Лами увидела меня.

— Господин майор! — воскликнула она. — Как я рада! Вы себя хорошо чувствуете?

— Отлично, — сказал я. — Так, значит, это твой отец?

— Папа, — сказала Лами торжественно, — майор Тильви нарушил правила ради того, чтобы взять меня на борт, потому что я сказала, что везу тебе лекарство.

— Скажи лучше, что он тебя чуть не погубил, — возразил ее отец. — Мое счастье, что они скрыли от меня дурные вести о самолете. Хранит их небо за эту милость. Я благодарен тебе, майор. Я понимаю, что значит взять человека на военный рейс.

— Там была тетушка Амара. Она страшней, чем трибунал.

— Представляю, — сказал Васунчок. — Это она помогла тебе достать лекарство, Лами?

— Нет, — сказала девушка тихо.

— А кто? Почему ты молчишь?

— Ничего особенного… но я достала его на черном рынке, а ты этого не любишь, отец.

— Лучше бы ты соврала… Ну ладно, не сердись. Я неблагодарный старик. А ты не умеешь лгать.

Он не видел, как покраснели щеки Лами. Она солгала ему.

Когда Лами ушла, ее отец сказал:

— Так неудачно получилось с моей раной.

— Я ничего не знаю.

— Я — начальник полиции округа Танги.

Конечно, мне следовало об этом знать. Перед отлетом Ван дал мне список должностных лиц округа, но я не удосужился с ним ознакомиться.

— Ну что же, очень приятно познакомиться, — сказал я. — Комиссар ВРК майор Тильви.

— Знаю. Я знаю сейчас больше тебя, мой мальчик. И не обижайся на такое обращение. Ты — мой двоюродный племянник и в детстве бывал в нашем доме, но, конечно, не помнишь об этом.

Естественно, что мы вскоре заговорили об аварии самолета.

— Меня заинтересовало место, где был подбит самолет… — сказал Васунчок. — Постарайся представить расположение горных цепей и долин: наш город стоит на окраине плато. У подножия плато — широкая долина, по которой протекает речка Линили, впадающая в озеро с тем же названием. За долиной три параллельных покрытых лесом хребта. Между ними два ущелья, почти не населенные, лишь в одном месте, между двумя ближайшими к Танги хребтами, ущелье расширяется, и там лежит деревня Лонги, соединенная дорогой с шоссе Митили — Танги. Представляешь?

— Пока все понятно.

— Самолет на Танги должен лететь над долиной Линили и озером. Но самолет отклонился немного в сторону и пошел над тем ущельем, в котором стоит деревня Лонги. Вот там его и подбили. Снижаясь, самолет проскочил между вершинами второго хребта и упал в дальнем ущелье, между вторым и третьим хребтом.

— И что это значит?

— Бандиты стреляли по самолету из первого ущелья. То есть их отделял от озера лишь невысокий хребет. Подозреваю, что стреляли с поляны, от которой идет тропа к пещерам озера Линили…

— А если так?

— Меня ранили у озера, когда мы шли за контрабандистами, надеясь отыскать их тайник. У меня были надежные сведения, что он — в районе пещер. Но мы попали в засаду.

До ночи мои товарищи приводили в порядок пострадавшую аппаратуру. Нам нанес визит капитан Боро. Он обещал с утра предоставить машину, чтобы осмотреть окрестности и выбрать места для приборов, а также прислать мастера, — требовалось кое-что починить, а у наших товарищей не было нужных инструментов. По уходе капитана Боро Отар Давидович сказал, что вряд ли понадобится моя помощь, и посоветовал мне отдыхать. Я счел его соображения разумными и принялся за приведение в порядок записей.

Поднявшись рано утром, я обнаружил в соседней комнате удивительную сцену. Казалось, они вообще не ложились спать: пол был устлан деталями, а посреди них, подобно мальчишкам, играющим в железную дорогу, сидели трое: Котрикадзе, Володя и незнакомый мне молодой лигонец. Игра так увлекла их, что они не сразу меня заметили.

