Зейц проснулся очень рано с тяжелой головной болью. Ныло тело. Ночная рубашка прилипла к груди. Он повернулся на другой бок и застонал — движение вызывало адскую боль. Дрожащими руками он вытащил из тумбочки бутылку коньяка и сделал большой глоток. «Что же страшного произошло вчера?» Зейц сел на кровати и долго смотрел в одну точку осоловевшими глазами. «Ах да!.. Пихт и Март…»

Зазвонил телефон. Зейц хотел было не поднимать трубку, но еще более продолжительный и требовательный звонок заставил его ответить. Говорил оберштурмбаннфюрер Вагнер:

- Зейц? Какого черта вы молчали ночью? Слушайте важную новость. В Лехфельд сегодня вылетает Герман Геринг. Он решил посмотреть ваш чудо-истребитель. Организуйте немедленно охрану. Конечно, его будут сопровождать свои парни из «Форшунгсамта» и личной охраны. Но и нам следует позаботиться о безопасности рейхсмаршала.

- Понятно, — глухо отозвался Зейц и, растирая лоб, спросил:

- Какие будут приказания относительно Хопфица?

Вагнер помолчал.

- Пусть пока работает. Но вы не выпускайте его из рук и смотрите, чтобы его не выдернул у вас из-под носа Коссовски…

- А что, он тоже выехал к нам?

- Еще вчера.

Зейц положил трубку и скривился, словно от зубной боли. Все оборачивалось против него. Мир почернел. Пихт — это Март, русский агент. Теперь Зейц в этом был уверен. Но если Пихт будет разоблачен, он потянет за собой и его, Зейца. Может быть, им обоим придется вместе болтаться на одной перекладине. Коссовски?.. О, Коссовски, как всегда, выйдет сухим из воды и припишет ликвидацию Марта себе… Он расскажет и о Штейнерте и о тех деньгах в швейцарском банке, которые, как считал Зейц, он честно заработал, получая из Германии грузы с продовольствием и обменивая их на валюту и драгоценности. Голодные аристократы в обозах Франко в то время не очень-то торговались.

Но присваивать проценты — не достойно чести офицера СС. И его же коллеги, жадные, завистливые, с удовольствием засадят отступника за решетку, пошлют на смерть: «Интересы рейха превыше всего». Даже если просто конфискуют вклад и разжалуют его, все равно это будет равносильно самоубийству. И поимка Марта не спасет. А тут еще Геринг… Надо ставить на ноги всю охрану, хлопотать, бегать. От одной мысли, что сейчас, когда разламывается на части голова, надо подниматься, ехать на аэродром, Зейца снова бросило в жар.

Шатаясь, он подошел к столу, хотел написать о Пихте, но пальцы тряслись, ручка выскальзывала из рук. Он смял бумагу, вытащил из кобуры пистолет и заглянул в черное отверстие дула…

- Нет, нет! — закричал Зейц, отмахиваясь.

Тогда из аптечки он достал большую коробку люминала, высыпал таблетки в ладонь и стал их глотать одну за другой.

У него еще хватило сил выбросить коробку в уборную, добраться до постели. Странный, сладковатый привкус пришел из желудка. Зейц почувствовал, что он теряет вес и у него останавливается сердце. Он погружался в сон без боли и страха, и волна блаженной легкости стала окутывать его с головы до ног. Внезапно в глазах вспыхнул какой-то яростно белый свет и долго еще метался в мертвеющем сознании.

Сообщение о прибытии Геринга вызвало переполох в Аугсбурге и Лехфельде. Мессершмитт сам примчался на испытательный аэродром и приказал готовить «Штурмфогель» к полету. Гехорсману в помощь была придана группа инженеров с других машин. К полудню удалось закончить сборку нового двигателя и установить его в моторную гондолу.

Мессершмитт вызвал Вайдемана:

- Господин майор. В этом полете вам нужно показать все…

Коссовски, получив телеграмму о Геринге, поехал к Зейцу, но дверь его квартиры оказалась закрытой. Тогда он поехал на аэродром.

- Я сам удивляюсь, что господина оберштурмфюрера до сих пор нет на месте: он отличается исключительной пунктуальностью, — в ответ на вопрос Коссовски сказал начальник аэродромной охраны лейтенант Мацки.

- Может быть, он заболел и не открывает?

- Разрешите мне съездить к нему на квартиру, — предложил Мацки.

