– Васька?!! Ваську убили?!!
Он повернулся к лежащим на траве агентам, кинул лихорадочный взгляд на одного, затем на другого и, как бы все вдруг поняв, с лицом, искаженным отчаянием и яростью, уставил палец на «лейтенанта».
– Ты!!! Ты его убил!..
– Нет!.. Я не убивал! Не убивал! Это не я! – энергично запротестовал «лейтенант».
– Ты!!! Он убил Ваську! Он убил моего лучшего друга!!! – оглядываясь и как бы призывая в свидетели Блинова, старшину и Алехина, истерично закричал Таманцев и в совершенном отчаянии замотал головой: – Я жить не буду!!! – Обеими руками он ухватил ворот своей расстегнутой наверху гимнастерки и, рванув, разодрал ее до пояса, обнажив широкую крепкую грудь, сплошь расписанную синими разводами морской татуировки. – Паскуда! Я прикончу его как падаль!!!
И с лихорадочной поспешностью зашарил вокруг по траве глазами, отыскивая наган, умышленно выроненный им перед тем себе под ноги.
– Нет!.. Клянусь, это не я!
– Не смей его трогать! – подыгрывая, строго сказал Алехин.
– Он убил Ваську!!! – рыдающим голосом вопил Таманцев, подняв из травы и держа в руке наган. – Я прикончу его как падаль!!!
Аникушина звали Игорем, а не Васькой, и убил его не «лейтенант», но это не имело сейчас никакого значения. Андрей уже сообразил, что начался заключительный аккорд, так называемое «экстренное потрошение», жестокая, но в данных обстоятельствах совершенно неизбежная игра, потребная для того, чтобы тотчас – немедленно! – получить от кого-либо из захваченных – предположительно самого слабого по волевым качествам – совершенно необходимые сейчас сведения.
Аникушин во время засады повел себя непонятным образом и очень крепко помешал, теперь же, мертвый, он должен был помогать: для пользы дела обыгрывалась его гибель.
Андрей, однажды уже принимавший участие в подобной игре, бросился сзади на Таманцева, обхватил его мускулистое горло левой рукой, а правой – вцепился в его руку с револьвером, хорошо помня, что недопустима и малейшая фальшь, все должно быть естественно, и бороться надо без дураков – в полную силу. Прошлый раз ему помогал в этом Алехин, но сейчас капитан с залитым кровью лицом бессильно сидел на траве и рассчитывать на его поддержку не приходилось.
– Не смей его трогать! – все же восклицал он требовательно, изображая реакцию на возгласы Таманцева. – Слышишь, не смей!
– Держите его! Он контуженый! – крикнул Андрей старшине, и тот, поспешив на помощь, вцепился в Таманцева слева.
– Пустите!!! – с искаженным яростью и отчаянием лицом рвался к «лейтенанту» Таманцев. – Он убил моего лучшего друга!!! Он убил Ваську!!! Я прикончу его как падаль!!!
При этом у Таманцева судорожно подергивалась голова, и рыдал он самыми настоящими слезами, что еще в прошлый раз удивило Андрея. В то же время он не забывал толкать Андрея в коленку – мол, давай, работай!
«Лейтенант», лежа на боку со связанными за спиной руками, инстинктивно старался отползти, отталкиваясь судорожными движениями ног; разрезанные брюки и трусы при этом сползли до колен, обнажив белые мускулистые ляжки.
– Я не убивал!!! – в сильнейшем страхе кричал он. – Клянусь – не убивал! Это не я!!!
В это мгновение Таманцев с бешеным криком: «Он убил Ваську!!!» – внезапным рывком отбросил в сторону старшину и с Андреем, повисшим у него на спине и намеренно выпустившим руку Таманцева с наганом, подскочил к «лейтенанту» и трижды выстрелил в него, точнее над самой его головой.
В следующую секунду он сунул ствол нагана под ноздри «лейтенанту» и рассчитанным движением раскровенил ему верхнюю губу, преследуя при этом двойную цель: чтобы тот, оглушенный, вдохнул в себя пороховую гарь и ощутил кровь.
– Не смей, мерзавец! – подыгрывая, кричал Алехин. – Псих ненормальный! Держите его!
– Я не убивал!!! Пощадите!!! – в ужасе рыдал «лейтенант». – Я никого не убивал!!! Спасите!!! Это не я!!!
Андрею и старшине удалось оттащить Таманцева на несколько шагов, однако, волоча их обоих за собой, Таманцев тут же снова ринулся к «лейтенанту».
