— Я завтра вам позвоню, — обещала она и убежала в подъезд.

В подъезде Лидочка обернулась — сквозь стекло двери было видно, что лейтенант не спешит уходить — ждет, закуривает.

Поднявшись к себе, Лидочка сразу пошла к кухонному окну.

Не зажигая света, она приблизилась к стеклу и помахала лейтенанту, который смотрел на окно. Тот, угадав Лидочку, поднял руку, помахал в ответ, выкинул в снег сигарету и быстро зашагал прочь.

Когда Лидочка позвонила Шустову утром в понедельник, Соколовская сказала, что он забегал в самом начале дня, а потом уехал на происшествие. Соколовская сообщила это особенным официозным голосом, призванным дать понять неким много себе воображающим особам, что свет не сошелся и никогда не сойдется клином именно на них — у настоящего мужчины найдутся дела и поважнее. По сути дела, Соколовская была права — смерть Алены Флотской была лишь одним из многочисленных эпизодов деятельности лейтенанта. Тем не менее Лидочка почувствовала раздражение против Соколовской. Ведь Лидочке лишь нужна собственная шкатулка, которую Шустов вряд ли сможет ей отдать, потому что теперь она перешла в разряд вещественных доказательств.

Так и не узнав у Соколовской, когда лейтенант возвратится, Лидочка сгоряча хотела было позвонить Соне, чтобы упросить ту воздействовать на Шустова. Соня же, словно почувствовала, что Лидочка разыскивает ее, и позвонила сама.

— Ну как ты? — спросила она, не представляясь, словно подружка, выясняющая, не ломит ли у тебя голову после вчерашней попойки. Но Лидочка уже начала привыкать к Сониной бесцеремонности. Конечно, можно бы произнести в этом случае сакраментальную фразу о грубой оболочке, которая скрывает тонкую и трепетную натуру, но это было бы бесполезно, так как Лидочка понимала, что Соня предпочитала общаться с миром, выпустив коготки, потому что ничего хорошего от него не ждала.

— Спасибо, хорошо.

— Чего вчера так рано ушла?

— А почему мне надо было оставаться?

— А мы неплохо посидели, — сказала Соня. — Так ведь, без несчастья, и не увидишься. Жалко даже, что Аленки с нами не было — она была бы довольна.

Соня не притворялась. Она и на самом деле предпочла бы увидеть Алену на ее же похоронах — посидели бы вместе.

— У тебя ко мне какое-нибудь дело? — спросила Лида.

— Я не вовремя позвонила? — Соня сразу насторожилась, она уже была готова обидеться.

— Нет, вовремя, я не занята, не надувайся заранее, — ответила Лидочка. — Просто я сама собиралась тебе звонить, потому что надо посоветоваться.

— Давай говори, у меня срочных дел нет.

— Я тебе говорила, что Осетров сдал в милицию шкатулку?

— Ага. Он в ней свои драгоценные подарки и запасные подштанники унес. Знаю, знаю.

— Но как честный человек…

— Как честный коммунист!

— Не перебивай старших. Он принес пустую шкатулку и отдал Шустову по принципу — мы чужой земли не хотим.

— Значит, с концами — теперь этот Шустов ее сопрет, и потом они ее спишут. Так всегда бывает. Только ты свою коробку и видела!

— Иногда милиция не так ужасна, как тебе представляется, — возразила Лидочка. — Шустов рад бы вернуть мне, но не знает, как это оформить. Ведь на шкатулке не написано, что она — моя.

— Ты думаешь, что если я скажу Шустову, чтобы он тебе шкатулку вернул, потому что в частных беседах с покойной мы неоднократно этот вопрос обсуждали и нас останавливало только то, что мы забыли твой адрес, он сразу же тебе шкатулку отдаст?

— Примерно так.

— Черта с два — отдаст! Ведь Аленка не знала, что это твоя шкатулка. Откуда ей знать? Ей от бабушки досталась коробка — я сама об этом узнала, только когда мы с тобой у Татьяны были. И я не спешила признаваться — сначала хотела с Аленкой посоветоваться — отдавать или оставить. Я тебе потом, помнишь, лапшу на уши вешала, будто Татьяна испугалась.

— Извини, я снимаю свою просьбу, — сказала Лидочка. Соня была права. И просить Соню сказать неправду Лидочка не хотела.

