Дядька как будто скорчился под её взглядом и ничего не сказал.

Я потёрла лоб. Боже, сколько всего сразу… Так. По порядку.

— Стива или как там тебя, ты меня слышишь?

Он кивнул и хрипло, булькающе ответил:

— Да.

Господи, лучше бы я на него не смотрела… Что же становится с теми, кто ворует по-крупному, у государства?

— Во-первых, не вздумайте никому говорить, как вам досталось это проклятье! — я для верности быстро сформировала «запечатывание уст»: — Запрещаю говорить о том, что сделала Маруся. Обо мне запрещаю говорить вообще! У вас с женой неделя, чтобы прийти с повинной к… куда тут у вас полагается приходить. А потом год, чтобы возместить весь причинённый ущерб. Иначе вас ждёт однозначный и малоприятный финал. Действие формулы необратимо. Я бы на твоём месте поторопилась, а то вдруг отвалится что — язык там или руки. Как признаваться будешь?

Мысли скакали, налезая друг на друга. Гостиная наполнялась народом, куда с этими теперь?

— Так, Стива, бери свою супружницу, идёшь за мной. Маруся, пошли через пожарный выход.

Мы двинулись к дверям, через которые во время выступлений ходили артисты, а на вечерах с чаепитиями — официантки, вышли в «уличный» коридор, прошли до ближайшего пожарного тамбура, а оттуда направились к воротам.

НОВОЯВЛЕННЫЙ МАГ

В полном молчании мы прошли по неприветливо-мокрым дорожкам, обрамлённым вдоль бордюров тоненьким молодым снежком, добрались до входных ворот, проскользнули в калитку, и тут я уменьшила кокон тени, замкнув его на нас с Марусей. Для её дядьки с тёткой мы просто исчезли. Стива на остатках внушения побрёл по улице, забрался в стоящий у обочины автомобиль, с визгом набравший скорость и умчавшийся вдаль по улице. На заднее сиденье залезли, между прочим.

— Как жалко, что это сон, — сказала Маруся. — С каким бы удовольствием я наказала этих мерзавцев! Всю жизнь он папе завидовал. Мот, бездарь и тупица. Белый билет купил себе, чтобы не служить «по здоровью»! И жена ему под стать, прошмандовка.

Я вытаращила глаза:

— Я думала, ты таких слов и не знаешь!

— Да я много чего знаю. Только не говорю. А во сне-то что… Можно.

Боже, как бы я тоже хотела, чтобы это был сон! Но оставить необученного мага, у которого произошёл первый стихийный выплеск, бродить среди абсолютно незащищённых людей, не научившись управлять своими способностями… Да ещё такого специфического…

— Марусь…

— М?

— У меня для тебя сложные новости.

— Какие? — она беспечно топала по тоненькой снежной кромке, оставшейся вдоль бордюра, рисуя следами туфель «ёлочки» и «ромашки».

— Мы не спим.

Она посмотрела на меня, сложив брови домиком, и засмеялась.

— Ну, ты даёшь! Или я даю? Если сон, значит, все мысли мои, правильно?

— Кроме тех, которые мои, — мрачно пошутила я.

Она оглянулась:

— Нет, не может быть не сон. Мы в домашних платьях. Снег лежит, — она многозначительно посмотрела на меня.

— И нам тепло, — согласилась я, — потому что я держу согревающий щит вокруг нас.

— Щит?

— Ну, или кокон. Или облако. Как тебе удобнее, так и называй, хоть одеялом.

— И нас никто не видит.

— Да, и это требует от меня некоторых дополнительных усилий.

Маруся походила по дорожке туда-сюда.

— Да не может быть! Я бы всё равно чувствовала температуру…

— Снег возьми. Он холодный.

Она недоверчиво посмотрела на меня, взяла комочек.

— Действительно, холодный…

Брови её сдвинулись к переносице, лицо посерьёзнело. Она вытащила из кармашка перочинный ножик, раскрыла и полоснула себя по пальцу.

— А у!

На дорожку закапала кровь.

— Главное, живот по-самурайски не вскрывай.

Я взяла её за руку и остановила кровь, заживила порез.

— Занятно, — Маруся осмотрела палец.

— А тот якутский маг, про которого ты рассказывала, разве так не мог?

