости не опускать руки и идти до конца. Так получилось, что идя по пути к своей кладовой и, по совместительству, мастерской, он невольно подслушал один разговор… Это было возле поворота на один из больших залов подземного города, что многие в клане использовали для совместных трапез. Здесь акустика древних тоннелей преподнесла необычный сюрприз, донося из зала до коридора все без исключения звуки.

— … У нас больше нет стены и город стал как раньше, беззащитен, — голос говорившего Колину был не знаком; возможно, это был один из новеньких, что время от времени появлялись в городе и просили убежища. — Надо уходить в горы и молить Подгорных богов, чтобы они позволили нам перейти через перевалы.

— Какие горы? У нас много детей, есть раненные, — тут же вступился кто-то из женщин, явно негодующим голосом. — Их что, бросить? Жирный боров, задницу здесь отъел! А где ты был, когда наши мужья и дети сражались на стене!? Где?

В ответ раздалось какое-то то ли бормотание, то ли бурчание. Чувствовалось, первый говоривший предпочел от греха подальше замолчать и не связываться с разъяренной гномой.

— Куда мы пойдем? Нас что кто-то ждет? — вступил в разговор кто-то третий. — А хранители… Или вы уже забыли судьбу Дарина Старого и его клана? Помните, что случилось с теми, кто ушел с ним обратно? Нет?! Так, я напомню! Самого старейшину Дарина сожгли, а остатки клана, детей, женщин, стариков, хранители раскидали по другим кланам с наказом давать самую тяжелую работу и держать только на воде и грибах… Хотите как они?!

В этот момент, когда слушавший Колин все сильнее и сильнее горбился под тяжестью этих слов, раздался еще один голос.

— Замолчите, замолчите! — сильно, громко зазвучал полный негодования голос Торгрима, бывшего изгоя и одного из ближайших помощников Колина. — Что вы такое говорите? Какое уходить? Какие, к чертям, горы? Вы что малые неразумные дети? Вам отстегали задницы сыромятным ремнем и вы уже готовы сложить лапки. Так, да? В метель, в мороз, побежите прятаться. Да? Решили отречься от своего дома и от всего клана? Так? А вы все, вообще знаете, что это такое скитаться одному и быть всеми презираемым изгоем? Пробовали спать в соломе на снегу и грызть кровоточащим зубами уже кем то обрызганную крысу? Или может вы отбивали от стаи бродячих своего сына, который ослаб от голода и холода? Что замолчали?

Гном с яростью чеканил каждое свое слово, словно боялся, что его не поймут.

— Я все это прекрасно помню! Каждую минуту, каждый день забыть не могу. А просыпаясь ночью в поту, боюсь снова оказаться на улице и неспособным защитить своего сына, — чувствовалось, что рассказывал он о том, что всегда прятал от других. — А вы все, смотрю забыли. Забыли, каким стал клан, какими стали вы все.