Парень. Это кто же им такое право дал?

Керенский. Когда они им воспользуются, вам будет поздно разбираться.

Парень. И пытать будете?

Колобок. Без пыток, боюсь, не обойтись. Мы всех пленных пытаем.

Парень. Вы… это самое… кончайте, ладно? Я пошел.

Симеонов. А ну к стене! Руки вверх. Стоять!

Колобок. Пусти его в расход. Надоел он мне.

Парень. Ну хорошо, хорошо, я скажу. Ну послали меня. От коллектива. От нашего таксопарка.

Колобок. Зачем?

Парень. Слабые места узнать, подходы и так далее… Ведь когда возьмем, надо будет первыми брать. А то на шарап расхватают.

Колобок. Сами додумались?

Парень. Ну был у нас один. Объяснял, что Зимний можно будет три дня чистить. Как Суворов — три дня на очистку от имущества, понял? И сказал, что бабы будут. Забесплатно.

Зося. Какие бабы? Что за бабы?

Парень. Но ведь пленных не брать, правда?

Зося. Боря, это же безобразные взгляды! Надо позвонить.

Колобок. Нет, звонить уже поздно. И некуда. Если только иностранным корреспондентам. Но они оклевещут.

Зося. Как же так? Ведь пятьдесят лет Советской власти? Двадцать лет до коммунизма!

Колобок(обращаясь к Мальвине). И много этот разведчик успел увидать?

Мальвина. Думаю, что немного. Мы его у первого окна взяли.

Колобок. Благодари бога, что ты не успел ничего увидеть. А то бы живым не вышел. Симеонов, выведи шпиона!

Когда Симеонов, за ним девушки уходят по коридору наружу, Керенский и Колобок некоторое время стоят, прислушиваясь к звукам города. Отдаленно бухает пушка.

Керенский. Петропавловка?

Колобок. Наверное. А может, Краснова добивают.

Керенский. Хорошо, что здесь телевизионных камер не поставили. Невыразительное место. А то так противно — все время под наблюдением.

Колобок. А в комнате правительства? Там есть кто-нибудь?

Керенский. Я комнату Бунду отдал. Там Коган сидит и пишет воззвания. А с ним Пешеходов. Мой министр.

Колобок. Который — Нетудыхата?

Керенский. Он самый. Ну пошли, осмотрим баррикаду — уже темно. До штурма часа два-три осталось.

Коридор пуст. Свет в нем гаснет.

По авансцене проходит Ленин. Он в кепке, щека завязана. Рядом шагает Эйно Рахья. Они осматриваются. Далекие выстрелы пушки, отдаленный шум толпы, вой ветра, что были слышны Керенскому, слышны и Ленину.

Город живет в ожидании событий.

Ленин. Кажется, казачков не видно.

Рахья. И юнкеров тоже нет.

Рахья останавливается, вынимает пачку сигарет, закуривает.

Ленин. Спрячьте сигареты! Неужели вы думаете, что пятьдесят лет назад курили «Яву»?

Рахья. Нас уже не снимают. Они сняли наш выход с конспиративной квартиры, а теперь будут ждать у Смольного. К тому же «Ява» — самые нейтральные сигареты. Обычно я курю «Беломор».

Ленин. Зачем же нам пешком идти? Прислали бы за нами машину, такси, наконец. Все-таки ваши ленинградские товарищи переигрывают.

Рахья. Что с нас возьмешь — провинция. Но говорили, что все должно точно соответствовать исторической правде.

Ленин. И долго нам еще переться пехом соответственно исторической правде?

Рахья. Думаю, часа полтора, не меньше.

Ленин. С ума сойти! В такую погоду! Что скажет Инесса Арманд!

Они уходят.

Кабинет товарища Отрепьева — Свердлова в Смольном. Отрепьев — Свердлов сидит за столом, освещенный настольной лампой. Быстро пишет. Раздается телефонный звонок.

Отрепьев снимает трубку.

Свердлов. Отрепьев слушает.

Он поднимается и продолжает разговор стоя.

