— Черт, черт, черт! — бесился он от того, что с каждой его новой заминкой времени остается все меньше и меньше. — Да, держись ты! — наконец, ему все же удалось пристроить за спиной оба мешка так, что их не кидало из стороны в сторону при беге. — … Теперь лишь бы успеть, лишь бы успеть…

Дальше лишь прямой тоннель. Из-за тяжелого груза за спиной глаз а уткнулись в пол, отполированные за десятки веков сотнями и сотнями гномьих торбазов и просто босыми ногами. Кровь с силой била по его вискам, словно часы, отсчитывающие оставшиеся в жизни секунды.

— А-а! — вот он с ревом долбит сапогом по одной из створок входных ворот в город и вырывается наружу, где тут же погружается в самый настоящий Ад! -…

Впереди что-то горело. Сильное пламя с треском пожирало дерево, выкидывая в морозное небо клубы дыма и наполняя воздух горечью. Отовсюду раздавались громкие крики — и яростные, и подбадривающие, и стонущие, умирающие…

Почти все пространство до сторожевой стены с башнями было черным от сажи. То там то здесь прямо на грязном снегу лежали стонущие гномы и люди. Кровь тех, кого еще не успели перевязать, багровыми каплями стекала вниз.

— Ой! Что это? — не обращая никакого внимания на испуганный вскрик столкнувшейся с ним гномы, Колин рванул в сторону башен. — А-а-а! — следом из ворот вылетел и Кром, с точно такими же мешками и точно таким же бешеным лицом. — А-а-а!

Творившееся вокруг орущие, скрипевшее, стонущее, плюющееся огнем, пыхающееся дымом месиво казалось хаотичным, бредовым и сюрреалистичным… Хотя, нет! Тысячу раз нет! Хаос ему лишь привиделся! За горящими у ворот постройками, свороченными валунами и валявшимися телами он не сразу разобрал главное — железную волю крепкого полного ярости гнома, на которой держалось все вокруг… Тимбол, отец Амины, черный от коптящего дыма, возвышался над всем этим, как бог войны! Крепкий, с широченным разворотом плеч, казавшимися еще более здоровыми из-за наплечников на доспехах, он что-то орал, тыча в стороны ворот своим излюбленным топором. А сразу же за его спиной, словно его свита, из огня и дыма пылающих бревен выступала плотная коробка гномов, закованных головы до пят в сплошные латы. Далеко впереди них выступали острые полуметровые наконечники копий, торчавшие из-за прямоугольных ростовых щитов.

— Ба, мои гоплиты! Откормили же их…, — только сейчас, на расстоянии в несколько десятков метров, до Колина дошло, что эти здоровые фигуры в плотной фаланге, от топота которых тряслась земля, были никем иным, как его тяжеловооруженной пехотой. — Лоси, мать их, как есть лоси!

Те тоже, вслед за Тимболом, орали что-то неразборчивые и, судя по их остекленевшим от ярости глазам, чрезвычайно обидное для долбивших в ворота противников.

Баах! Баах! С периодичностью метронома что-то долбило по воротам их сторожевой стены. Баах! Баах! Толстенные доски, окованные черным железом, с трудом держали сильные удары. Баах! Баах! Массивные петли со скрежетом скребли по каменной кладке. Баах! Баах! Краах! С треском разлетелась одна из досок, превращаясь в деревянные лохмотья! На какое-то мгновение в проломе в воротах мелькнул крупный бронзовый набалдашник в виде головы дикого вепря с круто закрученными клыками. Баах! Краах! Краах! Под новыми ударами треснула еще одна доска и вновь в ярких сполохах огня мелькнула блестящая рожа вепря… И Колину на какое-то мгновение показалось, что она улыбается.

— Черт! Мерещится уже, — он мотнул головой и ринулся к лестнице на одну из башен, крепко поддерживая сползающие мешки. — Кром, ворота, вот-вот рухнут. Готовь гранаты! Точняк, они все внизу! — заорал он, обернувшись к Крому. — Пусти им немного крови, а я сверху добавлю. Добросишь? — однако, взглянув на согнутый внушительный бицепс гнома, деловито тащившего из своего мешка очередную металлическую болвашку, он примолк. — …

Первые несколько гранат отправились в полет, едва Колин наступил на первую ступеньку каменной лестницы, ведущей на стену. Где-то на середине, начали раздаваться и сами взрывы, несколько приглушенные расстоянием.

