Лидочка добежала дальше лесом до самых окраин города, и тут ей пришлось выйти на открытое место. Она к тому времени уже так устала и переволновалась за судьбу бабушки, что как-то забыла о погоне.

Она брела по пыльной дороге — шапочка набекрень, платье изорвано и измазано сажей и грязью.

И все же старый толстый Аладдин, который ехал из города на арбе, запряженной верблюдом и нагруженной коврами, которые он продавал в городе, узнал ее издали, остановил повозку и, спрыгнув на землю, спросил:

— О, великий аллах! Что случилось с моей маленькой подружкой, светом моих очей, самой великой в мире шахматисткой?

Красная Шапочка бросилась к нему на грудь, она говорила бессвязно, обливаясь слезами:

— Аладдинчик, дорогой! Ты не представляешь! Какое несчастье…

— Спокойно, — сказал Аладдин. — Может быть, я и не такой молодой и шустрый, как когда-то, но я никогда не предавал моих друзей. Ты можешь быть за мной как за каменной стеной.

Его верблюд кивнул головой и плюнул так далеко, что сшиб плевком черного ворона, который как раз поднялся с ближайшего дуба, чтобы получше разглядеть, с кем разговаривает Красная Шапочка.

Плача, Лидочка поведала Аладдину про то, как разрушился дом Бабы-яги, как Серый волк съел или куда-то спрятал бабушку Золушку, как ей пришлось спасаться и как ей никто не верит.

— Все нормально, — сказал Аладдин. — Влезай на повозку, разворачиваемся и едем к тебе домой. Там вместе подумаем, как освободить бабусю, с которой я танцевал еще в молодости.

Красная Шапочка будто лимонада напилась — такое наступило облегчение. Она протянула руку, Аладдин ловко посадил ее рядом с собой, и верблюд повернул обратно к городу, стены которого возвышались совсем рядом.

— Значит, говоришь, крот обозвал тебя…

— Кровавой Шапочкой!

— Ах, какая славная шутка! За эту шутку я его выкопаю из земли, клянусь тенью моего дяди Хасана, и сделаю из него славную шапку!

Аладдин еще продолжал смеяться, когда они подъехали к мосту через ров, который окружал город.

Мост был поднят.

— Эй, лентяи и бездельники! — крикнул Аладдин. — Опустите мост! Еще не вечер!

Ворота в город приоткрылись, и знакомый Лидочке стражник Грицько ответил:

— Ворота закрыты по приказу короля.

— Это что еще за приказ?

— А тот приказ, по которому запрещен доступ в наше славное королевство известной преступнице и убийце своей бабушки, разрушительнице очагов одиноких старушек по имени Кровавая Шапочка.

— Не Кровавая, а Красная! — закричала в отчаянии Лидочка. — Дядя Грицько, неужели ты меня не помнишь?

— Тебя-то я помню и маму твою, Спящую красавицу, сам пытался поцеловать, да не был удостоен, и папу вашего Синдбада очень уважаю, но в город вас не пущу из-за того, какая вы страшная преступница.

— Да что ты несешь! — возмутился Аладдин. — Сейчас мы тебя на пенсию отправим. А ну-ка, мой верблюд, разгонись, перепрыгни через ров и снеси эти проклятые ворота!

— Я бы рад, — сказал верблюд, — но посмею напомнить тебе, мой повелитель, что нам в этом городе еще торговать и торговать. А что, если эта девочка и на самом деле людоедка? А мы ее защищаем и даже нападаем на охрану? Кто нас пустит сюда в следующий раз? Где будут наши доходы?

Пока верблюд говорил эту разумную и осторожную речь, железные двери в город захлопнулись, и стало ясно, что Аладдину никогда их не пробить.

— Может быть, ты в самом деле оставишь меня? — вздохнула Лидочка. — Тебе в самом деле лучше не портить репутацию.

И тогда толстый и совсем уже немолодой дядя Аладдин, торговец коврами из города Исфагана, сказал так:

— Может быть, я уже не тот нищий сорванец, которому когда-то на улицах Багдада досталась случайно волшебная медная лампа, в которой скрывался всесильный джинн, и, может быть, я совсем не тот смелый мальчишка, который вместе с глупым джинном пережил столько приключений. Но я должен сказать тебе, всем ведьмам и волкам всего мира: самое дорогое на свете — это дружба.