— Лида, послушай моего совета. Тебе этот лейтенант симпатизирует. И не спорь — по глазам видно. Красавчик рад был бы тебя трахнуть, пока твой муж в командировке. Так что не теряй времени. Дай ему, и шкатулка твоя!

— Соня!

— Надо шутки понимать. Но дело не в этом. А дело в том, что Шустов придумает что-нибудь, чтобы эту шкатулку тебе отдать — кому она нужна? Включая тебя.

— Но для меня она — символ. Символ того, что я все же отыщу вещи деда.

— Позволь тебе не поверить. Но делай, как знаешь. И Шустову не говори, что со мной разговаривала. То, что знают двое, — тайна. То, что знают трое, — газета. Я ничего не слышала, ничего не видела и ничего не скажу, как Зоя Космодемьянская. Подлизывайся к лейтенанту, говори, что в любой момент можешь получить подтверждение от меня, Татьяны, черта полосатого…

— Может быть, ты и права.

— Я всегда права. У меня жизнь нелегкая.

— Я тебе могу чем-нибудь помочь?

— Беда невелика, но для меня — проблема.

— Расскажешь?

— Вообще-то, не телефонный разговор.

— Нужны мы с тобой кому-нибудь!

— Хотя пускай слушают. В общем, мы с Аленкой собирались в круиз по Средиземному морю: Турция, Греция, Каир, Святая земля и домой. Чтобы на мир поглядеть и немного прибарахлиться. Все мы люди небогатые, я тебе скажу, деньги были очень нужны. Аленка даже к своей мамаше метнулась — та ее послала куда подальше. Ну, сама виновата, я предупреждала — на Татьяну где влезешь, там и слезешь. В общем, я для нее достала три сотни баксов у Петрика. Ну, тогда Петрик был на коне, а теперь он сам хочет смотаться.

— Петрик тебе одолжил?

— Он отстегнул мне деньги, даже не считая. А теперь надо бы вернуть. Как ты сама понимаешь, эти денежки спокойно лежали у Аленки — сдавать их на той неделе, до круиза еще почти месяц. А когда я утром к Аленке попала и увидела, что она померла, я так перепугалась, ну прямо в шоке была, я о деньгах и не подумала. Понимаешь?

— Понимаю.

— А уже вчера утром мне Петрик позвонил и спросил, как баксы. Ну, он в кризисе, его тоже понимать надо. Сейчас я уже себя прокляла.

— Почему прокляла?

— Вчера я сказала Петрику, что я ему деньги верну. Я же знаю, где Аленка деньги держит. У нас с ней тайн не было. Под вешалкой в коробке с гуталином — по принципу Шерлока Холмса — прячь на виду, где грабителю в голову не придет искать.

— А их там не оказалось.

— А откуда ты знаешь?

— Иначе зачем ты мне всю эту историю рассказываешь.

— Их там не было. С ума сойти! Но ты понимаешь, что это не мог сделать чужой?

— Да, наверное, он бы все перевернул…

— Есть три кандидатуры. Первая — твой лейтенант!

— Разве они обыскивали квартиру?

— Насколько мне известно — нет. Я вчера с кладбища прибежала самой первой, чтобы готовить, там двое наших из института были, а Татьяна с нами в крематории. Так что я посмотрела под вешалкой — пусто. Это не оправдывает лейтенанта — конечно, он мог это сделать. Но он должен был догадаться о коробке под вешалкой. И о том, что у Аленки баксы есть.

— Маловероятно, — сказала Лидочка. — Вторая подозреваемая у тебя Татьяна Иосифовна.

— А почему бы и нет? — агрессивно откликнулась Соня. — Чем она лучше других?

— Ей под вешалку не залезть.

— Ты знаешь, Лид, я то же самое подумала — ей надо на пол сесть и ползти. Согнуться эта тумба не сможет. К тому же она видалась с дочкой раз в году, а то и реже. И они друг дружку не выносили как кошка с собакой. Даже если Татьяна что и подозревала… Впрочем, не исключено!

— И подозреваемый номер раз — Осетров, — сказала Лидочка.

— Номер ноль! Ты думаешь, он не знал про коробку? Да я сама слышала, как он уговаривал Аленку найти для ухоронки более достойное место. И наверняка он знал, сколько у нее там спрятано. Да в конце концов — почему ей от него скрываться, если он все время делал вид, что не сегодня-завтра на ней женится. Кинет свою недокормленную галошу и женится на нас, прекрасных, молодых.