– Признаться, да. – Покачав головой, он как-то устало усмехнулся. – Но ничего, переживу. Итак, вы обезопасили наш тыл, я вас правильно понял? И дорога из Владивостока до Харбина под нашим контролем?
– Совершенно верно. Кроме этого, нам передают две роты стрелков в двести человек.
На лице милейшего Александра Алексеевича появилось неподдельное изумление. Понять его мог тот, кто пожил здесь. Личные части китайских вельмож были довольно неплохо вооружены и обучены. А положа руку на сердце, эти элитные роты стрелков были по своим боевым возможностям ничуть не хуже своих европейских собратьев. И отправка их в моё распоряжение была знаком доверия.
– Извините, но я их всех забираю с собой. – И, решив подсластить пилюлю, произнёс: – У вас же остаётся конная сотня губернатора.
– Что же, в таком случае это уже не выглядит авантюрой. Там некий полковник воду мутит, вам, к несчастью, не удалось от него избавиться.
На лёгкий упрёк в свой адрес я пожал плечами, мол, ну не смог.
– Господин полковник. – Вошедший поручик Потапов был взволнован. – Пришла срочная телеграмма, «боксёры» 28 мая сожгли станцию Фэнтай. А на следующий день учинили беспорядки в Пекине, где сожгли трамваи и убили кондукторов и вожатых. И, самое главное, императрица Цыси издала указ, в котором призвала уничтожать иностранцев.
У Гернгросса зашевелились губы, вне всякого сомнения, он крыл наместника таким отборным матом, что произнесённые вслух идиомы вполне тянули на дуэль.
– Доигрались… – Мне самому хотелось изрыгнуть самую площадную брань, но, увы, приходилось сдерживать себя. – Батальон в ружьё! Сообщить о начале войны. Исполнять! – Я спешно приводил себя в порядок.
Все планы летели к чёрту. Сейчас важен темп. Если замешкаемся, эти голодранцы просто сломают рельсы, и всё наше преимущество в манёвренности улетучится.
Спустя пару часов «бронепоезда» (на самом деле платформы, обложенные мешками с песком, и вагоны, до половины обшитые котловым железом) ушли в ночь. Головным я назначил поручика Сергеева, и тот попёр, словно легендарный паровой каток, которым так любят пугать Европу. На первом же разъезде его орлы мигом навели порядок, перестреляв десятка два азиатов, занимавшихся мародёрством. Остальным пообещал по прибытии основных сил ещё более интересные «развлечения». Горстка русских, засевшая в блокгаузе, воспряла духом и самостоятельно начала очищать и приводить в порядок территорию. Мне досталась в качестве самого ценного трофея парочка «боксёров», руководивших нападением. Стоящие передо мной китайцы производили двойственное впечатление – и жалко, и порвать охота. Причём после того, как на глаза попались те, кому «не повезло», у большинства вызвало два желания. Первое – проблеваться, а второе – лично порезать их на ленточки для бескозырок за то, что они сделали.
– Переводчика, живо!
Посыльный молнией метнулся к штабному вагону и спустя пару минут приволок Тимофея Силина, нашего толмача. Личность во многом интересную. Он был смесок, отец – русский купец, а мать – кореянка. Причём из почтенной семьи купцов. Я понял так, что это был брак по расчёту: Силину до зарезу нужно было влезть в Корею. И наилучший ход был – породниться. Противоположная сторона тоже выигрывала, поскольку переходила как бы под «русскую крышу». Ну да не в этом суть, сын получил хорошее образование, плюс говорил по-корейски и по-китайски. Для нас это был дар свыше. Отцу я лично пообещал различные льготы, естественно, при взаимовыгодном сотрудничестве. Тот, конечно, понял, что, кроме торговых дел, теперь будут и некоторые деликатные поручения. Чиниться он не стал и спокойно принял правила игры.
– Уточнить силы и средства и где остальные бандиты, – приказал я Тимофею. Тот разразился длинной щебечущей фразой. Стоявший перед нами китаец презрительно скривил губы и промолчал. – Вопрос он понял?
– Да, ваше высокоблагородие. – Силин, имевший приватный разговор с отцом и, что самое интересное, с матерью, занервничал. Оба родителя чётко объяснили, какой ему выпал шанс. Усилием воли (и вспомнив заодно наставления деда) он убрал все эмоции. – Этот не будет говорить. – Уловив недоумение в глазах полковника, уточнил: – Пока. – И быстрым шагом направился ко второму пленному. Судя по всему, он о чём-то эмоционально говорил. Затем повернулся и показал на стоящего рядом с нами китайца. После этого Силин подошёл к нам и снова произнёс что-то по-китайски. Но все явственно услышали презрение и превосходство в его голосе. Пленный в ответ лишь высокомерно вскинул голову. – Разрешите, ваше высокоблагородие?
