Капитан оглянулся на ординарца Косарина, который, получив жесткий приказ охранять одежду, теперь нерешительно топтался у края миниатюрного залива, отгороженного с востока, со стороны противника, невысоким скалистым плато. Эта, покрытая слоем степной глины, скала представала метрах в двадцати от передней линии окопов, и после того как ночью бойцы погранполка войск НКВД оставят свои позиции, чтобы занять новую линию обороны, должна была оказаться на ничейной полосе. Чтобы не допустить этого, Гродов специально изогнул правый фланг передовой таким образом, чтобы она завершалась у подножия плато, на краю которого приказал оборудовать некое подобие дота.

Кроме того, за западным склоном плато артиллеристы окопали и тщательно замаскировали две «сорокапятки», которые при приближении противника к передовой могли поражать бронемашины и пехоту с фланга, не оставляя позиций. Они же должны были поддерживать группу Жодина, которая оставалась на погибшем корабле и которую моряки уже назвали «погибельной командой “Кара-Дага”».

Кстати, все они одобрили стремление комбата не отдавать остов судна без боя. Как сказал по этому поводу мичман Мищенко, тоже высказывавший желание отправиться на борт парохода, «…даже останки этого многострадального корабля должны достаться румынам жестокой кровью».

Гродов еще раз метнул взгляд на ординарца, которого от желания броситься в воду вслед за командиром удерживал только страх быть сурово наказанным этим же командиром, и подумал, что вечером надо бы устроить всеобщее купание, наподобие тех, которые он несколько раз устраивал на батарее. Пусть оно станет прощанием моряков с уходящим летом, которое им посчастливилось пережить. Да, им все-таки посчастливилось, хотя многие их собратья по оружию уже лежат – кто в степи, а кто на дне моря.

Грубо сколоченный плот, на котором добирались до «Кара-Дага» ефрейтор Малюта, краснофлотцы Кротов и Погодин, еще только выходил из залива. Собственно, команду его составляли Малюта и Кротов, которые сидели на веслах. Погодин же плыл чуть позади, время от времени подталкивая плот. Вслед за ним тянулся канат, которым на берегу залива был обвязан ствол тощей акации и который на плоту проходил под металлической дугой. После того как второй конец каната будет закреплен на палубе судна, плот этот должен был превратиться в некое подобие парома, на котором ночью можно перебрасывать подкрепление, боеприпасы и продовольствие. Вместе с канатом прокладывался и телефонный кабель.

– Только юнгу возвращать на берег пока что не надо, – попросил комбата Жодин, заметив, как в проломе развороченной задней надстройки мелькнула русая голова Женьки. – Парнишка всегда мечтал служить на военном корабле, так пусть же послужит на нем, хотя бы на этом – полувоенном и навеки заякоренном.

– А до того, что он здесь рискует, тебе дела нет?

– Можно подумать, что там, в окопах, он будет рисковать меньше, – возразил сержант. – Вы же знаете, что никакие приказы и запреты в тылу его не удержат. Это же наш хлопец!

Крен палубы оставался небольшим, поэтому, придерживаясь за фальшборт, передвигаться по ней было несложно. Женька встретил их на баке и спустил небольшой канатный трап. Хотя часть его и сгорела во время пожара, однако здесь, на отмели, конец трапа достигал воды и, судя по всему, его использовали во время спасения экипажа.

– Эй, на каравелле, каким курсом идем? – поинтересовался Гродов, поднимаясь по трапу.

– На Босфор, – не растерялся юнга.

– Тогда нам явно по пути… Я так понял, что ты желаешь остаться в команде судна? – сказав это, Гродов мельком взглянул на сержанта, дескать, ладно, уважу твою просьбу.

– Еще бы! Конечно, хочу! – оживился Женька.

– В таком случае командиром судна назначаю сержанта Жодина, а тебя боцманом. Если, конечно, не возражаешь. Так что веди, показывай, что тут в твоем хозяйстве уцелело.

Ходить босиком по искореженному обгоревшему судну было опасно, поэтому комбат разрешил Малюте и Кротову искупаться и таким образом заполучил сапоги для себя и сержанта Жодина.

