— Простите, — сказала Ирка жестко, — но нам некогда с вами разговаривать. Мы тоже на работе. Мы тайно проверяем, как работает железная дорога. Вам это понятно?

Она сделала такое ударение на слово «вам», что начальнику станции все стало понятно.

— Прошу прощения за задержку, — сказал он, не поверив нам, но и не желая искушать судьбу.

Мы вышли на улицу. Хвост длинной очереди в булочную пересекал мостовую. Мы с трудом пробились сквозь толпу. Толпа была веселой, улыбчивой, полной надежды и даже уверенности, что хлеба хватит всем.

Миновав очередь, мы увидели мирного вида бабусю, которая шла по улице, волоча пластиковую сумку, из которой высовывались два батона.

— Нам надо пройти к пустым складам, — сказала Ирка. — Мы приезжие и немного заблудились!

— Пошли, — радостно сказала бабушка. — Нам по дороге.

— А чего такая очередь за хлебом? — спросила Ирка.

— Завтра спонсоры будут наш город инспекции показывать. — Бабуся показала нам твердыню, вознесенную к нему. — А у нас народ какой? Никакой благодарности! Если что будут давать — устроит очереди, не дай Бог!

— Значит, сегодня все продают на два дня вперед? — догадалась Ирка.

— А завтра как всегда! — И бабуся лукаво улыбнулась. — Лучше и не суйся!

Я угадал уличку складов, сбегавших ко рву.

Мы покинули бабусю, которая еще стояла наверху.

— Мне интересно, — сказала Ирка, — откуда они набирают таких людей?

— Может, в пробирках выращивают? — спросил Сенечка.

— Я думаю, — сказал я, — что наловили в разных местах и свезли. И теперь они уже давно тут живут, привыкли. Они счастливые, у них колбаса есть.

— Ты прав, — сказала мрачно Ирка, — им всегда повторяют, что за пределами города колбасы нет.

— А разве есть? — спросил Сенечка.

— Я пробовал, — сказал я. — В школе гладиаторов.

— Школа гладиаторов — это нетипично, — сказала Ирка. — У них связи со спонсорами, со спецснабжением.

— Так я и не попробовал колбасу, — сказал Сенечка и проглотил слюну.

— Попробуешь, обязательно попробуешь. Я тебе слово даю, — сказала Ирка.

Стемнело, но никто не шел.

На складе было холодно, мыши и крысы суетились по углам, будто переезжали с квартиры на квартиру и таскали мебель.

Сенечка томился бездельем, несколько раз выбегал из склада, потом возвращался и убитым голосом сообщал, что никого нет.

Мы доели наши припасы, потому что понимали, что завтра нас могут и не покормить.

Чтобы не сидеть в темноте, мы прошли по улице до первых домиков. В домиках горели свечи и керосиновые лампы. Над высоким домом была протянута гирлянда фонариков, но электричества в Счастливом городе не было. Какие-то люди, громко и пьяно разговаривая, шагали по улице — на всякий случай мы нырнули за угол и встали там. Возвращаться на склад не хотелось — там было холодно как под землей.

Отчаявшись дождаться друзей, мы вернулись на склад и сели в углу в обнимку, чтобы было теплее.

Открылась дверь, и возница, взглянув внутрь, спросил хриплым шепотом:

— Вы живые?

Мы разговаривали тихо, чтобы нас никто не услышал.

Возница сказал, что сведения о завтрашнем прилете инспекции подтвердились — за вечер на башню спустилось несколько милицейских вертолетов.

— В городе все знают о завтрашней инспекции, — сказал я.

— А куда денешься? — сказал возничий. В темноте не было видно его длинных усов, но по невнятности речи я представлял, как он жует кончик уса. — Всего за день до инспекции талоны отоваривают. В день инспекции — пусто.

— А почему так? — спросила Ирка.

— Если дают продукты, — ответил возница, — то сразу бывает очередь. Как ты запретишь людям стоять в очереди, когда выкинули продукты? Вот с башни и виден непорядок.

— А плохо с продуктами?

— Мы не жалуемся, — сказал возница. — Как-то достаем, крутимся. Ведь люди знают, что в других городах с продовольствием куда хуже.

— Откуда знаете? — спросила Ирка.

