— Простите, что тревожу, — сказала она, — но несчастье, я думаю, нас сблизило. К тому же вы знаете всех нас, действующих лиц драмы. И были в хороших отношениях с Сергеем… Мне неожиданно позвонила дочка этой женщины.

— Даша? — сообразила Лидочка.

— Вот именно. Она разговаривала со мной агрессивно, будто я в чем-то перед ними виновата. Я так растерялась… я и без нее себе места не нахожу. У них возникла идея войти со мною в долю… на похоронах. Я не нашлась сразу, что ответить. Но сейчас я пришла в себя и поняла, что я не желаю их видеть. Нигде! Ни на кладбище, ни в морге — нигде! Они сделали все, чтобы ускорить смерть моего мужа!

— Нина Абрамовна, чего вы хотите от меня?

— Я не желаю иметь ничего общего с этой семейкой. И прошу вас, Лидочка, умоляю, пожалуйста, позвоните им и потребуйте от моего имени, чтобы они мне не показывались на глаза! Я ей выцарапаю глаза, буквально! Сломать всю мою жизнь, запутать, обобрать Сережу и сейчас иметь наглость делать такие предложения! Лидочка, я вас умоляю!

Нина Абрамовна бросила трубку.

Господи, еще этого мне не хватало!

Если бы кто-нибудь повторил сейчас, что таких, как Сергей, не убивают, она бы убила говорившего.

Почему же ты, Лидочка, ничего не ответила ей, не отказалась сразу, а молчала и кивала покорно, будто ты нерадивая ученица из школы, которой руководит Нина Абрамовна?

Лидочка не стала звонить Лизе Корф, а легла пораньше спать, тем более что смертельно устала за день — так мирно начавшийся и будто растянувшийся на несколько дней.

Сон долго не шел. Звонил телефон, упрямо, как будто тот, кто звонил, был уверен, что Лидочка дома, и обязательно желал вытребовать ее к аппарату. Лидочка понимала, что надо встать, отключить телефон, потому что звон был связан с несчастьем. Но когда Лидочка уже твердо решила подняться и выключить телефон, пришел сон, незаметно, мягко… она провалилась в него и догадалась, что спит, когда телефон затрещал вновь.

Лидочка вскочила на постели, посмотрела на часы. Половина третьего! Может, случилось что-то еще?

Она взяла трубку. Ее голос звучал хрипло и испуганно.

— Ты ничего не помнишь, — сказал в трубке высокий мужской или низкий женский голос. — Ты никого не видела. Ты поняла?

— Кто говорит? Что вам нужно?

— Если хочешь жить, будешь молчать! — ответил голос. — Ты никого не видела на улице. А то одна девочка увидела на улице, как угоняли машину. И сказала чужому дяде.

— Перестаньте хулиганить! — сказала Лидочка и на этот раз не только положила трубку, но и выключила телефон.

Теперь заснуть оказалось еще труднее.

Конечно, это был тот толстяк с большими ногами. Откуда-то он узнал ее телефон. Впрочем, мало ли какими путями можно выйти на твоих знакомых. А почему у толстяков часто бывают высокие голоса? Может, потому что в них меньше мужчины, мускулистого самца, а большая доля мягкой женской плоти? Если это толстяк, то он круглый дурак. Конечно же, дурак! Она бы и не вспомнила о нем! А может, вспомнила? А Женя? Надо предупредить Женю. Если этот толстяк имеет отношение к смерти Сергея, он может быть опасен. Опасен? Но ведь таких, как мы, обывателей, не убивают? Женя шел сзади, толстяк мог его не заметить.

О чем я думаю?

Лидочка поднялась с постели, пробежала босиком к двери и закрыла ее на цепочку. Когда-то давно, они только переехали сюда, Андрей привинтил цепочку и сказал:

— В годы моего детства женщины не открывали дверь, не набросив цепочку. Ты поняла?

Утром позвонил Анатолий Васильевич, капитан милиции из Челушинской.

— Вот и ладушки, — сказал он голосом человека, который только что пробежал два километра и выкупался в речке. — А я боялся, что вы уже на службе. Ну и что будем делать? Так приедете или повестку послать?

— Зачем посылать повестку? — спросила Лидочка.

— Может, вам надо оправдание для вашего начальства, — объяснил Толик. — Я ее вам с собой дам и еще припишу два часа лишних, чтобы вы по лесу погуляли.

