О богатство и великолепии Альканзора за его стенами слагали самые настоящие легенды, в которых, как это ни странно, истины было гораздо больше чем вымысла. Побывавшие здесь хотя бы один раз до конца своих дней с восхищением рассказывали об увиденном… Водители торговых караванов хвалили огромные дорожные чайханы, построенные специально для гостей столица Шамора и с удобством и легкостью вмещавших сотни и сотни торговых гостей со всех концом Тории. Дубленные морскими ветрами капитаны пузатых карак, что регулярно привозили в Альканзор тысячи пудов отборного зерна, восхищались гигантским портом, в котором легко умещались и мелкие флюги, и остроносые каравелы, и неповоротливые баржи. Послы соседних государств, посещавших Шамор в редкие годы мира, с нескрываемой завистью, рассказывали о роскошном убранстве султанского дворца, вил его приближенных, о чистоте городских улиц.

Не рассказывали все эти люди лишь о том, что скрывалось за изнанкой всего этого показного, бросающегося в глаза, великолепия. Ни слова, ни полслова не говорилось о том, что творилось внутри Золотого города, в его сердцевине, гниль которой лишь начинала разъедать этот роскошный плод. Редко кто из них слышал и тем более передавал другому щемящие другу истории о запутанных подземных ходах, которые опутывали Альканзор словно липкой паучьей сетью. Здесь ютились, годами не выходя на дневной свет, тысячи и тысячи рабов и пленников, на костях которых и держалось все это чудо света. Едва заходило солнце, из многочисленных нор и ходов на улицы города выходили и выползали все эти несчастные, принимавшиеся тут же чистить канализационные ямы, выскребать грязь и мусор с каменных плит огромных площадей и амфитеатров, заделывать трещины в стенах. И так происходило каждую ночь, во время которой снова и снова, как и последние два века, широкие улицы Альканзора словно змеи скидывали свою старую грязную шкуру и к утру снова представали во всей своей красе.

И утро нового дня не стало исключением для Золотого города, встретившего своих первых жителей блестевшими каменными мостовыми, натертыми до нестерпимого блеска золотистыми узорами железных ворот, перил, многочисленных ажурных мостиков…

— Что еще там? — с легким недовольством Махмур Великий, султан Шаморской империи, высокий еще нестарый мужчина, но уже обрюзгший и с оплывшей от излишеств фигурой. — Кто там еще шепчется? — его пухлая ручка, унизанная крупными перстнями, лениво отогнуло полупрозрачную штору над своей кроватью. — …

Невнятное шебуршение, что еще мгновение назад раздавалось со стороны выхода из опочивальни султана, моментально прекратилось. Двое же придворных, что и являлись источником этого шума, тут же склонились в низком поклоне и начали мелкими шажками подбираться к огромной, монстрообразной кровати.

— Великий, Наше солнце и луна, что своим светом освещают нам…, — тонким голоском заголосил один из них — плотный лысый мужчина с мясистым красным лицом. — …

— Хватит, — уже проснувшийся султан поморщился от этого голоса. — Кто там с тобой, Барух?

Барух, слуга, единственный кому было доверено входить в опочивальню султана, сразу же прервал свое славословие и тут же начал говорить обычным голосом:

— Ваша мудрость, со мной его светлость Талак аль Захари, великий визирь вашего великолепия, — слуга чуть подвинулся, подпуская к кровати высокого, сухопарого мужчину с крючковатым носом. — У него важные новости.

Судя по дергавшейся словно схваченной судорогой щеке, новости у великого визиря были не только важные, но и в добавок неприятные.

— Великий султан, затмевающий…, — пухлая ручка с роскошными перстнями негодующей хлопнула по атласной простыне, заставляя визиря прерваться. — У меня плохие новости, — спадающая до самого пола штора из альтерианского воздушного шелка резко дернулась и перед визирем показалось опухшее, с темными кругами под глазами, лицо Махмура, который явно гневался. — Простите меня Ваше Великолепие, но ваш Золотой караван не пришел в порт.