— Вы даже не завтракали? — спросил я. И тут же подумал, что мой вопрос неуместен, — ресторан еще закрыт. И как бы в опровержение моих слов в дверь постучали.

— Войдите, — сказал Котрикадзе.

В дверях стоял солдат, лицо которого было мне знакомо. Нашитая на рукаве морда тигра подсказала: он был с нами в самолете. На шее у него висел автомат, мешая нести термос оранжевого цвета с полосатыми пчелами на боках. Солдат кивнул мне, как старому знакомому.

— Ага, — сказал Котрикадзе, будто ему всегда приносят термосы солдаты с автоматами. — Спасибо, сержант.

Я проследил взглядом за сержантом и увидел на столе уже два таких же термоса, чашки с остатками кофе и сандвичи.

Сержант поставил термос, постоял, наблюдая за работающими, затем положил автомат на диван, уселся рядом и задремал.

И я понял, что не буду укорять этих людей за неразумное использование своего рабочего дня. Они вежливо выслушают меня и удивятся — зачем я вмешиваюсь в то, что они знают лучше меня? Я пожалел, что у меня нет технического образования, а в школе я по всем точным дисциплинам имел «твердую тройку».

— Юрий Сидорович, — сказал Володя, — выпейте кофе. Ресторан закрыт, нам сержант Лаво из гарнизонной кухни носит.

Я поблагодарил и не отказался от кофе со свежим сандвичем. Вкус местного хлеба показался мне приятным. Я сел на диван, рядом со спящим сержантом.

— Голова не болит? — спросил Котрикадзе, представив меня молодому лигонцу, оказавшемуся механиком по имени Фен Ла.

— Нет, спасибо. — Я инстинктивно поднял руку и ощупал шишку, оставшуюся у меня на лбу, как боевое отличие.

— В восемь придет машина. Вы поедете с нами?

Переодеваться мне было не нужно. Да и во что переодеваться? Но я воспользовался этим предлогом, чтобы избавиться от тягостного ощущения собственной ненужности, и покинул комнату.

В коридоре меня подстерегал господин Матур.

— Доброе утро, господин советник, — приветствовал он меня. — Вы рано поднимаетесь. Это свидетельствует о том, что вы хороший работник. Лишь бездельники спят до полудня.

Я не смог избегнуть неуместных восторгов.

— И ваши друзья также работают? С раннего утра! Меня всегда восхищало трудолюбие русского народа! Великие свершения социализма — это результат самозабвенного труда! Приехать для того, чтобы помочь маленькой, далекой стране! Жертвовать жизнью ради нас — это гуманизм в высшем смысле, не так ли?

Он готов был заплакать от умиления. Шоколадные зрачки неустанно крутились в желтых с красными прожилками белках глаз.

— А мы и не подозревали, насколько близка к нам угроза страшного бедствия. Теперь же мы сплотимся и спасем нашу маленькую страну. Только бы успеть! Как вы думаете, мы успеем?

Он замер с полуоткрытым ртом. Ждал ответа.

— Еще рано говорить, — ответил я сдержанно, стараясь отыскать просвет между стеной коридора и тушей нашего друга. — Для того мои товарищи и работают. Но пока рано говорить.

— Но может, приблизительно? С точностью до двух дней? Ведь необходимо предупредить население!

— Как только станет известно, мы тотчас же сообщим.

Я не решался спрятаться в моей комнате, куда он мог проникнуть, а бежал к Котрикадзе, захлопнул дверь и с облегчением вздохнул. В комнате все было по-прежнему. Володя и механик спорили на странной смеси языков, тыча друг другу в лицо какими-то деталями, Котрикадзе тестером проверял нутро вскрытого ящика. Сержант Лаво спал на диване.

— Отар Давидович, — сказал я, — не забудьте, что мы должны предупредить местное руководство о сроках. Ведь предстоит принятие мер. Некоторые уже интересуются…

— Вы совершенно правы, Юрий Сидорович, — сказал Котрикадзе вежливо. — Мы это непременно сделаем.