Пересказ подполковником Дуббельтом (коего вместе с Крамаренко и послали бодаться с «богатырями» от артиллерии) этого разговора чуть нас не угробил. Ибо вульгарно ржали все, поскольку описание выражения лиц в твёрдокаменной решимости наших генералов нагадить нам перевесило их обычное преклонение перед Бель Франс. Посол явно ошизел от такого выверта сознания, но один полковник неправильно истолковал эмоции француза и поспешил заверить, что «хрен они получат, а не новейшие орудия союзников». Услышав это, народ слёг. Минут через пять, проржавшись и вытирая слёзы, кое-как успокоились, и совещание вошло в нормальное русло.

Кац, получивший от неустановленных личностей в рыло, провалялся дома в течение трёх дней, которых мне хватило, чтобы найти парочку нарушений и отстранить его на «период разбирательства». Как результат, он не смог войти в число лиц, допущенных до изготовления орудий. У русской армии появилась вполне современная 120-мм гаубица. Правда, до начала войны изготовили их не более шести десятков, причём на Дальний Восток попало восемь штук. Четыре в Артур и четыре в корпус Штакельберга, вынеся на себе самые первые месяцы…

Наступившая зима порадовала жителей столицы лёгким морозцем и снегом, изредка выпадавшим на улицы. Оставшаяся до Рождества неделя заставляла всех бегать в поисках подарков: кого по модным магазинам, кого по скромным лавкам. Ресторации и трактиры также начали пользоваться повышенным вниманием публики, ну как не выпить горячего чаю с выпечкой или не хлопнуть чего и покрепче под заедки?

Кабинет (вернее, отгороженный от общей залы портьерами угол) в ресторане средней руки, что держал остзейский немец Рихтер, был выдержан в строгом немецком стиле согласно вкусам владельца. Тот считал, что всякие гуляки (пусть даже и миллионщики) только портят репутацию заведения, и оттого весьма решительно с ними боролся, прибегая к любым, даже не всегда корректным способам. Поскольку упрямства и истинно немецкого упорства ему было не занимать, вскоре «золотая молодёжь» из первой сотни уже не рисковала устраивать в помещении дебоши. Этому способствовали как крепкие кулаки официантов (да, никаких половых!) и работников кухни, так и весьма тёплые отношения с местным полицейским руководством. Да и сами почтенные отцы непутёвых отпрысков, если честно, смотрели сквозь пальцы на лёгкую взбучку своих чад. Герр Рихтер это прекрасно понимал и не раз отправлял слегка помятых «добрых молодцев» домой под присмотром пары городовых. Завсегдатаи, ценившие порядок и спокойствие, горячо его в этом поддерживали. Потому среди купцов и чиновников средней руки это заведение считалось одним из наилучших мест для серьёзных бесед.

Сидевшие двое молодых людей немного выделялись на фоне остальных посетителей, их добротная одежда и весьма солидные портфели, из которых извлечённые бумаги с какими-то чертежами заняли ровно треть стола, даже сбили с толку официанта. Тот, переложив решение на плечи вышестоящего лица, шепнул об этом мэтру.

– Владимир, вы уверены?

– Разумеется…

– Хм, господа…

На «хранителя» уставились две пары глаз. Если обладатель одной, что был старше, смотрел с неким недоумением, мол, милейший, что вам, собственно, нужно, то второй, помоложе… Нехороший, очень нехороший взгляд. «Явно ты, Отто, влез, куда не надо», – мелькнула тревожная мысль.

– Вы знакомы с нашими правилами?

– Естественно. – Молодой мягко улыбнулся (метрдотель ощутил, как холодок пробежался по спине) и, слегка выделяя голосом слова, произнёс: – Мы отлично знаем ваше заведение и порядки.

– Вы у нас впервые, и потому я взял на себя смелость переговорить с вами…

– Поверьте, мы ценим вашу заботу и надеемся ещё не раз побывать здесь. – Дождавшись, пока мэтр удалится, Владимир продолжил прерванный разговор: – Так на чём мы остановились?

– На оборудовании. – Заканчивающий последний курс Петербургского политехнического университета (переведясь сюда из Харькова) Алексей Племянников достал нужный лист.

