Хоть опять шел дождик и солнца не было, но когда детеныш вошел в сарай, Верка его сразу почуяла и обернулась.

Детеныш стоял в дверях, подпрыгивал, и на его красной шапочке качался белый помпон. Как будто это не человек, а гном. А вот сандалики детские, девчачьи, из детского садика.

— Верка, — прошептал детеныш, — я тебе зонтик принесла. Мне матка дала. Дождь идет, вредно с голой головой ходить, вши заведутся.

Он засмеялся, как закашлялся.

Казалось бы, враг, нелюдь, бежать от него надо или кинуть кирпичом, а Верка и сама не хотела, а спросила:

— Ты мальчик или девочка?

— Не догадалась? — Смех у детеныша был женский, взрослый. — И не догадаешься, потому что это не имеет значения.

— Уходи, — сказала Верка. — А то я Олега Владиславовича позову.

— Ты от него подальше держись, — сказал детеныш. — Ему недолго жить осталось, а смерть его будет ужасной.

— Олег!

— Стой! Помолчи. Скажи, где Оксана? Куда вы Оксану дели?

— Олег Владиславович, ловите ее!

— Ах ты, мразь горячая! — Детеныш ткнул в Верку зонтиком. Зонтик был странным. Верке показалось, что у детеныша в лапке блеснула длинная сабля. Верка отшатнулась и от страха плеснула в него молоком из банки. Детеныш взвизгнул и кинулся прочь. Тут же Верка услышала голос Олега:

— Ты где, Вера? С тобой все в порядке? Это ты кричала?

Видно, он заметил убегавшего детеныша, потому что голос его изменился. Он закричал:

— Стой! Стой, кому говорю! Ты куда, поганец?

Верка огорченно стояла в дверях сарая, опустив руки. Остатки козьего молока капали на солому.

Катька была возмущена. Ну подумайте: весь день в себе копила, хотела хозяйку порадовать, а она все на пол! Какое неуважение к парнокопытным!

— Не догнал я его, — сказал Олег, заходя в сарай. — Славно ты его пугнула.

— Я со страха, — ответила Верка. — Если бы подумала, разве стала бы молоком жертвовать?

— А чего испугалась?

— Он зонтик принес. — Верка показала на зонтик, лежавший у ее ног. — А потом стал требовать, чтобы я ему про Оксану сказала.

— Что? Что? Говори конкретнее!

— Просто спрашивал, а потом этой штукой, зонтиком, чуть не проткнул. Там в нем сабля.

— Не может быть сабли в складном зонтике, — возразил Олег. Он поднял зонтик, нажал на кнопку, зонтик раскрылся. Зонтик был совсем нестрашным. И никакой сабли!

— Но я же видела! Такая длинная и блестит!

— Какая? Точнее!

— Ну как у Чапаева.

— Это не сабля, — вдруг расстроился Олег. — Это куда хуже сабли.

— Что вы имеете в виду? — Верка сердилась. Не нравились ей все эти недомолвки. Она чувствовала, что нервничает не меньше Олега, но никто не желает ей ничего объяснить.

— Обязательно объясню.

— А молока почти нет, — вдруг вспомнила Верка. — Что будет, что будет!

— Возьми денег, купи молока в Пушкине.

— Откуда там козье молоко?

— Купи хорошее, коровье.

— Вы моей бабки не знаете!

— Боюсь, что я уже ничего не знаю.

— Вы в Пушкино не поедете? — спросила Верка.

— Я тебя до станции провожу. Не хочу, чтобы ты одна по улицам разгуливала. Потом кое-какие дела здесь сделать надо. Вот, кстати, с Папаней поговорить.

— Правильно, он знает эту Оксану.

— А потом я подъеду к больнице и буду ждать тебя у ворот. У автобусной остановки навес и скамейка. Там и буду ждать. А если ты раньше освободишься, то обязательно меня дождись!

— Спасибо.

— Не обращай внимания, — ответил сосед.

Он был расстроен. Огляделся вокруг, поднял с соломы красную шапочку детеныша.

— Роняем ценные вещи, — заметил он.

Олег крутил шапочку в руке.

А потом сделал странную вещь.

Вытащил из внутреннего кармана пиджака пластиковый пакет, осторожно его открыл и двумя пальцами опустил шапочку внутрь. Так делают следователи в детективах.

А потом положил пакет в карман.

— А что с зонтиком делать? — спросила Верка.

