– Мало того, противник считает, что на судне находится его десант в составе пяти бойцов.

– То есть как это? – вскинул брови Осипов.

– Ночью высадились на него. Троих моряки сняли ножами, а двоих, вместе с радистом, взяли в плен. Причем радист оказался из насильственно мобилизованных молдаван, а второй солдат, наполовину, по отцу, – русским, из задунайских старообрядцев. Оба согласились служить на нашей стороне, а радист даже сообщил своим, что, мол, все в порядке: судно в их руках. И попросил старообрядца, чтобы тот подтвердил успешность операции, так, для убедительности.

Осипов удивленно покачал головой, и в глазах его вспыхнул озорной огонек любителя приключений.

– Вот, не можешь ты просто так, обычно, по-окопному, воевать, Гродов. Видать, не на передовой тебе надобно бы служить, а в каком-нибудь штабе, в котором планы операций в глубоком тылу врага разрабатываются.

– А по мне, так самый раз, – обронил капитан.

– В штаб оборонительного района, полковнику Бекетову о своем радисте уже докладывал?

– Пока нет. Впрочем, особой надобности в этом не вижу, операция ведь сугубо локальная.

– А вот тут постановка вопроса неправильная. Локальная – не локальная, это уж как посмотреть. И смотреть, заметь, не нам.

– Не возражаю, сейчас сообщу.

– Заодно и поздравления от полковника примешь.

– По поводу захвата этого радиста? – иронично улыбнулся Гродов.

– При чем тут радист? Нет, захват радиста, конечно, тоже… Но дело-то в другом. Извини, забыл сразу же сказать, – слукавил комполка. – Словом, в звании тебя повысили, Гродов, в звании… Не знаю, слышал ты об этом или нет, что я не сторонник одаривания чинами, особенно старшего офицерского состава. Но тут, считаю, постановка вопроса была правильная. Так что поздравляю тебя, Гродов: теперь ты уже полноценный майор.

– Ну, майор так майор, – как-то не сразу воспринял серьезность и торжественность момента Гродов. – Ни хуже, ни лучше воевать от этого не стану.

Однако полковник в упор не расслышал его слов.

– Документы на присвоение подали, как ты помнишь, давно, – жестко пожал он руку Дмитрия, – но приказ из штаба флота поступил только сегодня. Каких-нибудь полчаса назад мой начштаба был уведомлен по связи из штаба военно-морской базы. Комбриг Монахов тоже поздравляет тебя.

Лишь теперь Гродов по-настоящему осознал, что происходит и, приложив руку к козырьку, торжественно произнес предусмотренные уставом слова.

– Я тебе даже «шпалы» привез, в штабе разжился, – достал Осипов из карманов брюк знаки различия старшего комсостава, нетерпеливо выждав, пока Ковальчук и Куршинов угомонятся со своими бурными поздравлениями. – Чтобы каждому морскому пехотинцу видно было: повышен их командир в чине, а значит, и его, окопного бойца, тоже уважают.

Офицеры уже собирались оставить высотку, когда телефонист, который уютно устроился в прохладной пещере, у стола из снарядных ящиков, окликнул майора, попросив его подойти к аппарату. Причем Гродов обратил внимание, что телефонист обратился к нему уже как к майору.

– Вас просит полковник Бекетов, – вполголоса объяснил он, словно боялся, как бы далекий и грозный полковник контрразведки не услышал свое имя всуе произнесенным.

– Ну что, майор Гродов, твой комполка с присвоением тебя уже поздравил?

– Конечно, поздравил. К слову, он находится рядом. Осматриваем позиции.

– Вот и я тебя тоже поздравляю. А полковнику – пламенный пролетарско-флотский привет. Кстати, по поводу твоих позиций на перешейке, – молвил он после того, как Гродов передал его приветствие командиру полка. – Какими они тебе видятся?

Откуда-то из верховий лимана донеслось несколько орудийных выстрелов, которые очень быстро переросли в настоящую канонаду. Комбат заметил, как мгновенно Осипов насторожился и, нервно передергивая плечами, как делал это всякий раз, когда проникался волнением, стал прислушиваться к тому, что происходило на участке обороны его полка.

