— Допустим, — продолжил я, — этот Малкин — их посланец или их агент в нашем мире. У него есть с ними соглашение — он добывает им Люсю Тихонову, а его за это берут в тот мир, где он отсиживается, ожидая, пока на нашей Земле придумают средство от СПИДа.

— Очень уж литературное построение, — сказала Калерия. — Не исключено, что пропавший Малкин уже сидит в Америке, где его лечат в какой-нибудь дорогой клинике.

— А Люся пирует на даче у своего любовника, — продолжил я таким тоном, чтобы всем стало ясно: от своей версии я не откажусь.

— И зачем тогда убивать? — спросил Добряк, которому моя версия нравилась куда больше, чем банальный отъезд в Штаты.

— Я хотела сказать, что Малкин куда-то уехал, без всякой фантастики, — пояснила Калерия.

— Сейчас еще скажете, что и того мира не существует, — совсем обиделся Добряк.

— Пока не скажу. И не перебивай меня. Итак, Малкин уехал в Америку, но оставил в сейфе какие-то деньги и драгоценности. Пронькин, директор его группы, знал об этом и решил воспользоваться деньгами, полагая, что хозяин уже не вернется.

— А кто тогда его убил? — спросил Добряк.

— Вернее всего, третий человек, который тоже знал о драгоценностях Малкина и не хотел, чтобы Пронькин их украл. Это уже дела уголовные. Но в любом случае тот факт, что у Малкина СПИД, второстепенен.

— Может, Люську уже в Лас-Вегасе надо искать, — вздохнул Добряк. — Продадут ее в дом терпимости, и начнется у нее жизнь, полная удовольствий и приключений.

— Саня, что ты несешь! — воскликнула Калерия.

— Он мечтает попасть в публичный дом, — сказал я. — Но не в качестве случайного гостя.

— Все, — остановила нас Калерия. — Пошутили — и прекратили. Сейчас приедет Миша…

Тут позвонила секретарша директора Елена Ивановна, которая вполне могла руководить институтом не хуже любого академика, но была так добра, что распустила бы институт по домам.

— Лерочка, — сказала Елена Ивановна, — тут к тебе приехал полковник в штатском.

— Откуда вы догадались? — удивилась Калерия.

— Лерочка, вы не представляете, какой у меня богатый жизненный опыт по части полковников в штатском, — засмеялась Елена Ивановна. — Они уединились с шефом в кабинете. Вы заглянете?

— Бегу!

Но прежде чем уйти, Калерия предупредила меня:

— С Мишей будь как на духу… исключая наши служебные тайны.

Она оставила меня в растерянности, потому что я не представлял, в чем заключаются наши служебные тайны, о которых не положено знать полковнику Мише. Или дяде Мише, как его называют сотрудники и (за глаза) я, когда мы встречались с ним в прошлом году.

— У него не появилось чувство юмора? — спросил я.

Лера не ответила.

…Полковник Миша допрашивал меня в пустом кабинете кадровика, который вот уже третий месяц, с тех пор как директор решил сам подбирать кадры, в институте использовали для конфиденциальных встреч и выяснения личных отношений.

Мы сидели по обе стороны оставшегося от многих поколений кадровиков расшатанного канцелярского стола. Под стеклом лежал прошлогодний календарь. Справа на тумбе стоял комнатный сейф, слева кренился шкаф, набитый личными делами и протоколами.

Дядя Миша с последней нашей встречи не изменился. У него было скучное, незапоминающееся лицо. Говорил он тихо, вел себя скромно, но обладал той начальственной жилкой, которая заставляет нас, смертных, отвечать на его вопросы.

Поздоровавшись и спросив меня, не женился ли я, он тут же сказал, что все кассеты с допросами Егора он сегодня ночью просмотрел. Значит, первой служебную тайну выдала сама наша начальница. Я еще не начал участвовать в кровавых разборках, а в каком-то отделе МВД некий дядя Миша не спал, как и положено чекисту, и вслушивался в речи Егора Чехонина.

Впрочем, мне было выгодно, что он в курсе наших дел, — по крайней мере, он сможет понять, почему я оказался в чужой квартире. Я не просил оправданий, но хотел, чтобы меня поняли.

