— Это романтично, — сказала Вера. — Между вами есть что-то? Вы любите друг друга?

— К сожалению, там можно любить… только платонически. У людей изменяется состав крови, мы становимся, как лягушки, холоднокровными.

— А когда ты вернешься?

— Еще не знаю. Доктор Леонид Моисеевич работает над вакциной. Пока он говорит, что мы сможем пробыть здесь три дня или меньше…

— А потом?

— А потом помрем… — Судорога скрутила Егора. Чуть не вырвало. Он сказал с трудом: — Может, вакцина действует меньше. Ее же не проверяли на мышах…

— Они поднимаются, — сказала Вера.

Как он мог считать ее бомжихой? Более подтянутого, трезвого, четкого человека и придумать трудно.

— Пошли, — сказал Егор, не двигаясь с места.

— Может, тебе полежать? Я сама пойду дальше.

Егор поднялся. Его повело, и он схватился за ствол березки.

Шахматисты брели к лесу, над которым небо розовело, готовясь к восходу солнца.

Даже издали было видно, что чувствуют они себя погано: их пошатывало, порой один уходил вперед, второй останавливался…

Один за другим они скрылись в лесу.

— Далеко до Зихан? — спросил Егор, будто Вера должна была все знать.

— Я думаю, в этом лесу и прячется невинного вида поселок городского типа.

Они перешли поле, полагая, что вряд ли противники затаились, чтобы следить, не преследует ли их кто-нибудь.

Там асфальтированная дорожка расширилась, и в самом деле скоро по ее сторонам пошли коттеджи — поношенные, никому не нужные, те, что именовались раньше финскими домиками. Все они были покинуты, но не все обобраны — наверное, потому, что место это лежало в стороне от наезженных дорог, рядом расположился действующий военный полигон, да и добро, оставшееся после института, большой ценности не представляло. А может быть, у этого бывшего поселка была дурная репутация. Ведь люди из окрестных мест знают, чем занимались здешние химики.

Вера шла чуть впереди, она была легче в движениях.

Деревья разошлись, коттеджи уступили место двухэтажным домикам, также пустым.

Егору этот вид был привычен — он жил в пустом мире. Вера была подавленна.

Справа они увидели кирпичное здание, покрупнее других. По фасаду шли буквы:

КИНОТЕАТР «ОЗОН»

Заскрипела дверь.

— Вот они! — Вера остановилась.

— Только бы не обернулись.

Они увидели, как Майоранский и Лядов скрылись в кинотеатре.

— Странное место они нашли, — сказал Егор.

— Правильное место, — ответила Вера.

— Ты что-то знаешь?

— Я подозреваю.

Лестница к кинотеатру была шириной во весь фасад, она упиралась в стеклянную стену, в которой и находились двери. Тоже стеклянные, частично разбитые и заколоченные листами пластика.

Они поднялись по лестнице сбоку, в надежде, что их не видно изнутри.

Прижавшись лицом к стеклу, Егор увидел высокий холл кинотеатра.

Посреди него стояли три человека — два путешественника из Чистилища и грузный седой мужчина в синей военной форме с нашивками на рукавах, в каскетке с большим гербом.

Над ними висела хрустальная люстра умопомрачительных размеров, которая, как ружье на стене, должна когда-нибудь выстрелить и разлететься на миллион искр по пыльному каменному полу.

Сквозь разбитое стекло было слышно каждое гулкое слово, произнесенное в холле.

— А как Мосин? — спрашивал Лядов. — Гена Мосин, как он?

Человек, обклеенный нашивками, отвечал обстоятельно и басовито. Лядова он знал и доверял ему.

— Мне не докладываются, — говорил он. — Кто будет мне докладываться? Они меня в большинстве и тогда не замечали. Что такое — зам по режиму? Только когда я заходил в лабораторию или к себе вызывал за нарушение. Тогда спохватывались.

— Ну уж брось, Николаич, — возразил Лядов. — Мы с тобой сколько вместе выпили?

— Ты что-то выглядишь неладно, — сказал Николаич. — Болеешь? Или последствия? У нас у многих последствия, а меня ничего не берет.

