Правильно Ольга сделала, что его бросила! Нельзя быть такой самоуверенной дубиной.

Жара, наполнявшая дежурку, была такой густой, что Лидочка физически ощущала, как накаляется мордоворот, бесясь от упрямства этой дачницы. Не любит он дачниц, не выносит.

— Товарищ милиционер, — Лидочка обернулась к усатому, — позовите, пожалуйста, начальника отделения.

— А его нет, — виновато ответил милиционер.

— Ну кто у вас старший офицер?

— Вот, — сказал милиционер, — старший лейтенант Верчихин.

— Тогда разрешите мне позвонить в Москву, — сказала Лидочка.

— Зачем? — осведомился мордоворот.

— Дайте мне телефон вашего московского начальника, — сказала Лидочка. — Я поговорю с ним!

— Я вам, гражданочка, открою страшную тайну, — улыбнулся Верчихин. — Все наше начальство находится на дачах, на отдыхе, ловит рыбку. Так что не надо беспокоить людей, они в трусиках.

И Верчихин засмеялся легким, воздушным, ядовитым смехом. Лидочка стала быстро заворачивать в газету Ольгины находки, чтобы скорее уйти подальше от человека, который может так смеяться.

— Хорошо, — сказала она, — я позвоню в Москву из автомата, но учтите, я этого так не оставлю. Я пришла к вам не ради собственного удовольствия, а желая помочь следствию. Я сегодня буду в Москве и расскажу все на самом высоком уровне.

Лидочка поймала себя на том, что говорит с милиционером суконным языком.

А Верчихин продолжал улыбаться светло и широко. Он не говорил ни слова. Даже не двигался.

— Хорошо, — продолжала Лидочка, — я последний раз прошу вас пойти со мной или послать вашего милиционера, чтобы помог мне достать вещественные доказательства.

— В понедельник, — сказал Верчихин.

Лидочка завернула улики в газету, руки у нее тряслись от бешенства.

Ей хотелось ударить милиционера, но до него не дотянуться, а он продолжает вежливо улыбаться.

— Молодец Оля, — сказала Лидочка, — правильно сделала, что бросила такого!

С этими мстительными словами она покинула отделение милиции, а Верчихин, вернее всего, не понял, что она имела в виду. Так что Лидочкин выстрел пропал даром.

Выйдя под ослепительное солнце, она зажмурилась. Жаркий воздух улицы показался ей свежим, словно она вышла из тюрьмы на волю. Где же Ольга?

Лидочка махнула рукой, предлагая Ольге следовать за ней, и пошла к дому, не дожидаясь ее.

Ольга быстро догнала Лидочку.

— Ну что, он придет?

— Он никуда не придет. Он не желает поднять свой зад. И я ему не понравилась.

— Вот именно, — вовсе не удивилась Ольга. — Теперь вы понимаете, почему я отрицала его ухаживания? Он и Толику завидует. Только я так надеялась, что он с вами не посмеет!

— Я сейчас же еду в Москву! — сказала Лидочка. — Я им там все покажу. Они обязаны будут послать сюда людей.

— Ой, не знаю, — сказала Ольга. — Боюсь, что тогда случится трагедия.

— Почему?

— Сегодня суббота. Ну, приедете вы туда уже после обеда. Начнете доказывать, объяснять. Даже если вы найдете человека, который вам поверит и согласится послать сюда машину или хотя бы позвонит сюда, будет уже вечер… Вернее всего, вам все будут говорить, что надо подождать до понедельника. Ведь все же отдыхают на дачах!

— Но нельзя же оставить все без охраны! Ваш Виктор вытащит видео и пистолет.

Лидочка уже верила и в видео, и в пистолет.

— Давайте мы сами все вытащим из траншеи, — предложила Ольга. — Раз уж так получилось. Верчихину вы все сказали. Ведь парень под суд пойдет.

— С чего вы решили, что он обязательно полезет за пистолетом?

— Брат его заставит, — уверенно ответила Ольга.

К траншее подошли втроем: Ольга, Лидочка и Катя, которая несла хозяйственную сумку для возможной добычи. Лидочка была в Катином купальном костюме. Костюм был ей мал, жал в груди. Сверху она накинула Ольгин халат, который, наоборот, был страшно велик.