– Относительно позиций ничего особого сказать не могу, – молвил тем временем Гродов. – По-настоящему оценить их можно будет уже в бою. Пока же способен признать только одно: воевать, в общем-то, можно. Тем более что выбирать особо не приходится.

– Да и не из чего теперь уже выбирать, майор, хватит, доотступались…

– Зато хочу доложить о событиях на судне «Кара-Даг».

– На каком-каком судне?! – мгновенно переспросил Бекетов. – Как ты его назвал?

– На пассажирском, военизированном. На «Кара-Даге»…

– Оно ведь погибло. Это факт. Затонуло еще несколько дней назад.

– Точнее, полусгоревшим выбросилось на мель у самого берега, рядом с теперешними моими позициями. Палубное орудие и пулемет там все еще действуют.

– Уже проясняется. – Бекетов никогда не умел до конца выслушивать собеседника, все время пытался перехватывать нить разговора и поддерживать его. Скорее всего эта привычка зародилась у него во время допросов, в ходе которых приходилось всячески подыгрывать подследственному, подбадривать его, словесно понуждать к продолжению рассказа.

– Вчера я высадил на его борт десант из девяти своих «бессмертных» во главе с сержантом Жодиным. При этом строго его засекретил. Как оказалось, операцию провел вовремя, поскольку ночью такой же десант, у меня под боком, пытались высадить румыны.

– Совсем озверели, – иронично посочувствовал ему Бекетов.

– И я о том же. Хорошо еще, что мои ребята службу свою знали.

И дальше Гродов поведал о ночной схватке своих краснофлотцев на палубе с пятью пришедшими на рыбацкой лодке румынами; а также о двух пленных, которые уже вступили в радиоигру со штабным радистом. И о том, что теперь гарнизон морского дота «Кара-Даг» ждет высадки нового десанта, о котором румыны уже сообщили, не определив, правда, времени прибытия шлюпки.

– Хотя понятно, что прибудут они по темноте, и скорее всего после полуночи, – оживился Бекетов, словно охотник, почуявший добычу. – Словом, ход мыслей у тебя правильный.

Не так уж и часто выпадало теперь начальнику контрразведки оборонительного района, сидя в осажденном городе, заниматься операциями за линией фронта. Не те времена, не те обстоятельства! Даже свежих агентов своих в последнее время румыны в город уже не засылали. Во-первых, это было непросто, а во-вторых, уже бессмысленно, потому что уверовали: не завтра, так послезавтра город будет в их руках. Да и внутренние враги-недоброжелатели советской власти притихли, затаились…

В чем, собственно, убеждать горожан, что писать в своих прорумынских листовках? Что вскоре город окажется на территории Транснистрии, а все они проснутся однажды утром подданными румынского короля? Так это и без пропаганды теперь уже всем было ясно. Словом, какая-то деятельность у контрразведки просматривалась, но только самому Бекетову она казалась слишком уж неброской, почти вялой. А тут – вот она, возможность: десант, радист-молдаванин, перешедший на сторону Красной Армии; радиоигра, благодаря которой можно завлечь еще один десант…

– Наверное, после полуночи, – согласился майор. – Но лишь в том случае, если румыны не пойдут в наступление уже сегодня и не попытаются высадиться на судно, чтобы окончательно там закрепиться.

– И тогда уже сержант Жодин со своими «бессмертными» вынужден будет не только открыться, но и принять бой. Только ты вот что, майор: радистом этим не рискуй. Немедленно перебрось его вместе с другим пленным к себе, а возможно, уже завтра мой служивый заберет его в город.

– Второго, старообрядца, можно оставить, пусть воюет, искупает вину перед родиной предков. Радиста же снять смогу только ночью, потому как все пространство между кораблем и моими окопами из вражеских биноклей и стереотруб просматривается. А ведь румынское командование считает, что там находится его десант.

– Признаю: ход мыслей у тебя по-прежнему правильный. А потому добывай пленного радиста из трюма «Кара-Дага» когда и как хочешь, но чтобы завтра он оказался под моей опекой. А когда румыны вздумают взять судно на абордаж, комендоры эсминца и сторожевого катера тебя поддержат, командиры их будут предупреждены.