— Зачем так, товарищ Удалов, — огорчился старичок. — У нас все документы с собой. Лучший металл мы пустили на те задвижки. Опытных мастеров привлекли. Дней и ночей не спали. И все, получается, впустую?

— Погоди, — прервал его спутник. — Если чем недоволен — зачем по официальным каналам? Скажи мне, я скажу Порфирьичу, Порфирьич сделает.

— Сделаю, — сказал старичок. — Всегда полюбовно.

— А задвижки от ветра гнутся, — сказал Удалов. — Замки вилкой вскрыть нетрудно. Строительство дома отдыха сорвано. А товар вы налево пустили. Разве не так?

— Не так, — убежденно возразил Порфирьич.

— А три тысячи восемьсот нечестных рублей поделили между собой?

— Какие деньги? — возмутился старичок.

А у его спутника неожиданно выступил пот на лбу.

— Сколько? — спросил он.

— Три тысячи восемьсот как одна копеечка. Ведь до сих пор все ваши преступные расчеты у вас в кармане лежат. Карандашом написано: «Порфирьичу выделить семьсот двадцать. Шурову — триста. Удалову, если будет артачиться, сто в зубы». Разве не правда?

Человек с шоколадными глазами потерял присутствие духа. Он вскочил со стула, схватился толстыми дрожащими пальцами за карман.

— Продали! — воскликнул он.

Порфирьич со стула не встал. Порфирьич побледнел. Даже глаза побледнели.

— Три тысячи восемьсот? А мне семьсот двадцать? Так… Не будет тебе, бесчестный жулик, никакой пощады от народа ни на этом, ни на том свете, — сказал он тонким суровым голоском.

— И заявление в милицию напишем сейчас же, — закончил Удалов, куя железо, пока горячо.

— Я ничего не знаю, — сказал человек с боксерским носом, пытаясь сжевать вытащенную из кармана записку.

Записка была на хорошей, толстой бумаге и не жевалась.

— Не поможет, — заметил Удалов. — В правом верхнем кармане пиджака Порфирьича лежит подчищенная накладная на листовую сталь.

— Лежит, — подтвердил Порфирьич. — Лучше я сам сяду как невинный сообщник, но эту змею на много лет укатаю.

— Правильно, — одобрил Удалов. — Он вас и раньше за нос водил.

— Фи не шмеете! — прокричал с набитым ртом директор артели. — Я путу шалофаться!

— Жалуйся, жалуйся, — сказал мстительно Порфирьич.

— Некуда ему деваться, — согласился Удалов. — У вас же в портфеле неотразимая бухгалтерия.

И, видя, что надо нанести последний удар и повергнуть противника в нокаут, Удалов постарался вспомнить, что говорят в таких случаях следователи в кино. Недавно слышанные слова крутились в голове… «Ваша ставка бита!» Нет, не то… «Руки вверх…» Нет. Близко, совсем близко. Ага! И Удалов произнес страшным голосом, так что у самого встали дыбом на затылке редкие золотистые волосы:

— Игра закончена! Садитесь и пишите заявление. Чистосердечное покаяние — вот единственное, что может облегчить вашу участь!

Сверкнула молния, запахло озоном, бледный как полотно директор артели опустился на стул, достал шариковую ручку и с помощью Порфирьича стал писать признание.

А Удалов вдруг ощутил страшную пустоту в голове. Первозданную, нелепую пустоту. Он не помнил содержания ни единой из бумажек, лежавших в портфелях у артельщиков. Он забыл английский и испанский языки, он не мог вспомнить ни одной тригонометрической функции. Он даже запамятовал чеканные рифмы поэмы, напечатанной в последнем номере журнала «Огонек».

— Но почему? — воскликнул он. — За что?

Артельщики метнули на него перепуганные взоры и еще быстрее стали писать признание.

— Сами отнесете в милицию, — приказал им Удалов и, более не сознавая ничего, бросился к выходу.

Снова крапал дождик по пожелтевшим листьям. Было тихо и обыкновенно. И с ясностью отдаленного ночного грома прозвучали в ушах Удалова слова пришельца: «В случае, если не справишься, скажи вслух: «Игра закончена», и все вернется на свои места».

— Я же не хотел! — взмолился, простирая к небу руки, Корнелий Удалов. — Это ошибка. Это случайная ошибка!