— Как, откуда? У нас газета выходит, — сказал возница с усмешкой в голосе. Я понимал, что возница хоть и местный счастливый человек, но уже испорчен общением с Хенриком и нами — жителями другого мира, испорчен скепсисом и неверием.

— А магазины завтра закроются? — спросил я.

— Ни в коем случае! Завтра будет день временной выдачи муляжей. Все мы распределены по магазинам, а некоторые приписаны к рынку. Каждый возьмет, что положено, и отнесет домой. А потом будет карнавал.

— Как жалко! — сказала Ирка. — Я никогда не видела карнавала.

— А я даже слова такого не знаю! — сказал Сенечка.

— Когда нам выходить? — спросила Ирка.

— Скоро, — сказал возница.

— Как вас зовут? — спросил я. Мне показалось неправильным не оставить в своей памяти человека, который так много для нас сделал.

— Густав, — ответил возница. И продолжал: — Сейчас мы выйдем ко рву. Разговаривать там нельзя. На башне уже много милиционеров. Спонсоры не хотят случайностей.

— А как мы поднимемся на нее? — спросил я.

— Этого не надо будет делать. Все равно не забраться.

— А как?

— Под водой во рву есть вход в башню. Он служит для тех случаев, если воду из рва спустят. Для чистки или ремонта. О нем никто не знает. Мы сами узнали случайно — в архиве нашли планы башни.

В вечерней тишине донесся бой часов на здании вокзала.

— Пора, — сказал Густав. — Нам должны принести надувную лодку.

Молчаливой процессией мы спустились ко рву. Вода в нем неслась как в горной реке.

— Почему это так происходит? — спросил я шепотом.

— Там у них установлена машина, — Густав махнул рукой в направлении башни, — чтобы никто не мог подплыть к башне.

Костяная голова одного из чудовищ, обитавших во рву, высунулась на мгновение из воды и исчезла, унесенная течением.

— А кто эти чудовища? — спросил я. — Драконы?

— Драконы? — Густав меня не понял.

— Если свалишься в воду, живым не выбраться, — прошептала Ирка.

— Здесь нет драконов, — сказал Густав. — Не понимаю, о чем вы говорите.

— Разве вы не видели голову?

Возница улыбнулся — в полутьме сверкнули его зубы.

Он вытащил из кармана хлеб, отщипнул от него кусок и, размахнувшись, кинул в воду выше по течению.

Тут же из воды высунулась голова чудовища. Рядом — другая. Кусок хлеба исчез.

— Что это?

— Это большие черепахи, — сказал возница. — Они безопасные. Но если не знаешь, то страшные.

У нас в городе все думают, что они едят людей. И кто-то поддерживает эти слухи.

— А где вход в башню? — спросил я.

— Видите вырубленный в башне над водой крест? — ответил вопросом Густав.

Я пригляделся. Кажется, я его разглядел.

— Под ним есть вход в башню. У самого дна рва. Он забран решеткой, которая закрыта на засов.

Время шло. Вышла луна, в маленьком городском парке под гирляндами керосиновых фонариков играл небольшой оркестр.

— Где же ваша лодка? — спросила Ирка.

— Сам хотел бы знать, — ответил возница. — Уже полчаса как они должны были принести лодку.

Мы ждали. Говорить не хотелось. Что-то случилось.

— Может, вы сходите и спросите? — сказала Ирка.

— Это в другом конце города, — сказал Густав, — за вокзалом. А через полчаса город объявляется спящим. И уже нельзя по нему ходить. С этим у нас строго.

— Тогда спешите, узнайте, — сказал я.

Густаву не хотелось идти, но он понимал, что мы правы.

— Никуда не уходить! — с преувеличенной строгостью произнес он.

— Не беспокойтесь.

Его шаги удалились. Было тихо. Из парка доносилась музыка, кто-то высоко над нами засмеялся. Башня поднималась черная и неприступная. На ее вершине между зубцами загорелся маленький, но яркий огонек. Потом расширяющийся луч света скользнул по стене — видно, кто-то перегнулся через парапет и осветил стену сверху. Луч фонарика не достиг воды. Вода мчалась у наших ног беззвучно и быстро. При свете луны я увидел, как к поверхности поднялась гигантская черепаха.