- Едемте вместе.

Квартира, как и прежде, была заперта.

- Здесь что-то не так.

- Давайте, Мацки, взломаем дверь.

Когда Мацки сорвал замок и Коссовски первым прошел в кабинет Зейца, он почувствовал резкий запах коньяка. Зейц неподвижно лежал на кровати. Коссовски брезгливо стал расталкивать его — Зейц не двигался. Коссовски схватил его руку, пытаясь нащупать пульс, — пульса не было.

Коссовски побледнел.

- Скорую помощь, срочно! — тихо проговорил он, чувствуя, как слабеют ноги. — И вот еще что, Мацки, — остановил он лейтенанта. — Пока об этом никто не должен знать. Никто!

Коссовски теперь окончательно понял, что петля затянулась и на его шее. Надо любой ценой самому уничтожить Пихта. Тихо и осторожно. «Мертвые не говорят», — вспомнил он слова Зейца, сказанные тогда, в злосчастной Испании. А перед выстрелом сказать в лицо Пихту, что он проиграл! Слишком долго он охотился за ним, Мартом, чтобы не насладиться всем существом своим, увидев в глазах врага животный страх перед неизбежным концом.

…Транспортный самолет «Ю-52», выкрашенный серебристой краской, мягко коснулся аэродрома. Мессершмитт, Зандлер, высшие служащие фирмы вытянулись у трапа, накрытого бордовым ковром. В проеме распахнутой дверцы появилась тучная фигура рейхемаршала в бежевом мундире с тремя орденскими ленточками. Отдуваясь, Геринг спустился по трапу и сунул руку Мессершмитту, уставившись на него немигающим свинцовым взглядом.

- Очень рад встретиться с вами, Вилли, — сказал он надтреснутым, хрипловатым голосом, растягивая тонкий, лягушечий рот в улыбке. — Показывайте же ваш феномен.

Мессершмитт махнул Вайдеману.

- Разрешите представить главного испытателя, — сказал он, подталкивая Вайдемана к Герингу.

Рейхсмаршал равнодушно скользнул по лицу Вайдемана и уперся в Рыцарский крест:

- Вы фронтовик?

- Да. Испания, Польша, Голландия, Франция, Россия, — отчеканил Вайдеман.

- Видали, каких орлов подобрал себе Вилли! — Геринг оглянулся на свою блестящую свиту. — Ну, майор, покажите, что умеет делать ваш «Штурмфогель».

Вайдеман побежал к самолету, забрался в кабину, оглянулся на Геринга и окружающих его офицеров, среди которых он заметил Коссовски. «Ну, теперь-то ты не посмеешь обвинить меня», — обрадованно подумал он.

«Штурмфогель» рванулся по полосе, приподнял нос и круто взмыл вверх. Вайдеман набрал высоту и закрутил фигуры высшего пилотажа. От чудовищных перегрузок стекленели глаза, ломило плечи и позвоночник, но Вайдеман швырял и швырял машину по небу, выжимая из нее все, на что она была способна.

Затем появился двухмоторный истребитель «Мессершмитт-110». К его хвосту был прицеплен трос с конусом. Вайдеман бросил машину свечкой, сблизился с конусом и нажал гашетки пушек. Конус, пропитанный фосфорным составом, мгновенно вспыхнул белым огнем и растаял в воздухе. Вайдеман перевернул машину на спину и стал падать к земле. Метрах в ста он поставил «Штурмфогель» в нормальное положение и зашел на посадку.

- Максимальная скорость этого самолета около девятисот километров, — сказал Мессершмитт Герингу. — Согласитесь, что в мире еще нет ничего подобного.

На белом рыхлом лице Геринга выступили красные пятна. Рейхсмаршал, пораженный увиденным, разволновался. Мессершмитт знал, что он быстро возбуждается и так же быстро скисает. Но сейчас Геринг был неподдельно растроган.

- С этим самолетом мы покончим со всеми врагами! Поздравляю, Вилли! Вы снова сделали превосходный подарок рейху.

- Я рад служить Германии, — ответил Мессершмитт.

- Сколько у него пушек? — спросил Геринг.

- Четыре двадцатимиллиметровых… Или могут стоять одна пятидесятимиллиметровая и один пулемет.

- Превосходно, Вилли! Все «крепости» янки, томми и иванов разобьются теперь о вашу крепость. — Геринг театрально обнял костлявого Мессершмитта.