– Хм, германские? – Владимир посмотрел на своего визави.

– Зато дешевле и лучше, чем английские, и уж тем более французские, – парировал будущий инженер.

– Принимается. Тогда здесь через неделю. Вас это устроит?

– Вполне.

Когда оба посетителя, отобедав, покинули заведение, мэтр попытался вспомнить нюансы поведения молодых людей. Весь его огромный опыт подсказывал, что эти двое не те, за кого себя выдают… Но подлетевший официант отвлёк его, и спустя пару минут Отто было уже не до того.

Владимир был доволен собой, что так удачно выбрал место, а мэтр… Вероятнее всего, злую шутку с ними сыграл возраст, что ж, будем приучать немца к тому, что люди мы серьёзные и малое количество лет нам отнюдь не помеха. Кстати, «Фернандо» отлично держался, не нервничал, когда этот хрен сунул свой нос к нам. Честно сказать, ему повезло, что именно ему отец передал контакт столь ценного сотрудника. То, что парень был инициативником и сам пошёл на контакт с «лазоревыми господами», вернее, с господами, носящими на фуражке «адамову голову», говорит о многом. Его весьма скрупулёзно проверяли и, как водится, повязали кровью, да, именно так: по его сигналу парочка студентов-химиков переселилась в мир иной. Что поделать, нитроглицерин – штука коварная, и только у господина Жюля Верна герои им постоянно пользуются, не боясь взлететь на воздух. В реальности эта весьма коварная смесь нередко детонирует с тяжелыми последствиями для ее изготовителей. Узнав о смерти товарищей, Алексей лишь пожал плечами: «Знали, на что шли…»

Вообще-то он выбивался из рядов революционеров: учась на инженера-технолога и проходя практику на заводах, весьма негативно стал относиться к администрации, что и привело его в кружок, возглавляемый покойным Ульяновым. Но по прошествии некоторого времени ему надоела пустопорожняя болтовня и радикальные взгляды отдельных товарищей, призывавших к террору. Пару раз он попробовал предложить свои идеи, но господа гуманитарии от него отмахнулись. Поняв, что с ними ему не по пути (высказывания восторженных идиотов и идиоток его откровенно пугали), а выйти из «союза борьбы» невозможно – за измену (тут это понятие трактовалось очень широко) полагалась смерть, он решился на радикальный шаг. Как ему в голову пришло податься в батальон осназа, никто до сих пор не понимал, хотя сам Алексей считал, что ему помогло Провидение.

Информация попала к нему случайно: господа адвокаты и юристы ни черта не смыслят в технике и потому обратились к нему. А грамотный инженер запросто сложит два и два, получив правильный ответ…

Расшифровав донесение, Дроздов-младший тихо вздохнул. Некоего иностранца из Швеции интересовал способ хранения снарядов морских пушек.

– Ну, господа, что скажете? – Собрал я, естественно, только своих из батальона. Залегендировал совещание под рутинную проверку, что никого не удивило, ведь ещё в этом году я был комбатом.

Курт, чуть помедлив, кивнул нашему сапёру.

– Диверсия. – Получивший подполковника Извольский был категоричен. – Как я понял, сего господина интересуют именно фабричные методы?

– Совершенно верно.

– Учитывая, что начинкой являются порох и пироксилин…

– Позвольте, Артемий Сергеевич, – вмешался я. – А мелинит? Франки довольно резво проводят с ним весьма обширную программу испытаний.

– Вот именно, Сергей Петрович, и очень недовольны его некоторыми отвратительными свойствами, – парировал сапёр. – Да, бризантность его выше, чем у пироксилина, но сами пикраты крайне нестойки, что приводит к самодетонации снарядов.

– А японцы? – Отлично помня японскую шимозу, я хотел, чтобы и у нас была подобная взрывчатка. Пусть не главного калибра, но хотя бы 75-мм Канэ вполне могли бы ею стрелять.

– Да, – согласился он. – Но тут разный менталитет. И боюсь, они примут её на вооружение, а там… – Он замолк, показывая, что предсказать, как поведёт себя мелинит, он не в силах.