Затем Баженов вызвал лейтенанта Стрепетова и приказал направить автоматчика в штарм, к майору Сысоеву, — доставить секретный пакет и вот эту «штуковину». Баженов замолчал и подумал: а зачем он, собственно, засекречивает оружие врага?..

— Эта «штуковина», — сказал он, — гитлеровское оружие. Туда, где она лежит, «юнкерсы» сбрасывают бомбы. Я не буду заворачивать ее, упакуешь сам, но лишь после того, как покажешь его всем своим автоматчикам и офицерам на ВПУ, а потом оперативникам из штаба дивизии. Пусть автоматчики срочно поищут такие «штуковины» в домах, отведенных для ВПУ. Пусть ищут везде: под крыльцом, в сенях, на чердаке, в радиусе десяти — пятнадцати метров от дома. Если найдут, пусть сейчас же несут на ферму, к сараям. Вызови туда старшего радиста, пусть сделает операцию, он знает какую. А уж после операции несите мне. Бегом/

В эту же ночь от Сысоева пришла шифровка: «Радио-устройство-манок для наведения бомбардировщика на цель. Многое стало ясным. Если имеются еще такие аппараты — испытай на объектах. Об испытании доложи. Лишние вышли мне».

К этому времени у Баженова оказалось еще семь таких радиоустройств. Одно было обнаружено в собачьей будке, У их дома. Враг не спал. Но «бравого солдата» и слад простыл. Баженов не находил себе оправдания. Два раза он встречался с ним! Тот сам выдал себя, став по фашистской стойке «смирно», а он, офицер штаба армии, оказался хуже, чем простофилей. Знал организацию армии врага, знал еще Уйму всякой всячины, а самых элементарных строевых положений не знал! Непростительный промах…

Майор Андронидзе был весьма удивлен, когда старший лейтенант Баженов явился к нему во время допроса и начал дотошно расспрашивать пленного унтер офицера о самых незначительных мелочах немецкой строевой службы. Майор поинтересовался, зачем он об этом спрашивает.

— Ужасно не люблю оставаться в дураках, — мрачно ответил Баженов и рассказал о «бравом солдате».

Вечером прибыл подполковник Казюрин. Сейчас он не казался Баженову уставшим и ничем не желающим утруждать себя. Сейчас это был подтянутый, немногословный, старательный офицер.

Служил Казюрин командиром и батальона, и полка, и начальником штаба дивизии. Штабная служба была ему не по душе. Узнав о назначении в оперативный отдел, он попросил послать его на командную должность. Начальник штаба не отпустил.

На крыльце дома, где помещались оперативники ВПУ, Казюрин заметил Баженова, беседовавшего с гражданскими.

— Беседовать с гражданскими, — заметил он, — надо в другом месте, а не привлекать в засекреченное место посторонних. Уходите.

Баженов пошел с Невысоким, своим «заместителем по гражданскому населению», и еще тремя гражданскими из актива к соседнему дому. Онуфрий Невысокий докладывал, что задержали двоих, — куда их теперь? И пусть старший лейтенант отменит свой приказ хлопцам, а то житья от этих ретивых не стало: ведут кого хотят!

После случая в Тарасовке, где селяне повесили старосту и полицаев, Баженов стал осторожен. Он сказал, чтобы задержанных передавали Льохе, но только для предварительного допроса.

Вечерело. В вышине шуршали снаряды тяжелой артиллерии противника и разрывались в районе переправы.

Баженов поднимался на крыльцо дежурки, когда на мотоцикле подъехал майор Филиповский. Он долго тряс Баженову руку, говорил, что «умирать нам рановато», что он привез шнапс — «ужо нашнапсуемся!»

Это услышал вездесущий подполковник Казюрин и ядовито спросил:

— Не слишком ли часто, майор, «шнапсуетесь»?

— А ты побывал бы в городе, в этом аду, где я был. Там трезвому трудно. Думаешь, разведчикам зря водку выдают?

— Значит, занимаете храбрость у водки?

Быть бы ссоре, да вестовой позвал их к полковнику.

