— На афишу гляди! Узнаешь?

На афише была изображена дрессировщица. Она стояла, опираясь рукой о гриву льва. Кроме одежды, она во всем совпадала с жиличкой.

— Кто такая? — спросил Удалов.

— Да я ж ее из телевизора вытащил! А ты еще удивлялся.

— Не может быть!

Грубин уже влек Удалова в сторону цирка. Удалов не сопротивлялся. Только бормотал:

— Почему не может быть, очень даже может быть… Скажи, Саша, она в коробке жила?.. Саша, а вдруг она на тебя в обиде?

Чем ближе они подходили к цирку, тем меньше было в Грубине уверенности. О чем они спросят дрессировщицу? Подозревает ли она, что ее уменьшенная копия прожила три дня в коробке из-под ботинок?

Грубин замедлил шаги. Впереди показался цирк.

— Корнелий, — сказал он, — может, домой пойдем?

— Нет уж. Истина прежде всего. Погляди, это не она?

Грубин поглядел вперед. У служебного входа стояла девушка.

— Она.

— Тогда иди.

— Ни в коем случае.

— А то я сам пойду.

— Может, не надо?

Удалов быстро пересек площадь. Грубин остался на месте. Удалов подлетел к девушке, но она его не заметила. Она смотрела в другую сторону. Грубин проследил за ее взглядом. К девушке спешил высокий молодой человек в кожаной куртке. Он поднял руку, приветствуя дрессировщицу. Тот самый молодой человек!

Мысли Грубина носились по кругу, как мотоциклисты по гаревой дорожке. Надо было отозвать Удалова. Но как отзовешь, если он уже вцепился девушке в рукав, и Грубин, хотя стоял в ста шагах, отчетливо, видно, на нервной почве, слышал каждое слово.

— Простите, девушка, но ваше лицо мне знакомо, — это голос Удалова.

— Я вас не знаю, — это голос девушки.

— Что ему от тебя нужно? — это голос молодого человека.

— Может, вы меня в цирке видели? — это голос девушки.

— Нет, я вас в другом месте видел. Вы в доме шестнадцать на Пушкинской улице бывали? — это голос Удалова.

— Мы спешим, — это голос молодого человека.

«Откуда же ей знать о доме шестнадцать?» — это мысли Грубина.

— И вы не знаете моего друга Александра Грубина? — это голос Удалова.

— Простите, не встречала, — это голос девушки.

«Откуда ей знать, как меня зовут?» — это мысли Грубина.

— Тогда простите за беспокойство, — это голос Удалова. — А на афише лев? Это ваше животное?

— Это Акбар.

— Как же, помню, он меня за брюки хватал.

Молодые люди посмотрели на Удалова как-то странно и пошли прочь.

И вдруг, словно ощутив настойчивый взгляд Грубина, девушка посмотрела через площадь. Встретилась с ним взором. Грубин даже сжался.

— Сережа, — сказал девушка. — Откуда мне так знакомо лицо того человека? Очень знакомо. У меня с ним связаны неприятные воспоминания.

Молодой человек взглянул на Грубина. Пожал плечами.

Они пошли дальше. Но через несколько шагов остановился уже молодой человек.

— Ты права, — сказал он. — Где-то я его встречал.

Удалов вернулся к Грубину.

— Пустой номер, — сказал он. — Забудь об этом.

Клеймо позора, поставленное судьбой на лбу Великого Гусляра, как и всякое клеймо, несмываемо. В его появлении не обвинишь масонов, сионистов, ЦРУ и мафию.

Сами виноваты.

Но признаться в этом невозможно.

Началось с того, что в окрестностях Великого Гусляра совершил посадку самый обыкновенный космический корабль из системы Сципиона. В корабле был один космонавт, имени которого никто не знает.

Цели у пришельца, по-видимому, были вполне безобидные. Может быть, ему понадобилась крапива, которая считается в Галактике универсальным воспитательным средством, а может, он хотел нарвать ландышей для своей подруги.

Космонавт выбрал безлюдное место в лесу неподалеку от Великого Гусляра, нашел там ярко-зеленую поляну и ударил по тормозам!