– Продолжай. – Я не стал мешать ему. Человек явно «в теме».
Достав из кармана пиджака браунинг, Силин без предупреждения выстрелил в ногу пленному. Тот явно не ожидал такого и огласил окрестности громким воплем.
– Ну вот, а то якобы пули его не берут, – объяснил свой поступок Тимофей. – Сейчас другой заговорит. Этот задурил всем голову, мол, его сама Ван Юйцзе[104] заговорила от пуль.
– А ты, стало быть, вывел его «на чистую воду»? – Переводчик открылся мне с совершенно неожиданной стороны. Примем к сведению.
– Да, ваше высокоблагородие. Разрешите продолжать. – Он кивнул в сторону пленных.
– Что ж, давай заканчивай. – Профессионализм толмача меня полностью устроил. Осталось только подождать результатов. – Ефрейтор, поможешь господину переводчику.
– Слушаюсь, вашвысокобродь, – козырнул тот.
Я не стал «стоять над душой», а направился к начальнику поста уточнить, как произошло нападение.
Спустя полчаса Силин стоял передо мной с листами бумаги, где скорописью был записан допрос пленных. Всё было просто и понятно. Активист, потёршийся около восставших вожаков, решил одним махом стать «высоким чином» и для этого собрал отряд из местных. Часть из них работала здесь чернорабочими, остальные – пейзане с окрестных деревень. Вполне возможно, что кое-что крестьянам удалось бы разрушить, плюс и себя не забыть (пару штук льна нашли у убитых). Словом, проявил инициативу и, не дожидаясь остальных отрядов, начал самостоятельно воевать с «заморскими дьяволами». И быть может, и стал бы он, как говаривал Раскольников, «тем, кто право имеет». Было только одно большое НО. Семье одной не повезло. Я как увидел, что сотворили, особенно с детьми…
– Так, этого вздёрнуть, остальных расстрелять. Что ещё? – Я заметил реакцию Силина на свой приказ.
– Ваше высокоблагородие, – осторожно начал он, – казнь эта не впечатлит, здесь с главарями так просто не поступают.
– Хм, и что же, отдать его солдатам губернатора? Тогда все будут говорить, что именно Чан Шунь распоряжается жизнью и смертью. Самим? – Умышленно обострил ситуацию, заметив, как мой адъютант скривился от такой перспективы.
– Не стоит, ваше высокоблагородие, мы сами всё сделаем. – И в его глазах полыхнула жуткая злоба. Материнские рассказы явно пошли парню на пользу. И иллюзий относительно своих соседей (японцев и китайцев) у него нет.
– Добро. – Похоже, «эскадроны смерти» у нас уже появились, и это не мои солдаты. Очень не хочется устраивать карательные экспедиции в стиле зондеркоманд. – Господин поручик, мне нужен командир второй китайской роты. Пригласите его сюда.
– Слушаюсь.
Чжао Шунь приходился дальним родственником правителю Гирина. Его мать была одной из наложниц господина Шуня. И быть бы ему в лучшем случае конюхом (и то вряд ли), но, на его счастье, один из стрелков научил его обращаться с винтовкой. Чжао ходил за ним как привязанный, а когда тот заболел, ухаживал, словно за отцом. Всё это ему зачли, и однажды господин Вень разрешил сделать два выстрела. И оба раза он попал. На следующий день сам командир стрелков изволил смотреть на его результаты. Как всё прошло, он не может вспомнить до сих пор. Словно духи войны вселились в него и помогли поразить все цели. В результате он сразу оказался зачислен в роту, несмотря на юный возраст. Дальше было и плохое, и хорошее, война, где он показал себя отважным солдатом. На ней он поймал свою удачу, заняв первую, пусть самую малую, но командную ступень. На общем фоне их часть показала себя достойно, и господин Шунь наградил всех выживших десятью лянами. Ещё пятьдесят лян он заработал, стреляя в присутствии господина, выиграв состязание. Мать уже давно покинула дворец, но губернатору окольными путями шепнули, что победитель – его сын. И, будучи в хорошем настроении, тот назначил его командиром второй роты стрелков. И забыл (на время, естественно), а молодой ротный заимел кучу врагов. Выжил он, если честно, благодаря матери. Та, пройдя во дворце страшную школу, заставила многих врагов сына перессориться и на время забыть о нём (матушка была ещё очень хороша собой, и многие весьма уважаемые люди не прочь были взять её второй женой), и когда наконец господин решил посмотреть на новую часть, то был поражён. Солдаты были опрятно одеты и радовали глаз крепостью тела. Оружие в отличном состоянии. Боевая подготовка заставила иных побледнеть, и не от зависти, а от страха, страха за свою жизнь, ибо бывший в свите англичанин сквозь зубы признал, что они почти не уступают европейцам. Для всех это значило, что губернатор имеет теперь часть, которая даже превосходит гвардию императора.