— Какая может быть дружба между персидским торговцем и русской девчонкой? — закричала Баба-яга, которая тем временем уже подобралась к ним совсем близко. — Хватит, надружились вдоволь! Теперь каждый сам за себя! Я даже черного кота уже проверила — достаточно ли он русский!

— А если бы был персидский? — спросил Аладдин, очень удивившись.

— Тогда бы я его повесила.

— С тобой все ясно, нечисть лесная, — сказал Аладдин. — А ты, Серый волк, зачем залез в эту компанию?

Но Серый волк ничего не ответил и только погрозил Аладдину лапой в рукавице.

— Это тот самый волк, который говорит, что проглотил мою бабушку, — сказала Лидочка, она была очень благодарна Аладдину за верность.

— Вот я сейчас ему покажу! — рассердился Аладдин и спрыгнул с повозки.

Громадный волк, который был ростом с Аладдина, начал неуверенно отступать перед торговцем коврами, и, может быть, вся история закончилась бы благополучно, но Баба-яга прицелилась и с такой силой запустила клюкой, что угодила Аладдину в темечко, и тот упал и протянул ноги.

— Ах, старуха, ну зачем ты это сделала! — заплакала Лидочка.

— А затем, чтобы вас всех изничтожить.

Лидочка была ужасно расстроена. Она склонилась над Аладдином. Он дышал, но на голове у него была рана, и из нее лилась кровь.

— Скорее! — закричала Лидочка. — Откройте ворота, помогите мне внести в город Аладдина! Ему нужен доктор!

Она умоляюще смотрела на своих врагов, хоть и не ждала от них пощады.

— Вы можете потом сделать со мной, что захотите, но сначала мы должны позаботиться об Аладдине. Я вас умоляю.

И, к ее удивлению, Баба-яга перемигнулась с Серым волком и сказала:

— Почему же не помочь Аладдину, на которого нападала страшная разбойница Кровавая Шапочка и чуть его не убила? А ну, Грицько, отворяй ворота, дай нам изуродованного купца пронести.

После некоторых уговоров Грицько согласился отворить ворота, но сам отступил в свою будку, а наружу высунул только конец копья — так опасался Лидочки.

Совместными усилиями они донесли раненого Аладдина до дома Спящей красавицы, и Лидочка обратила внимание на то, как все люди прячутся в дома, закрывают окна, запирают ставни и по городу прокатывается шепот:

— Идет девочка — убийца и разрушительница! Берегитесь этого юного чудовища.

Мама, конечно, ничего об этих ужасах не знала, но она была женщиной осторожной — мало ли какие разбойники могут забраться в город! Поэтому она сначала откинула «глазок» двери и поглядела в него.

Серый волк и Баба-яга вытолкнули вперед Красную Шапочку, и та сказала:

— Мама, скорей открывай, Аладдину плохо!

Мама ахнула и сразу открыла дверь.

К ее удивлению, Серый волк и Баба-яга, которые вместе с Красной Шапочкой несли потерявшего сознание Аладдина, кинулись вперед, сбили маму с ног и ворвались в дом.

А у ворот остались лишь Лидочка, мама, верблюд и Аладдин, который лежал на земле без сознания.

— Что случилось? — спросила мама.

Вдвоем — верблюд помочь ничем не мог — мама с Лидочкой долго затаскивали бесчувственного Аладдина в гостиную и наконец уложили на диван. Они очень устали, а мама притом всхлипывала, боясь, что Аладдинчик умрет. Она сидела рядом, не выпуская его руки, — а вдруг пульс прервется и сердце остановится?

Но вот Аладдин тихо застонал и открыл глаза.

— Где я? Что со мной? — спросил он тихим голосом.

И тут, обведя взором своих друзей, он вспомнил, что произошло, и даже попытался вскочить, чтобы навести порядок. Но не смог — слишком был для этого слаб. Он снова откинулся на подушку.

— Ты не умрешь, Аладдинчик? — спросила мама, которая так дружила с Аладдином, когда они были подростками.

— И не мечтай.

Аладдин попытался улыбнуться, но тут же улыбка покинула его лицо, потому что он услышал шум и голоса, которые доносились из подвалов, где хранились товары, которые привозил из своих путешествий Синдбад-мореход.