…Удалов вернулся домой и до вечера не промолвил ни слова. Он отказался говорить с Мишей Стендалем, который поджидал его у ворот, он не стал есть любимого супа с клецками. Он лежал на диване в брюках и переживал свою оплошность, не только закрывшую перед ним путь к дипломатическому будущему, но и лишившую все человечество немедленной дружбы с развитой Галактикой. И лишь вечером, выпив для успокоения сто граммов перцовки и сказав непонятные домашним слова: «Может, разберутся, отменят решение», Удалов подошел к столику сына и спросил его:

— Где у тебя учебник истории?

— А что, папа? У нас завтра истории нет. Не задавали.

— Глупый, — ответил отец. — Я просто хочу почитать про Петра Первого. И тригонометрию не прячь… Век живи, век учись… В Галактике с нашей серостью появляться стыдно.

Корнелий Удалов сидел дома один, смотрел телевизор. Погода стояла паршивая, дождь, ветер, мокрые листья носятся по улицам, хороший хозяин собаку не выгонит. Жена Ксения взяла детей, ушла через улицу, к подруге, а Удалов отказался. Передача была скучная, хоть выключай и иди спать. Но выключать было лень. И когда Удалов собрался все-таки с духом, нажал на кнопку, в комнате возникло существо с тремя ногами, красными глазами и в очках.

— Здравствуйте, — сказало существо с сильным акцентом. — Извините мой произношение. Я учил ваш язык в спешке. Не беспокойтесь моим внешний вид. Я можно сесть?

— Садитесь, — предложил Удалов. — Как на улице, еще моросит?

— Я прямо из космос, — ответило существо. — Летел в силовое поле, и дождь не попадает.

— И чего пожаловали? — спросил Удалов.

— Я вам есть помешал?

— Нет, все равно делать нечего. Рассказывайте. Чай пить будете?

— Это для меня есть быстродействующий яд. Нет, спасибо.

— Ничего, если вредно, то не пейте.

— Я умирать от чай в судорогах, — признался гость.

— Ладно, обойдемся без чая.

Существо подобрало все три ноги под себя, забралось в кресло и вытянуло вперед лапку с сорока коготочками.

— Удалов, — сказало оно с чувством. — Надо помочь.

— Хорошо. Чем можем, будем полезны. Только чтобы на улицу не выходить.

— Придется выходить на улицу, — ответило существо.

— Жалко.

— Я прошу извинений, но сначала давайте нас слушать. — Существо выпустило изо рта клуб розового, остро пахнущего дыма. — Простуда, — сказало оно. — Очень есть далекий путь. Три тысяча световой год и восемьсот лет туда-обратно. Большой неприятность. Помирай крупики.

— Жалко, — произнес Удалов. — Родственниками вам приходятся?

— Я объясняю? — спросило существо.

Удалов кивнул, взял лист бумаги, шариковую ручку, чтобы, если надо, записывать.

— У меня есть восемь минута. Меня зовут Фыва. Я есть с одна планета в констеласьон весьма отдаленный, ваш астроном знает, а вы не знает.

Удалов согласился.

— Мы есть давно прилетали к вам на Земля, брали опыты и экземпляры. Немножко помогай строить пирамиды Хеопса и писал «Махабхарата», индийский эпос. Очень относились с уважением, чужой не трогали. Один раз взяли ваши крупики и повезли на нашу планету.

— Погодите, — прервал его Удалов. — Кто такие крупики?

— Я забывай ваш слово. Маленький, серый, с ушами, сидит под елочкой, прыгает. Крупики.

— Заяц? — спросил Удалов.

— Нет, — возразило существо. — Заяц я знай, кролик знай, кенгуру знай. Другой зверь. Не очень важно. Генетика пробовали, большого вырастили, новую породу. Вся планета в крупиках. Очень важно в хозяйстве. Крупики подохли — начинается экономический кризис. Каждый день кушаем крупика.

«Кто же такие крупики? — мучился Удалов. — Может, тушканчики?»

— Нет, — ответило существо на мысль Удалова. — Тушканчики нет. Много лет проходит, три день назад крупики начинают болеть. И подыхать. Все ученые делают опыт, средство нет. Средство только у вас, на Земле. Сегодня утром меня вызывают и сказать — лети, Фыва, спаси наш цивилизация. Я понятно сказал?

— Понятно, — ответил Удалов. — Только вопрос: когда, говорите, к нам полетели?