Майор Филиповский доложил о причинах отступления:

— В город ворвались без особого труда. Улицы длинные, домов много, а солдат мало. Пошли солдаты смотреть ближайшие дома, вошли по одному, по два в дом — и нет солдат. Занял батальон улицу, и не видно стало батальона, рассосались солдаты. А тут по улицам пошли гитлеровские танки и пехота; их тоже мало, а все же сила. Надо больше солдат!

— Прежде всего необходимо из наличных сил создавать штурмовые труппы, — возразил полковник Орленков. — Надо бить кулаком, а не тыкать растопыренными пальцами!

В тот же вечер полковник Орленков послал приказ о создании штурмовых групп в штабы двух дивизий, находившихся здесь же, а Казюрин и Филиповский выехали в части для проверки исполнения приказа и инструктажа.

Баженов спросил о судьбе инструкции насчет использования трофейных фауст-патронов. Оказывается, генерал Дубинский утвердил ее, и она уже спущена «вниз».

Полковник назначил Баженова оперативным дежурным.

Всю ночь, все утро, весь день прибывали все новые и новые части. Некоторым Баженов указывал район сосредоточения, других же с ходу, в соответствии с приказанием, направлял в город, где шли упорные бои.

Нашим частям удалось вновь отвоевать ранее захваченные кварталы и овладеть еще тремя новыми. Но что значит полтора десятка кварталов, когда их 254!

К вечеру возвратились Казюрин и Филиповский. Оба утверждали — боеприпасы на исходе. Об этом сейчас же послали шифровку в штаб.

Баженову так и не удалось ни утром, ни днем поговорить с Мариной. К исходу суток своего дежурства он буквально валился с ног от усталости. Не выдержал и сказал полковнику, что надо бы его сменить.

Полковник рассердился, напомнил, что приказы надо выполнять, не обсуждая, но все же обещал, что Филиповский сменит его после ужина.

Стемнело. Заработал движок передвижной электростанции, и над столом ярко засветилась лампочка. Пришел Авекелян и принес шифровку для полковника. На завтра было запланировано наступление. Задача — овладеть городом. Основная роль отводилась штурмовым группам. Упоминалось, далее, что полтора боекомплекта будут им доставлены в течение ночи.

— Надо немедленно обеспечить боеприпасами! — твердили Казюрин и Филиповский.

Через полчаса прибыл в распоряжение Орленкова подполковник Овсюгов с двумя офицерами.

— Ну и сумасшедший дом на переправе, — сказал он. — Переправлялись на пробитой надувной лодке! — Они попросили накормить их.

А еще через час, когда все офицеры и Орленков были в дежурке, дверь с силой распахнулась, и вошел начальник штаба. Его глаза метали молнии, губы были плотно сжаты.

— Товарищи офицеры! — крикнул Баженов. Все вскочили.

— Кто у тебя самый злой? — было первое, что спросил начальник штаба у полковника Орленкова. — Надо послать навести порядок на переправе. Я не… у меня не было времени.

— Старший лейтенант Баженов! — не задумываясь, ответил полковник.

Начальник штаба подошел вплотную к Баженову, пристально уставился ему в глаза:

— Возьми взвод автоматчиков и тех, что приехали со мной, и сейчас же отправляйся на переправу. Я приказываю тебе немедленно переправить все скопившиеся там машины с боеприпасами. Принимай любые меры, любые, но боеприпасы переправь! Помни, что ты действуешь от имени Военного совета Армии!

— Разрешите выполнять?

— Действуй!

Баженов взял автомат, прислоненный к столу, и вышел. Вот так задание! А откуда взять взвод? Да и зачем взвод? Достаточно и десятка автоматчиков. И Богуна!

Под сильным артиллерийским огнем Баженов переправился на левый берег. Он едва узнал место переправы. Толстых верб на берегу больше не было. Невысокий, но крутой берег был почти срыт. Множество воронок. Из всех причалов действовал только один, да и тот сильно накренился вправо и шатался — того и гляди рухнет. Съезд к парому преграждала машина, стоявшая боком, без передних колес. Груженные боеприпасами машины стояли в несколько рядов и создали пробку. Надо было ее ликвидировать, заставить машины отъехать; надо было исправить причал, наладить второй… Но мало приказать, надо еще суметь заставить шоферов выполнить этот приказ. Где же шоферы?

— Богун! — позвал он. — Эту машину разгрузи и — к черту отсюда!