Да, Леонид Ильич. У меня тоже сердце замирает, Леонид Ильич. Сколько осталось? Уже немного, Леонид Ильич. Сейчас наш вождь уже вышел с явочной квартиры. А, вы видели по телевизору? Тоже смотрите? И я смотрю. Нет, пока их сюда в кабинет не пускают. Вот когда будем принимать исторические решения, тогда позовем… Да, мне жалко, что вы не можете принять личное участие. Но потом, надеюсь, подобьете бабки… то есть подведете итоги Великого Октября? Очень надеемся… «Аврора» выстрелит в двадцать два, сразу после программы «Время». До свидания, Леонид Ильич. Буду держать в курсе, Леонид Ильич…

Свердлов осторожно кладет трубку на рычаг.

Из темной глубины кабинета раздается голос с грузинским акцентом.

Сталин. Как здоровье товарища Брежнева?

Свердлов. Ну ты меня напугал! Ты хоть здесь без акцента говори, Николай Николаевич.

Сталин. Уже поздно, товарищ Свердлов. Мы уже играем наши роли на сцене мировой истории. Так кто у нас на крейсере «Аврора»?

Свердлов. Лично секретарь Центрального райкома Грушев. Надежный товарищ.

Сталин. Пора бы ему дать сигнал, чтобы «Аврора» выходила на нужную позицию.

Свердлов(набирает номер телефона). Крейсер «Аврора»? Что у вас там? Как дела? Понятно… понятно… непонятно… понятно.

Сталин. Как я вижу, возникли сложности у твоего надежного товарища?

Свердлов(наклоняется над большой картой Ленинграда, расстеленной на его столе. Показывает, говоря, по ней карандашом). «Аврора» по исторической версии должна встать на исходную позицию для исторического залпа. Ее командир, наемник буржуазии, откажется промерять фарватер, утверждая, что крейсер не пройдет. Тогда простой комиссар из матросов сам спустится в шлюпку и промерит фарватер.

Сталин. Так… (Он тоже склоняется над картой.)

Свердлов. Как и было отрепетировано, командир отказался вести «Аврору». Тогда товарищ Грушев арестовал командира. Он спустился в шлюпку, чтобы промерить фарватер.

Сталин(раскуривает погасшую трубку). Вы не виляйте, товарищ Свердлов, не виляйте. Вы мне прямо скажите, какие возникли сложности?

Свердлов. Ищут лот, товарищ Сталин. Куда-то заховали, мать их ети! Он им пятьдесят лет был не нужен. Может, и выкинули.

Сталин(медленно идет по кабинету). Лот — это веревка с грузом на конце. Я советую товарищам взять канат, за который привязан крейсер «Аврора» к берегу, привязать к его концу что-нибудь тяжелое и опустить в воду. Это будет наш, революционный лот!

Свердлов(хватает телефонную трубку). Это «Аврора»? Дайте мне «Аврору»! Почему не отвечает? «Аврора», где Грушев? Куда побежал? Мост разводить? Почему мост до сих пор не разведен? Это ты, Грушев? Грушев, ты рискуешь партбилетом. Как почему? А ты на часы посмотри! Программа «Время» вот-вот начнется, пора на штурм Зимнего идти, а ты еще мост не развел! Ну ладно, мостом я сам займусь. А ты пока бери веревку, за которую «Аврора» к берегу привязана, и привяжи к ней что-то тяжелое. Это личное указание товарища Сталина. Коммунист всегда должен найти выход из безвыходного положения.

Сталин. Правильно!

Свердлов. Все, влазь в лодку, промеряй фарватер и трогай! А я пока сам мостом займусь!

Свердлов поднимает трубку другого телефона, и свет в его кабинете гаснет.

А тем временем на просцениуме вновь появляются Ленин и Рахь я.

Ленин. Это еще что такое? Вы предлагаете мне сюда ползти?

Он останавливается и смотрит вперед и вверх.

Рахья. Ничего не понимаю! Всю жизнь прожил в Ленинграде, но чтобы в девять часов мосты начали разводить — такого быть не может. Очевидно, это дьявольская хитрость Временного правительства.

Ленин делает несколько шагов к рампе и вглядывается в реку.

Ленин. Товарищ Рахья, поглядите-ка сюда. Вы видите эту лодочку?

Рахья. Вижу, Владимир Ильич. (Старательно говорит с финским акцентом.)

Ленин. А в ней, как я полагаю, революционные матросы. Всмотритесь, товарищ Рахья, вы наблюдаете сейчас решительный момент в истории Великой Октябрьской социалистической революции. Комиссар крейсера «Аврора» лично промеряет фарватер, чтобы провести крейсер на позицию для решительного залпа по гнезду контрреволюции — Зимнему.