В опочивальне на несколько минут повисла тишина, которая отчетливо напоминала предгрозовое затишье. Это ощущение было настолько явственным, что Барух, которого мгновенно с головы до ног пробил противный холодящий пот, крошечными шажками начал пятиться назад, к стене. Его же примеру с радостью последовал бы и визирь, но это было бы слишком заметно.

Султан же спросонья соображал не столь быстро. Он наморщил лоб, отчего над бровями образовалось несколько глубоких морщин. Зашевелил губами. Казалось, можно было услышать как в его голове что-то со скрипом поворачивается и вращается.

— На нем было золото? — наконец, Махмур вычленил главное. — Караван покинул прииски с грузом?

На этот раз Золотой караван должен был вывезти накопившийся груз не за три месяца, как обычно, а за полгода. Поэтому плохо скрываемое раздражение, а может и злость, в голосе Махмура были более чем понятны.

— Еще неделю назад от капитана каравана мы получили послание с голубем. Он пишет, что груз находится на борту и он готовиться отплывать, — откашлявшись от внезапно пересохшего горла, ответил бледнеющий визирь. — Когда же все сроки вышли, то я и бей порта вывели на поиски весь речной и морской флот. Вся морская стража, тысячи рыбаков по всему побережью получили приказ следить за любыми незнакомыми кораблями в наших водах. Великий, мы сделали все, что…

Шторы вдруг с треском оборвалась и ее лохмотья упали на кровать.

— Вы сделали…, — с перины выползал шипящий от ярости султан. — …, — с красным перекошенным лицом он чуть не свалился с кровати, запутавшись в длинной ночной рубахе. — Ты, помесь осла и…

Барух своим отнюдь немаленьким телом уже сумел так вжаться в угол опочивальни, что его почти не было видно за огромным пухлым креслом. Визирь начал медленно отступать перед разъяренным Махмуром.

По натоптанной тропинке, окруженной со всех сторон лесными стражами — покрытыми ледяными доспехами дубами, пробирался небольшой отряд — около двух десятков людей и гномов в сопровождении неказистой повозки.

Судя по веселому и довольному гомону, который они издавали, опасаться им было нечего и некого.

— … Я его раз! Вот этим кулачищем! А он и слег сразу, — судя по кислому выражению лица закутанного в мешковатый ватник человека, эту историю он слышал уже раз десть, если не больше. — А я ведь сразу приметил, что этот оборванец горелый не прост, — Кром горделиво приосанился; мол вот он какой. — Кто бы другой вон бродягу какого притащил, а я же целого комтура.

Тут шедший за ним гном с роскошной окладистой бородой, прикрывавшей его грудь словно еще один панцирь, громко высморкался и прозвучало это как-то вызывающе. Кром сразу же развернулся к нему; его дико бесило то, что кто-то посмел не поверить ему.

— Сколь нам еще слушать твою болтовню? — однако наткнувшись на строгий взгляд своего дяди, он сразу же присмирел. У меня уже изжога от нее… Ты лучше бы узнал, почему владыка не дал нам испробовать на врагах эти чудные штуки, — головой гном кивнул на притороченный к своей спине огромный мешок с разобранным арбалетом. — Я же видел как они бьют. Со ста шагов бревно в обхвате насквозь прошибает. Да мы бы этих людишек…, — тут его взгляд упирается в съёжившегося возницу, которому явно не понравились эти слова. — Шаморцев бы пощипали, — медленно, словно нехотя, поправился он. — …

К разговору присоединились еще несколько гномов, обрадованные возможностью потрепать языком. Монотонная ходьба уже им надоела.

— И не говори, брат Горди, — с сожалением в голосе поддержал его гном с точно таким же мешком за плечами. — Мы бы им так дали, что у них только бы пятки сверкали, — его борода при этом воинственно загнулась вперед. — Куда им супротив нас! Вона от слабенького огонька, как тараканы забегали. А уж если бы мы наддали немного, то вообще… Слабаки, одно слово!