— Пока что использовать по назначению, — ответил Олег Владиславович. — А потом я его у тебя отберу.

«Наверное, он все же чекист, — подумала Верка. — Может быть, даже следователь. А они? Мамаша с детенышем? Они кто? Мафия? Жаль, что у меня нет воображения. Вот бы Топоркову из класса показать — он здорово умеет придумывать».

Верка стала собираться.

Олег сбегал к себе, закрыл дом, надел плащ, и они пошли к станции.

Ворота коттеджа, где жили мамаша с детенышем, были закрыты.

Улица пуста.

Дождь бесконечно сыплет и сыплет, мелкий, холодный, скоро все листья с деревьев собьет — и так уже приходится шагать по толстому слою листьев.

Когда они поворачивали на Советскую, Верка услышала странный треск.

Сверху раздался отдаленный раскат грома — словно рвут пополам простыню. И по ушам ударил воздух!

Верка взглянула вверх, но Олег закричал:

— Назад! — и дернул ее за руку.

Верка чуть не упала. Пришлось отскочить, куда потянул ее за рукав Олег Владиславович.

И тут же перед ними рухнула громадная сосна. Мимо нее Верка каждый день ходила на станцию — самая большая сосна в поселке.

Дерево рухнуло с ужасной скоростью и силой — ствол ударил по земле и даже подпрыгнул. Удар был таким мощным, что на соседних дачах зазвенели стекла, а забор на той стороне улицы разлетелся в щепки.

— А теперь вперед! — крикнул Олег Владиславович и заставил Верку, у которой онемели колени от запоздалого ужаса, перебраться через сосну и побежать по Советской к станции.

Навстречу бежали какие-то случайные люди, любопытные.

— Где? Что? — кричали они.

Как будто произошло землетрясение.

Пробежав полдороги, Олег с Веркой перешли на быстрый шаг.

Верка раскрыла зонтик.

Олег свой забыл, и потому они шли, прижавшись друг к другу, чтобы укрыться под одним зонтом. Хорошо еще, что они почти одного роста.

— Это они? — Верка спросила не сразу. Ей надоело бояться, и, конечно, лучше бы, если сосна упала сама по себе, от дождя, ветра и осени.

— Допускаю, что они. Но надо бы посмотреть: не подпилена ли сосна? И кто ее так вовремя толкнул?

— Там никого не было.

— Ты из больницы одна не уходи, — напомнил Олег. — Я тебя буду у выхода ждать.

— Спасибо.

Они забрались на платформу. Тут и электричка подошла.

Вроде бы никто за ними не следил.

Когда Верка добралась до больницы, все сложилось не совсем удачно.

Баба Элла строго следила за тем, как Верка выкладывала на тумбочку сыр плавленый «Виола», мандарины, кекс «Столичный», томатный сок и другие продукты. А потом — бывают же такие подлые старухи! — спросила:

— А где молоко? Катькино молоко где? В нем все нужные мне витамины.

Верка даже растерялась.

Не ожидала.

Потом честно призналась:

— Молоко я пролила. Нечаянно. Но вот это хорошее — «Можайское», в бутылке.

— Козье полезней, — сварливо ответила баба Элла.

— А ты даже не спрашиваешь, откуда у меня деньги?

— Наверное, нашла, — ответила бабка.

Верка снова убедилась, что где-то на даче у бабки есть ухоронка, денежная, и теперь она сердится, потому что подозревает, что Верка нашла эту ухоронку и деньги потратила.

— Не знаю я ни о каких деньгах, — сказала Верка печально.

Печально, потому что спешила к бабе Элле, думала, как расскажет ей о ночных событиях и как баба Элла будет ее перебивать и переспрашивать…

А ей деньги важны!

Верка виду не подала и ругаться не стала, но ей в голову пришла мысль: а что, если у бабки спрятано денег много, так хватило бы и на немецкие уколы! А бабка этого не хочет из жадности. Ей не хочется выздоравливать. Она согласна еще месяца два полежать в больнице, пускай Верка на ее даче мерзнет и погибает, и пускай ее из школы вышибут, и останется она без образования.

— Не знаю я о твоих деньгах, — повторила Верка. — Мне сосед дал. Олег Владиславович.

— Это с чего же дядечки стали девочкам деньги давать? — взъярилась баба Элла. — Что ты ему такого хорошего сделала? Лучше сразу признавайся, а то мы его через милицию достанем.