– Не ты?! А кто?! Кто же его убил?! Может, ты еще скажешь, что вообще в нас не стрелял?! – яростно орал Таманцев, прикидывая и определяя, что лежащий перед ним уже доведен до потребного состояния и надо брать быка за рога. – Ты еще смеешь врать?! Ты еще смеешь обманывать советскую власть?! Может, ты и позывные уже забыл?!
Андрей теперь с силой удерживал левой рукой не Таманцева, а старшину, вошедшего от борьбы в раж, страдавшего от боли – в момент броска ему вывихнули плечо – и ничего не понимавшего.
– Если хочешь жить – позывные вашего передатчика?! – указывая револьвером на рацию, вынутую из вещмешка, властно потребовал Таманцев и снова уткнул ствол нагана в изуродованное ужасом лицо «лейтенанта». – Позывные твоего передатчика?! Быстро!!!
– Я… Я скажу!!! Все скажу!.. – рыдающим голосом торопливо повторял «лейтенант». – Эс-Тэ-И… Эс-Тэ-И…
– Как Эс-Тэ-И?! – внутренне похолодев, закричал Таманцев. – А Ка-А-О?!
– Ка-А-О было до… четверга… А теперь Эс-Тэ-И!..
– Сколько вас?! – чуть отводя револьвер, но не меняя зверского выражения лица, мгновенно продолжал Таманцев. – Сколько вас приехало сюда, в лес?! Быстро!!!
– Трое…
– Кто старший?!
– Вот… – «Лейтенант» взглядом указал на труп Мищенко.
– Его кличка?! Для радиограмм! Быстро!!!
– Кравцов…
– А где Кулагин?! – мгновенно потребовал Таманцев. (Документы на имя старшего лейтенанта Кулагина были у Павловского.)
– Здесь, в лесу… Он должен нас ждать…
«Должен!» – от огорчения и неприязни к самому себе Таманцев яростно сплюнул.
– А «Матильда»? Где «Матильда»?!
– Он не здесь… Он под Шауляем…
– Он что – офицер штаба фронта?! – тотчас спросил Таманцев (так предполагал Эн Фэ). – Кто он по званию?! Быстро!!!
– Капитан… Шифровальщик штаба фронта…
– Ты меня с ним познакомишь? Если хочешь жить, ты просто обязан меня с ним познакомить! Понял?!
– Да-а…
– А «Нотариус»?! Кто он и где?!
– В Гродно… Железнодорожник…
– Чеслав Комарницкий?! – сейчас же вскричал Таманцев (так предполагал Эн Фэ). – Сразу!!!
– Чеслав… Фамилию не знаю…
– Составитель поездов?! Высокий… блондин… лицо длинное, нос с горбинкой?!
– Да-а…
– А твою физиономию я узнал бы из тысяч! – Таманцев не без труда скрывал свою радость. – Ведь ты радист?!
– Да-а… – всхлипнул «лейтенант».
– То-то же!
Выпрямясь, Таманцев ослабил пальцы, и Андрей, ожидавший этого мгновения, энергичным движением вырвал у него из руки наган и сразу отпустил его самого. Как бы приходя в себя, Таманцев помотал головой и словно весь вдруг обмяк и подобрел лицом.
Это было необыкновенное, испытанное за войну всего лишь несколькими чистильщиками пронзительное ощущение – «момент истины» по делу, взятому на контроль Ставкой. Он чувствовал, что «лейтенант» не врет, и знал цену полученным от него сведениям. В эти мгновения только он, Таманцев, единственный обладал «моментом истины», и при мысли, что есть реальная возможность сегодня же взять и «Матильду» (а кто это сделает лучше, чем он, кто?!), у него захватывало дыхание. Если только Эн Фэ и генерал согласятся брать «Матильду» под носом у контрразведки другого фронта. Должны согласиться – мысленно он уже летел с «лейтенантом» и Малышом в Шауляй…
– Как тебя зовут? – спросил Таманцев: надо было спешно строить отношения с «лейтенантом». – Не для немцев, для матери!
– Сер-ргей…
– Хорошее имя! – одобрил Таманцев. – Что ж… Если не ты убил Ваську и дашь нам «Матильду» – тогда живи! – милостиво, но как бы не совсем охотно разрешил он «лейтенанту». – Только дышать будешь, как я скажу! А если вздумаешь крутить, не обижайся, Серега… – Голос Таманцева дрогнул, и лицо сделалось скорбным. – Если вздумаешь крутить, тогда не обижайся – это будут последние минуты твоей жизни… Понял?.. Мы поедем к «Матильде» немедленно! – после короткой паузы пообещал он. – Полетим самолетом! Мы обнимем его сегодня же!