Для этого я несколько подробнее, чем следовало, поведал о том, как сидел под роялем, и постарался внести в рассказ элементы юмора. Но полковнику, как я и опасался, мой юмор не нравился. Он откровенно поморщился, но смолчал.

— Почти все ясно, — сказал дядя Миша, когда я закончил рассказ. — Ключи у тебя были?

Я пожал плечами. Зачем мне ключи?

— И в сейфе ты успел покопаться?

— Там были рецепты, которые я отдал Якову Савельичу. Оказалось, что у Малкина СПИД.

— Как же, слышал, — ответил полковник. Словно речь шла о переходе улицы в неположенном месте.

Мы помолчали.

Потом я спросил:

— А как мне быть со свидетельскими показаниями? Ведь я — свидетель двух убийств.

— Наговоришь на пленку, — сказал дядя Миша. — Больше от тебя ничего не потребуется.

Обнаружилось, что не мы одни разыскивали певца Малкина, который должен был улететь на гастроли в Петербург. Оказывается, он отменил гастроли и объявил всем близким, что уезжает в отпуск. Но затем исчез. Начала беспокоиться его предыдущая жена, живущая на даче в Переделкине. У нее были с бывшим мужем какие-то финансовые дела. Она, не найдя его, обратилась в милицию. Милиция, на горе слесаря и Пронькина, которые в ином случае остались бы живы, не стала торопиться. Милиция никогда не торопится, если к ней обращаются бывшие жены.

Позвонил Яков Воробышек. Он, в отличие от милиции, не терял времени даром. Отыскал врача, который наблюдал певца, и тот категорически отказался признать, что у пациента СПИД. Видно, и певец и врач боялись огласки, хотя наверняка врач нарушал какие-то правила поведения. Под давлением легонького, но настырного, как комар, Якова Савельича лечащий врач признался, что Веня делал анализы на СПИД в Венгрии и Америке, где был на гастролях. Разумеется, Веня страшно переживал и даже собирался покончить с собой. Его карьера стремительно неслась вверх, и к страху смерти у него примешивалось бешенство от бессилия денег — а денег у Вени было много. Не только от выступлений. С доктором, знающим твои самые страшные тайны, пациенты становятся разговорчивы. Веня нашел способ зарабатывать какие-то колоссальные деньги и делал это с одной исключительно целью — купить себе жизнь. Лечащий врач был настроен к этому скептически. Ведь СПИД в последние годы убил таких людей, как Рок Хадсон, Меркьюри или Нуриев, — а уж их к беднякам не отнесешь. Веня все равно утверждал, что за деньги можно купить все, и чем громче он кричал об этом, тем меньше сам в это верил. Тут наш Воробышек спросил, не был ли певец связан с мафией, с преступным миром. Часто бывает, что мафия любит меценатствовать, а певцам нравится близость к силе, к власти, к преступлению. Чаще всего мафиози отстегивают звездам деньги, спят с ними, но редко допускают до своих дел. Возможно, Веня был связан с мафией, но вряд ли.

А вот в сводке, оставленной полковником Мишей, говорилось иное.

Милиция знала то, что было неведомо корыстному лечащему врачу. Оказывается, Веня Малкин был не одинок. Помимо нескольких жен, которых он подбирал по внешним признакам и выставлял напоказ как часть реквизита, у него был близкий друг, любовник. И притом темная личность с уголовным прошлым и настоящим. Личность эту звали Барбосом (а если нежно, то Барби). Он в юности побывал в борцах вольным и классическим стилем, где познал открытую честную мужскую дружбу и любовь. Веню он любил и берег, был он не только любовником, но и «крышей» певца.

О Пронькине Миша лишь сообщил между прочим, что он близок к Вене, однако в последнее время между ними возникли разногласия, потому что Барбос в сердцах и при свидетелях клялся, что замочит Пронькина, но, видно, Веня его отговорил.

— Значит, остаемся при нашей версии? — спросил Саня. — Малкин рванул в тот мир и захватил с собой Люсю.

— Ты провидец, — сказал я. — А первая версия, как нас учит Агата Кристи, всегда самая неверная. Потому что слишком простая.

— Все гениальное просто, — скромно возразил Саня.

Рабочий день подходил к концу. За окном стало темнеть, и по стеклу поползли прозрачные червяки дождевых капель.