— Если бы замковые служащие серьёзно отнеслись к словам свидетельницы, — выговаривали лордишки, сверля её глазами, — то совет лордов сразу бы понял, что уровень возможной опасности гораздо выше, чем предполагалось от четверых почти детей и одного полутрупа. Последствия разрушений лаборатории катастрофические! Уничтожены все аппараты, которые должны были со дня на день выдвинуться на русский фронт. Уничтожен весь запас бомб, за исключением той малой партии, что успели отправить накануне. Ущерб невосполним! Единственный сохранившийся жабль мы были вынуждены отозвать со Смоленского направления и вернуть в Тушино. Он гораздо более важен для защиты царской ставки, нежели в атаке на окраинный город, который, к тому же, мы обещали отдать немцам.

— Вот пусть немецкие машины его и штурмуют! — поддакнул ещё один.

— Леди Моргана, мы надеемся, что вы с достоинством выполните возложенную на вас часть миссии.

Вот же старые пердуны! Они ещё смеют намекать, что Моргана может оказаться некомпетентной! Ну, погодите, дайте только срок, все пожалеете о своих ухмылочках…

Русские маги в альвийском тылу

Как следует отужинав запечённой уткой и заполировав всё ежевичным пирогом и чаем со сливками, беглецы некоторое время позволили себе просто посидеть за столом и расслабиться.

— Пора, други! — Шереметьев поднялся первым. — После трёх машиниста точно хватятся. А могут и раньше, мало ли. Соберём котомки и двинем.

— Эх… Хорошего помаленьку, — грустно усмехнулась Людмила. — Опять ползти по-черепашьи…

Иван потёр подбородок:

— Может, всё-таки рискнём? Куда бы ни шла эта ветка — куда-то же она идёт. И поездом будет всяко быстрее. Опасно, конечно, и на виду…

— Да даже за ночь! — с надеждой воскликнула Звенислава. — Ночью нас никто не хватится. Эти связаны…

— Если только состав не отправляется в направлении, противоположном нашему, — логично заметил Сергей.

— Так давайте этого спросим? — Звенислава кивнула на связанного машиниста. — Наврать он нам вряд ли посмеет. О чём мы говорили, не понял.

— Не думаю, что он понимает по-русски, — согласился Иван. Что ж, поспрошаем…

Оказалось, что маленький состав направлялся в городок, который, по сути, являлся одним сплошным заводом. Шахты, горнорудное производство, тут же цех для изготовления рельс, неподалёку — лесопилка, где производят шпалы. Туда поезд идёт порожняком, и прибывает к восьми утра, сразу под погрузку. Быстро грузится и заметно медленнее ползёт назад. И так по кругу.

— В каком направлении этот завод?

— Дорога идёт на северо-восток, — альв посмотрел в холодное лицо Шереметьева и на всякий случай добавил: — сэр.

— Что ж, это куда лучше, — Сергей перешёл на русский. — Можно рискнуть. Северо-восток — относительно малонаселённые места.

— В любом случае, мы окажемся гораздо ближе к побережью, чем сейчас, — согласился Иван. — Собираемся!

В кухне нашлось несколько корзин, признанных неуклюжими, но временно пригодными для сбора продовольствия.

— Мальчики, посмотрите по дому, вдруг что-то полезное в глаза кинется, а мы уж тут сами, — скомандовала Люда и обернулась к подруге: — Нужно что-то сытное! Сыр. Сухие копчёные колбасы.

— О! Изюм! — обрадовалась Звенислава. — Целый кулёк! И ещё какие-то сушёные ягоды, на чернику похоже.

— Бери!

— А что мы пить будем? Океан-то солёный…

— Подумаешь! Серёгин лёд, Ванькин огонь — вот тебе и питьё.

— Давай тогда котелок вон тот прихватим? Будем чай заваривать.

— О! Точно! Где-то я видела заварку.

— Можно даже крупы на похлёбку взять.

— А ты умеешь?

— На охоты когда ездили, папа говорил, что в лесу надо всё уметь. Мы варили.

— Тогда меня научишь заодно.

— Крупу надо. И ложки!

— Чувствую, громыхать мы будем, как цыганская кибитка.

— Лучше громыхать, чем голодать.

— Это точно!

— Как тащить это всё будем, когда по лесу пойдём?