И уже на стене, разогнавшись, Колин буквально пушечным ядром влетел в гущу защитников, которые почему-то тут же шарахнулись от него, как от прокаженного. Не обращая на них ни какого внимания, он ринулся в башню, возле которой торчали верхушки лестниц атакующих и, словно тараканы, лезли они сами.

— Я, вам… А-а-а…, — пытался было заорать он, но вместо этого из его пересохшего горла, и так ослабленного болезнью, раздался лишь хрип. — Осип… А-а-а…, — мерзкий, горький дым словно специально лез в рот и нос, лишь усиливая кашель. — Кхе, кхе.

И вот именно таким — с неестественно бледным, почти серым лицом; с красными от лопнувших из-за лихорадки сосудов глазами; изрыгающим что-то невнятное, хриплое — его увидели сражающиеся у первой башни… Они увидели и вздрогнули! Ведь прямо перед ними был тот, кем матери пугали своих расшалившихся детей, о ком старики со страхом рассказывали долгими зимними вечерами. Это был Ледяной Владыка, один из древних Властителей гномов, один из первых Владык Подгорного трона! И сейчас он был именно таким, каким его и описывали — выпученные от бешенства, кроваво-красные глаза; страшные мертвенный серый цвет всего тела (от той лечебной мази, что во время болезни его натерла Амина); хриплый голос и, конечно, знаменитый мешок за спиной, куда он складывал головы поверженных королей и владетелей чуждых земель.

— Ледяной… Владыка, Мертвитель…, — это был нарастающий подобно прибою шепот. — Колосажатель… Владыка боли и ужаса…

Сейчас уже никто не вспомнит, кто первым прошептал или выкрикнул первым его древнее имя. Но этого оказалось достаточно, чтобы возле башни, пусть и на время, все затихло. Гномы разных кланов, в сущности с малых лет слушавших одни и те же сказки и легенды, поклонявшихся одним и тем же богам и проклинавших одних и тех же демоном, с полуоткрытыми ртами, шепча охранительные молитвы, опускали оружие и прижимались к каменным выступам.

— Кхе, кхе… Черт, воды, — кашель вдруг скрутил его жесткой удавкой, не давай ни вздохнуть, ни выдохнуть. — Кхе…, кхе…, — ставший неподъемным мешок сам собой вырвался из его рук, валясь на камни рассыпающимися железными шарами; другой мешок, где были глиняные сосуды с отравой, ему все же каким-то чудом удалось удержать. — Кхе… Кхе…

В сущности, случившегося дальше, Колин и сам не ожидал… Его корежило от раздирающего горло кашля. Железные шары, с торчавшими из них зажигательными шнурами-хвостиками, с грохотом сыпались из мешка и, высекая снопы искр, катились в разные стороны от гнома. И тут с резким шипением и серным запахом вдруг вспыхнул один из этих толстых «свиных» хвостиков от катящегося шара…

— Кхе, кхе…, — пытавшийся развернуться Колин, резко взмахивает руками и, поскальзываясь, падает прямо на задницу. — Кхе… О, черт! — руки он вскидывает от себя, словно они могли защитить его от того, что было внутри этого тяжелого шарика. — …

К счастью, это не была его самопальная граната, начиненная порохом и железными опилками! И не сосуд с известью, шипящие химией капли которой превратили бы все окружающее в стонущую кучу мяса! И не кувшины с серой и перцем, который бы заставили выплевывать свои легкие с кровью! Это была «всего лишь» граната с магнием, один из его последних экспериментов…

Бааааах! Оглушающий звук ударил по ушам, заставляя валиться с ног! Воздушная волна бросила стонущие тела в стены! Страшный же яркий свет довершил начатое.

… Оглушенного Колина отбросило к каменным бойницам стены. Он шарил руками вокруг себя, пытаясь встать. Однако всякий раз руки его скользили по камню дальше. Ползающий, дрыгающий руками и ногами, гном напоминал грузную неуклюжую каракатицу… В какой-то момент ему стало казаться, что камень под ним начал качаться и пальцы его стали проваливаться куда-то внутрь. Ослепленный Колин, потеряв устойчивость, начал катиться… «Что? Как? — ничего не понимающего гнома, швыряло о каменные блоки, которые по какой-то причине потеряли свою былую устойчивость. — Что со мной?».