— Не так быстро, — покачала она головой.

— Возможно, он использовал архаичную механику потока.

Маруся посмотрела на меня внимательно:

— А вот это — точно не мои мысли. Какую механику?

— Потока маны. Магической энергии. И вторая, кстати, новость, ещё более сложная, чем первая. Ты — маг. Причём, кажется, маг-инквизитор.

Маруся смотрела на меня и молчала.

— Что, сложно поверить?

— Извини, но да. И что ещё за инквизитор такой?

— На самом деле, — я снова потёрла лоб, — я не совсем уверена в переводе. Но это единственное слово, которое мне кажется подходящим. Возможно, подошло бы ещё «генеральный инспектор» или, допустим, «ревизор», но, видишь ли, инквизитор — он может быть одновременно и исполнителем наказания.

— То есть… — Маруся изобразила петлю вокруг шеи.

— Вроде того. Но… не руками, как ты понимаешь. Это нечто похожее на то, что ты сделала со своими… распорядителями наследства.

Она резко обернулась и посмотрела запертые на въездные ворота, потом на меня:

— Погоди, так я что — в самом деле?..

— Да!!! И меня до крайности беспокоит, что ты бродишь по двору в странном состоянии! И что делать, если ты вдруг начнёшь сбрасывать магию, а вокруг люди, которые не умеют защищаться⁈ Ты же как ребёнок с ружьём!

Маруся вдруг задышала часто-часто:

— Маш, почему у меня ноги так трясутся?

— Ну, всё, адреналин откатил, а формула эта очень ресурсоёмкая. Стой… Дай руку!

Я быстренько добавила ей маны — хотя бы до такой степени, чтобы избежать обморока. Потом повязала на руку один из моих шерстяных браслетиков.

— Полегчало?

— Кажется.

— Кажется или точно?

— Я… не знаю.

В первый раз я видела её настолько растерянной.

— Так. Марусь, я сейчас посмотрю твоё состояние — как доктор, ладно?

— Давай.

— Спокойно, спокойно… — если честно, уговаривала я в большей степени себя. Доктором для мага мне выступать ещё не приходилось. В смысле — для энергетического контура мага. — Так. Сейчас мы предпримем небольшое, но насыщенное путешествие.

РЕКА ЛЕЧИТ

Я вытащила из кармана свою сетку-леталку, расстелила её на скамейке, села. Противные лямки путались, видать от страха. Руки у меня тряслись, натурально.

— На колени ко мне садись.

— З-зач-чем?

— Вот, ещё и холодно да? Садись живее, мана стремится к нулю. Дело паршивое.

С моей точки зрения, Маруся этой формулой немножко надорвалась. Нет, не немножко, сильно надорвалась — в прямом смысле слова. Вся энергетическая оболочка покрылась страшными трещинами, сквозь которые, совершенно беспрепятственно, уходила поступающая мана. Жутковато, если честно.

Я обняла её покрепче и с усилием подняла нас вверх, выше ограды, металлические пики которой меня несколько пугали, к прекрасной, столько раз уже помогавшей мне реке.

— Ой! — пискнула Маруся.

— Тише, услышат! — за качество звуковой маскировки я, если честно, опасаюсь.

С двойным весом летелось довольно тяжело, периодически меня то кренило набок, то норовило раньше времени приземлить (благо, место здесь малолюдное), но добрались мы очень быстро — тут же рукой подать. Я дотянула до симпатичного островка посередине реки, ссадила Марусю и слегка отдышалась:

— Легче тут?

— Да, гораздо!

— Река и море — самые мощные источники. Ещё хороша земля, но когда она не спит. В холода всё не так.

— И это тоже не сон, — обнимая себя за плечи дрожащими руками, отметила она.

И это не от холода.

— Нет. Слушай, подруга. У тебя энергетическая травма.

Маруся поёжилась:

— Это опасно?

— На вид — очень, — честно ответила я. — Я не особо знаю, что делать в таких случаях. Ты разом израсходовала весь объём маны, который копился в тебе… считай, всю жизнь! Это как пластом тридцать лет пролежать, а потом вскочить и поднять штангу втрое тяжелее себя.

— Так я, получается, как Илья Муромец? — Маруся засмеялась.

Смех — хороший знак!