— Если воду в траншее не бурлить, — сказала Катя, — то она вполне пристойная, чтобы в ней купаться. В такую жару куда деваться? Вот мы вроде и пошли купаться, правда?

— Все равно, если кто-то увидит, хохоту будет до самой Москвы, — сказала Лидочка, которая чувствовала себя полной идиоткой, ввязавшись в эту историю.

— Ничего особенного, — сказала Катя, которая смотрела телевизор и была в курсе модных увлечений. — У нас с вами такой хэппенинг.

— Что?

— Это английское занятие. Люди собираются, словно что-то случилось. А что случилось — все равно, до лампочки. Вот и у нас будет хэппенинг в траншее.

Они пересекли лесополосу, отделявшую путепровод от шоссе. Перед ними тянулась широкая полоса по-разному раскопанной земли. Кое-где были вырыты траншеи, кое-где были полузасыпанные ямы, между ними лежали штабеля широчайших, в человеческий рост, труб и труб потоньше, оставленных строителями бетонных плит, котлов и пришедших в негодность машин — создавалось впечатление, что строители страшно устали класть новые трубы, а устав, плюнули на все и отправились отдыхать, ничуть не заботясь, что строительство не завершено.

— Как операция у чукчи, — сказала Катя, угадав Лидочкины мысли.

— А что случилось с чукчей? — спросила Оля. Она была в голубом платье и разношенных лодочках на босу ногу.

— Он операцию делал, а потом кинул скальпель и говорит: «Опять не получилось».

— Моя мама — гуманистка, — сказала Катя, — все по ней должно быть правильно, но в столкновении с правдой жизни она всегда страдает.

— А ты циник? — удивилась Лидочка.

— Как вы угадали? — спросила Катя. — Многие не догадываются. Я отличница и никогда не спорю с учителями.

Вокруг стояла пустынная субботняя жара. Никто по доброй воле не пошел бы гулять на строительную площадку. Дачники ходили дальше, на пруд в санаторском лесу, или уезжали на водохранилище.

За траншеями и ямами, наполненными желтой водой, стеной стоял лес, на вид совершенно девственный, на самом же деле служивший парком кардиологическому санаторию.

Через него можно было срезать дорогу к станции, но немного. Лидочка поглядела, где можно пройти. На случай, если в милиции спросят.

Выйдя к траншеям, они остановились в растерянности. Потому что Ольга не сообразила спросить у Виктора, из какой траншеи он вытянул узел с уликами. Но не искать же его и не ждать темноты, когда Виктор приведет сюда непутевого брата, чтобы поживиться. Разделись.

Лидочка пошла налево, Ольга с дочкой — направо. Солнце жгло немилосердно. Пользуясь тем, что никто не смотрит, Лидочка сбросила необъятный халат и повесила его через плечо. Сначала стало прохладнее, но тут же горячие лучи добрались до кожи.

Лидочка остановилась над траншеей, вырытой в желтой глине. Ширина ее достигала метров трех, а местами была больше из-за оплывших и осыпавшихся стенок. В длину же она была почти бесконечна. На несколько метров вокруг трава была срезана так, что, еще не дойдя до траншеи, Лидочка испачкала туфли желтым порошком. Хорошо еще, что давно не было дождей и глина вокруг траншеи была сухой.

Вода, которая неподвижно стояла в траншее, казалась темной и чистой, Лидочка подняла камешек и кинула его в траншею. Камешек взбаламутил воду, навстречу из глубины поднялись желтые протуберанцы, и вода в траншее постепенно пожелтела.

Справа закричала Катя:

— Идите сюда, сюда! Я нашла плед!

Страшно было называть пледом большую, желтую, непросохшую толком тряпку, свисающую с отвала в воду.

Им повезло — они уже стояли на пороге тайны. И раз милиция не хочет разгадывать преступление, три слабые женщины возьмут это на себя.

Правда, лезть в траншею, предчувствуя, какая грязная и даже липкая жижа ждет там, не хотелось.

Лидочка не спеша разулась, ожидая, что сейчас Ольга или Катя скажут ей: «Не стоит, Лидия Кирилловна, мы все сами сделаем!» Ведь не ей, а им так важно уберечь от неприятностей трудного подростка Виктора!

— Ольга, — сказала Лидочка. — Может, все-таки вы поищете?