Как выяснилось, под водой оказались только трюм и машинное отделение «Кара-Дага», поэтому снять его с мели, подлатать и завести в док судоремонтного завода особого труда не составляло. И только надеждой команды на скорое возрождение судна можно было объяснить тот факт, что, укрытая в бронированной полубашне 45-миллиметровая пушчонка, хоть и осталась без орудийного замка, но представала вполне боеспособной. Как и установленный на баке зенитный пулемет. Никакого другого вооружения на судне не было, но и то, которое имелось, превращало его в самостоятельную огневую точку, в настоящий морской форт. Несмотря на пожар, в небольшом арсенале уцелели два десятка снарядов и четыре пулеметные колодки.

Понятно, что заниматься сейчас большими спасательными работами в порту было некому и некогда, тем более что они тут же могли быть замечены румынской авиационной разведкой. В то же время стало очевидно, что пожар на судне потушили быстро, потому что один из матросских кубриков, капитанский мостик и кают-компания от огня почти не пострадали. Особенно важен был матросский кубрик – с его лежанками, матрацами и даже несколькими одеялами, то есть всем тем, что делало форт-судно вполне пригодным для проживания.

– Жаль, что уже завтра это беззащитное судно по существу окажется перед линией обороны, – не удержался капитан. – Будь оно в нашем тылу, с удовольствием устроил бы на нем штаб батальона.

– Штаб теперь явно не получится, – признал Жодин, – однако корректировочный пост будет отличным.

Пока они осматривали судно, краснофлотец Погодин подсоединил телефонный аппарат, который установил в расположенном по левому борту – со стороны моря, а значит, наиболее защищенном от пуль противника кубрике. И комбат тут же связался с начальником штаба майором Денщиковым.

– Немедленно подберите двух бойцов, умеющих обращаться с «сорокапяткой», а также двух пулеметчиков, способных разобраться с зенитным пулеметом, и перебросьте их на «Кара-Даг». Да, пусть обязательно захватят орудийный замок, десяток снарядов и четыре пулеметных колодки. Вопрос: как доставить их на судно, чтобы не отсырел порох?

– Только что мне сообщили, что батальонным плотникам удалось подремонтировать и спустить на воду старый рыбачий баркас. Парус сварганили из двух кусков парусины, весла есть. Словом, считаю, что боеприпасы следует переправлять на нем. Бойцы заверяют, что течи пока что нет, а ходу – на пятнадцать минут.

Ровно через час «погибельная команда» «Кара-Дага» пополнилась еще четырьмя бойцами и состояла теперь из девяти моряков. Таким образом, вырисовывался настоящий гарнизон форта.

– Предполагаю, что свою линию окопов противник оборудует по склону балки, расположенной в двухстах метрах восточнее судна, – объявил Гродов, собрав бойцов в кают-компании. – В любом случае, вы окажетесь на ничейной полосе. Поэтому ваша задача – продержаться как минимум сутки. Дальше – по ситуации. Днем – никаких передвижений по палубе. Каждому определиться со своим местом на судне и затаиться.

– Понятно, – поддержал комбата Жодин, – выявлять себя будем только в том случае, когда румыны попытаются высадиться на судно или когда пойдут в наступление.

– И еще приказ: артиллеристам и зенитчикам появляться у своих орудий, только когда нужно вести из них огонь. Во всех остальных случаях – действовать стрелковым оружием. Пока противник не приблизился, вся команда должна научиться действовать в зенитно-артиллерийском расчете, обеспечив полную взаимозаменяемость. Волощенко, вы – командир пулеметного расчета. Вторым номером у вас – юнга Юраш; объясните ему, что и как, обучите… Словом, задача ясна. Если вражеские самолеты не появятся, патроны зенитного пулемета израсходовать по сухопутным целям.

– Еще как израсходуем!

– Ефрейтор Малюта, помнится, еще на Румынском плацдарме вы входили в отделение снайперов.

– Потомственный охотник, – пожал тот плечами. – Правда, промысловиком никто в роду не был, не сложилось, но все же…