— Верёвку надо взять. И наволочки. Сделаем сидора.

— Белые?

— Ну и что. Наоборот, на снегу меньше заметно.

Парни тем временем обошли дом.

— Совершенно заурядное жилище, — скептически высказался Сергей. — Среднестатистическое и непримечательное.

— Мда, даже библиотека здесь унылая, — согласился Иван. — Рассчитывать найти здесь что-нибудь вроде ценных древних манускриптов или дневников Морганы явно не стоило.

Оба вернулись в гостиную.

— Глянь-ка, — внимание Ивана вдруг привлекла россыпь камешков, красиво выложенных на верхней полке камина. — Должно быть, хозяин прогуливался вдоль путей и присматривал среди щебёнки что-нибудь яркое и блестящее. Как сорока.

— Брось! Ерунда всё. Пошли лучше девчонкам поможем.

— Пошли, — легко согласился Иван. — Но, почти войдя в кухню, вдруг развернулся и бегом вернулся к камину. Сгрёб жёлтый камешек в оранжевых разводах и сунул в карман. Посмеялся над собой: «Вот и я как сорока!» Камешек ощущался приятно тёплым. Иван подумал, что он, должно быть, нагрелся от камина, и тотчас забыл об этом, направленный Людой поискать крепкие наволочки в комодах. Причуда забавная, но раз надо — поищем!

Кочегар был растолкан, напуган и принялся исправно нести свою вахту, пока машинист дёргал за всякие нужные рычажки.

— Дежурим попарно, — предложил Сергей.

Возражать никто не стал, полагая, что за этими альвами глаз да глаз. Провожать поезд вышел помощник начальника станции — унылый тип, совершенно сонный, в слегка засаленном костюме, возможно, доставшемся ему в наследство от дедушки.

Машинист, в подмышку которого упирался ледяной клинок, буркнул ему:

— Без происшествий! — и вся компания прошествовала на борт паровоза (или как этот процесс называется?), вежливо кивая и скользя сквозь этого человечка холодными взглядами.

Поезд тронулся, постепенно разгоняясь всё сильнее и сильнее, покуда не понёсся на всех парах. Ветки деревьев за окнами сливались в прочерки.

Через два с половиной часа Иван и Людмила сменили Звениславу с Сергеем. За машинистом следил Иван. Людмила заставляла себя не таращиться в окно, а приглядывать за кочегаром. А мысли всё равно возвращались к движению и к мелькающему пейзажу за окном. Люда пыталась себе представить: как это было, в стародавние времена, когда по небу плавали летучие корабли и время от времени проносились ковры-самолёты?

Альв косился на неё, время от времени раскрывая топку и подкидывая туда уголь.

— И не надейся, — сказала Люда сердитым недрогнувшим голосом. — Только дёрнись, размажу тебя по твоей чудо-печке, останки в совок собирать будут.

Могла же она ударить воздушным щитом? Она даже тренировалась. Альву незачем знать, что в жизни Люда ни разу никого не била (если не считать малышовых потасовок, конечно же). Главное — уверенность.

Ночь превратилась в серое предутро, когда поезд начал сбавлять скорость.

— А теперь тормози! — велел Сергей.

Машинист вытаращил глаза:

— Манёвр положено выполнять на протяжении двух миль! Мы можем повредить состав!

— Живо! — Шереметьев очень натурально оскалился.

Паровоз дёрнулся, швыряя людей вперёд. «Словно муха, влетевшая в крепкую паутину», — подумала Люда, цепляясь за подвернувшиеся под руку поручни. Всё вокруг залязгало и заскрежетало. Из-под железных колёс вылетали искры. С визгом, от которого заломило зубы, поезд прополз по рельсам. Встал.

— Матерь Жи́ва… — пробормотала Люда. Боковое зрение выхватило метнувшееся к ней движение. И… она ударила, совершенно на рефлексах. Воздушным щитом, как учили.

Минут через пять, когда её перестало рвать, и невнятное бормотание начало складываться в Звениславины слова: «Люда, Людочка, всё правильно, он же убить тебя хотел…» — Людмила начала понимать: да, этот альв хотел убить её. Конкретно её. Но она оказалась быстрее. Наверное, это распластанное по стене тело будет долго ей сниться. Всё бы ничего, если бы лопата, которую он схватил, не вбилась ему поперёк лица. Отвратительно.