— А я обрадовался, что тебя увидел, — сказал Лядов, — я когда моего друга сюда подышать воздухом привез, не думал, что кого-нибудь из знакомых встречу.

— А ты что, провалился тогда? Исчез, как дезертир с боевого участка.

— Пришлось уехать. Ты же знаешь мои семейные дела.

— А многие удивлялись.

— Честное слово — личные причины.

— Вот видишь, до чего нас перестройка довела, — сказал Николаич. — Чтобы я, зам по режиму, можно сказать, генерал-майор, работал охранником!

— Ну уж, наверное, не охранником, а начальником охраны.

— Только слово одно. У меня всего двое осталось. Спят еще. Ночью ходили. Ночью опасные воры приезжают, за досками и стеклом по домам шарят. А остальные сбежали.

— Как так сбежали?

— А так, что не платят нам. Вот люди и бегут.

— А что, армия не помогает?

— У нее свои проблемы. Не помогает.

— Хорошо, — сказал Лядов, — пошли к тебе, посидим, ты нам посоветуешь, где можно порыбачить.

— А у вас машина?

— Мы машину не стали брать. Оставили все снаряжение на станции, а сюда на автобусе.

— Ну пошли, пошли, — сказал генерал Николаич.

Он развернулся и понес свой рыхлый живот к приоткрытой двери в дальнем конце вестибюля.

Они по очереди скрылись за дверью — впереди Николаич, за ним легким суворовским аллюром Лядов. Наконец Майоранский. Этот был всех старше и слабее, потому еле тащил ноги.

Но, глядя на него, Егор понимал, что и он безнадежно стар, ему сделать шаг — выше сил. А рядом Вера, интересно, сколько она берет в высоту? Или бегает с барьерами?

Спросить Егор не успел.

Вера сказала:

— Пошли. Больше здесь охраны нет.

— Куда?

— Нельзя от них отставать. Мы не знаем, куда их понесет.

Вера уверенно пересекла вестибюль. Егор брел за ней, он поглядел наверх: хрустальная люстра — сейчас рухнет.

Снаружи встало солнце, и первые горизонтальные лучи достигли подвесок люстры, породив взрыв света.

На полу валялось много окурков.

Вера попала в поток света и, окруженная золотым нимбом, казалась античной богиней из тех быстрых охотниц или бегуний, что соревновались с оленями.

Она подошла к двери со скромной табличкой «Комендатура».

Встала у косяка.

Егор испугался, что дверь откроется и кто-нибудь выйдет. Он собрал все силы и добежал до Веры.

Вера стояла, прижавшись спиной к косяку, голова склонилась к щели в неплотно прикрытой двери.

Ей, может, и было что-то слышно, Егор же не слышал ничего, кроме невнятного гула голосов.

Он хотел попросить Веру повернуться, но тут изнутри донесся короткий и натужный вскрик, будто человек поднимал непомерную тяжесть и надорвался. Потом наступила тишина.

— Да в кармане ищите, в кармане, — раздался громкий голос Лядова. — Быстрее.

Вера оторвалась от стены и, схватив Егора за руку, потащила его в сторону, к лестнице, ведущей наверх, к зрительному залу. Егор вдруг, как в кошмаре, понял, что он уже был в этом кинотеатре и так же прятался под широкой лестницей на второй этаж, только это была лестница в ресторане «Приморский», где собирались консулы.

Стало совсем муторно, Вера сильно дернула его за руку — и вовремя, потому что как раз в этот момент высунулся Лядов и начал осматриваться. Вера замерла, прикрыв телом Егора, словно полагала, что на женщину не обратят внимания.

Им помогло то, что солнечные лучи, пересекавшие вестибюль, били Лядову в лицо, а лестница была в густой утренней тени.

— Выходите, — сказал Лядов. — Все в порядке.

— Я посижу, — сказал Майоранский, — мне дурно.

— Кончим работу и будем тогда сидеть, — отозвался Лядов.

Майоранский принялся грязно ругаться, но ругался он так негромко, монотонно и равнодушно, что ничего неприличного в его ругательствах не было.

Потом, придерживаясь за стенку, он опустился на пол и сел, прислонясь спиной к стене.

— Пять минут, — сказал он.