Пока корабль медленно приближался к земле, космонавт посмотрелся в зеркало и остался собой доволен. Выглядел он как самый обыкновенный гуслярский грибник. Это на случай, если состоится случайная встреча в лесу. Космонавт строго соблюдал правила невмешательства!

Корабль коснулся земли, трава расступилась, на поверхности появилась черная грязь, и оказалось, что по недосмотру капитана и приборов корабль опустился в небольшую, но глубокую трясину.

Космонавт срочно открыл верхний люк похожего на гигантское серебряное яйцо корабля и выскочил на его последнее сухое место.

Космонавт постоял еще полминуты на макушке корабля. Он еще не терял надежды, что корабль вот-вот коснется дна трясины, но, когда черная грязь стала собираться со всех сторон к его ботинкам, космонавт поднатужился и сиганул на сухой бережок, находившийся метрах в десяти от макушки корабля.

Космонавт постоял минут десять, глядя, как макушка исчезает в трясине, как чавкнула, засасывая его, жижа, как успокоилась, покачавшись, болотная грязь.

Космонавт готов был плакать.

Положение, в которое он попал, можно назвать трагическим.

В десятках световых лет от дома и ближайшей технической станции, совершенно один на планете, куда раньше почти не ступала нога существа из цивилизованной Галактики, он должен был достать из глубокой трясины свой тысячетонный корабль и улететь отсюда, не выходя на связь (это категорически запрещалось) с местными властями и прессой.

Если же не удастся выполнить этой нереальной задачи, ему не остается ничего, кроме самоубийства. А самоубийство было для того космонавта немыслимым и даже отвратительным актом.

Так ничего и не решив, космонавт отправился пешком в Великий Гусляр, по дороге надеясь что-нибудь придумать.

Как каждый путешественник по Вселенной, космонавт учился на курсах выживания. Он мог тридцать две минуты сдерживать дыхание, подниматься с глубины в полкилометра без акваланга, падать с шестого этажа и не разбиваться, умел общаться со встречными на их языках, бегал быстрее американских негров и плавал лучше, чем крокодил.

Он знал о хитростях, к которым можно прибегать космонавтам на чужих планетах.

И вот, размышляя о том, как спастись, космонавт вспомнил об одной хитрости, которая могла ему помочь, если жители Земли были склонны к распространенному в Галактике греху, вернее, скажем, слабости. Следовало проверить свое предположение. Раздумывая об этом, космонавт вошел в Великий Гусляр.

Крайние улицы города застроены одноэтажными домиками с палисадниками, однако по мере приближения к центру дома становятся выше, достигая в самом центре высоты в четыре этажа.

Между домами стоят пережившие антирелигиозную пропаганду церкви, по улицам ездят велосипедисты и мотоциклисты. «Мерседесов» космонавт не заметил, хотя в земных марках машин разбирался отлично.

Направляясь к центру Гусляра, пришелец изучал расположение магазинов и лавок.

Во всех магазинах и лавках космонавт подолгу замирал перед прилавками, разглядывая товары и стараясь понять, какие из них пользуются спросом, а какие не вызывают интереса покупателей.

Наконец он убедился в том, что никто не покупает кофейный напиток «Бодрое утро», изготовленный из экологически чистых продуктов: желудевой муки, жженой коры боярышника и некоторых других любопытных компонентов. Пожалуй, этот продукт годился для психологического опыта.

Космонавт присел на скамейку в садике, что возле церкви Параскевы Пятницы, и стал смотреть на бегущие облака. Вел он себя точно как паук, неподвижно и даже лениво поджидающий свою добычу.

Добыча появилась через десять минут в лице запыхавшейся от тяжелой сумки бабушки, имени которой мы не знаем.

Бабушка просидела молча минуту или две, прежде чем ее сосед обратился к ней с вопросом:

— Давление беспокоит?

Бабушка повернула голову и увидела рядом человека скорее молодого, чем зрелого, но того типа мужчин, которые внушают доверие именно пожилым женщинам. Из таких выходят замечательные зятья, но никудышные мужья.

— Давление замучило, — согласилась бабушка. — С утра в голове так стучит и стучит, будто поезд идет и никак не пройдет.