— У меня сегодня трудный день, — сказала Лидочка.

— У меня тоже, — сказал капитан. — Я хочу это дело поскорее закрыть. Пока все свеженькое, пока следы не просохли. Так сможете приехать?

— А когда?

— Чем скорее, тем лучше. Я вас долго не задержу, честное слово. Но без вас нельзя, сами понимаете — вы у меня главный свидетель.

— Боюсь, что у вас нет свидетелей.

— Придете — расскажу.

День начинался такой же жаркий, как вчерашний, солнце светило сквозь жаркую дымку, от того тело наполнялось истомой и не хотелось вылезать из-под душа. И кофий сегодня утром пила без всякого аппетита! — это у Чехова. В какой-то пьесе. Спускаться в метро, ехать в электричке, там идти до милиции ужасно не хотелось. Но Лидочка понимала, что Толик от нее не отвяжется. Впрочем, ей было не безразлично то, что происходит в милиции. Даже если там спешат закрыть дело, чтобы не вешать на себя лишнее убийство, за прошедшие сутки должны обнаружиться какие-то новости. Ведь убийство произошло в центре оживленного поселка, и наверняка уже приходил новый свидетель… А может, нашли убийцу?

Электричку пришлось ждать больше часа, на платформе накопилась густая толпа, и от дыхания и тесноты температура, казалось, поднялась еще на несколько градусов. Почему-то все ехали с сумками на колесиках и с полосатыми баулами, при этом норовили толкнуть или ткнуть Лидочку в бок своим багажом. Потом пришлось втискиваться в электричку и полчаса стоять на одной ноге в тамбуре…

Лидочка хотела по дороге заглянуть к дому Сергея, но потом передумала и пошла прямо в милицию.

К Толику Лидочка вошла еле живая и страшно сердитая.

Тот сразу же это понял и вскочил ей навстречу.

Воздух в комнате был застоявшимся. Открытая форточка не давала прохлады.

— Здравствуйте, — сказал Толик. В небольшой комнате он был один, а столов и шкафов — по два. — Мы окна не открываем, потому что мухи летят. Страшно летят — тут помойка недалеко.

Лидочке уже было все равно.

Толик доставал Лидочке до плеча — бывают такие квадратные мужчины, которые не производят впечатления очень маленьких, потому что у них широкая кость и много мышц.

— Мы с вами быстренько, — успокаивал он Лидочку. — Вы мне изложите на бумаге, как прошел вечер воскресенья и как вы договорились встретиться утром, потом изложите обстоятельства вашего прихода. Можно вкратце, мне для отчета. Я не думаю, что вы с пистолетом ночью на убийства ходите.

— А разве можно так говорить? — спросила Лидочка. — Разве на мне написано, что я безвредная?

— Такие, как вы, редко убивают. А если убивают, то так себя не ведут. Вы же совсем не нервничали, вы просто расстроены, а так не волновались. А я потом про вас всех у Ольги спросил. Она, может быть, некоторых из вас по разу видела, по два, но запоминает и какие характеристики дает — вы не представляете. Зря она после восьмого класса в библиотечный техникум пошла, по пути наименьшего сопротивления. Ей бы следователем быть, честное слово!

— Давайте на чем писать.

— Только сначала оформим все как полагается, у нас ведь тоже отчетность своя есть. Паспорт не забыли?

— Вот мой паспорт.

— Сейчас данные перепишем, — сказал Толик.

В дверь сунулся скучный человек в такой же голубой рубашке, с мягкими погонами, как у Толика. Только погоны были не офицерскими, а сержантскими.

— Ты занят? — спросил он.

— У меня человек по делу Спольникова, — сказал Толик солидно.

— Ладно, я тогда в район съезжу, — сказал сержант.

Они снова остались одни.

Толик быстро переписывал данные из паспорта, даже высунул кончик языка, совсем как мальчик.

Потом Лидочка принялась описывать события того вечера и вчерашнего утра. Толик сначала сидел за столом, потом отошел к окну.

— Вы что-нибудь новое узнали? — спросила Лидочка.

— Не отвлекайтесь, гражданка Берестова.

— Не бойтесь, я не отвлекаюсь.

— Мы выяснили, какие предметы взял из дома убийца.