«Будем выкручиваться…»

Впрочем, как и всегда. С таким количеством личного состава, мы и не такое говно переживём. Но всё равно холодно. На континенте зверолюдей погодка мне нравилась куда больше.

— Ге-хе! Земля, Атаман!

Не успел толком спуститься в недра нашего плавучего города, как тут же прозвучал уже ожидаемый мной крик. Почему-то как чувствовал, что мы уже рядом. Словно знал, что сегодня мы все окажемся дома.

Праздные бездельники свили себе гнёзда где придётся, так что большой, по любым меркам, корабль — выглядел натуральной свалкой. Но стоило этому крику прозвучать, как полусонные рожи тут же пробудились ото сна и воспряли духом. Подорвались с насеста и полусонный, придающийся всякому блядству муравейник вскипел как разворошённый улей. Едва вступив на красную дорожку, расстеленную посреди широкой общественной каюты, я хотел хоть что-то сказать, но из-за этого крика все гоблины тут же рассосались во все стороны, прикипев рожами к огромным обзорным иллюминаторам.

— Мда… — выдохнул я, опустив уже поднятый к небу палец и закатив глаза. — Да ну и хрен с вами.

Ступая по этой дорожке и проходя по освободившемуся центру этой каюты, я чувствовал себя каким нибудь римским полководцем, который входит в Рим, получив «Триумф». Входит в Рим, все жители которого, по обе стороны о тебя, почему-то, повернулись к тебе жопой.

— Зато я буду первым, кто посмотрит на землю с нашей палубы, бе-бе-бе! — Громко крикнул я и ломанулся вперёд, когда миновал этот участок, тут же услышав как позади меня начинается нешуточная давка, перетекающая в мордобой.

«ха-ха-ха!»

— Вот мы и дома.

Холодный ветер этого континента действительно очень неприятен, но он практически такой, каким я его помню. Огромное море не взялось льдом, даже несмотря на то, что это крайний север. Вот только, даже если с причалом к берегу проблем практически не было, они появились сразу же как наше судно стукнулось о дно и немного заползло на берег, благополучно став на причал.

— Мда-а-а-а… — Наш корабль не слабо так над уровнем моря возвышается. Плюс мой рост, где-то метр с кепкой, но даже так, это явный перебор. Стоя на носу нашей посудины, я протянул вперёд правую руку и набрал в ладонь немного снега. Уровень которого, к моему удивлению, как раз достигал мне до груди. По всей, мать её, долине… — Не дохера ли тут снега лежит, а?!

Растерев в руках этот снежок, я оглянулся назад, посмотрев на уже толпящихся тут гоблинов.

— У кого нибудь из вас в роду кроты были?

Тот парень, который людьми командует, конечно говорил, что тут много снега, но чтобы так… Похоже я недооценил сложность нашего преждевременного возвращения. Как тут орки до нас жили? Снегом питались чтоли?!

Жизнь в этих краях не замирает на зиму, правильно будет сказать — полностью замерзает и впадает в спячку.

— Разжигайте костры, — скомандовал я своим парням, приказывая выгружаться на берег. Будем потихоньку обживаться, скидывать снег в море или ещё чего придумаем. Куда-то его нужно же деть.

А вообще, довольно красивое зрелище. Ледяной воздух носит по ветру гроздья расписных снежинок, а в большой нише у огромной скалы торчат из-под снега мелкие холмы. Скорее всего — шапки наших домиков, похороненные под этой пеленой. Все шапки, как одна, скрыты под снегом. Все до единой, кроме одной, особенной. Маленькое здание с куполом над ним, всё было изрезано следами бурной деятельности. Даже немного очищено от снега, пусть и неуклюже.

Улыбнувшись пошире, я отошёл назад. Взял разгон и, оттолкнувшись ногами прыгнул вперёд, прямо в это снежное поле. Рухнул на землю, выбросив в небо целый фонтан из снега, скрывшись под ним с головой. Вновь применил силу и снова выбросил в стороны целые волны из этой красивой, но очень холодной мерзости. Повторил несколько раз и вот, здание, чья крыша была намного очищена от снега, теперь показалось во всей красе. Широкое святилище с деревянным куполом над ним, и маленькая деревянная фигурка на самом верху. Застывшая в довольной позе где-то на краю своей крыши и совсем не на том месте, где ей положено быть. Фигурка, которая, должно быть, не мало кругов по этому куполу нарезала, оставшись тут в одиночестве, и которая так громко звала нас всех домой.

Запрыгнув на эту крышу, я уселся на самый её край, посмотрев в сторону берега и на моих копошащихся собратьев. Втянул носом ледяной воздух и едва не замурлыкал, ощутив, как с этим непродолжительным вдохом, в мою душу проникло чувство родства и какого-то покоя.

— Вот мы и дома, — сказал я совсем негромко. — Долгая же у нас вышла поездочка.

— Ага, — долетел до меня такой же тихий голос, откуда-то из-за моего плеча. Голос, которого я не слышал уже очень давно. — С возвращением.

Не ожидая ответа я сильно удивился. Опустил взгляд и не стал оборачиваться, а на моём лице сама собой появилась широкая улыбка.

— Детишек стало так много, — голос за спиной стал немного ближе. — Видеть их такими действительно очень радостно.

— Почему сейчас? — Спросил я, обернувшись назад и увидев прямо передо мной маленькую деревянную фигурку, которую я когда-то вырезал своими руками. Правда, глаза у неё были необычайно живые, а на лице отчётливо виднелась радость, которую я бы никогда в жизни не смог изобразить.

— Почему сейчас, что? — Игриво спросила она, наклонив голову на бок.

Вместо ответа, я приподняв вверх правую бровь и посмотрел на эту фигурку немного надменным образом, на что она тут же захихикала и подняла к небу обе руки, признавая поражение. Сделав несколько шагов по очищенной от снега крыше, она села рядом со мной, свесив ноги так же как и я, опустила взгляд и несколько секунд помолчала.

— Просто… раньше во мне не было нужды, — сказала она каким-то меланхоличным тоном. — Я не могла тебе помочь, вот и появляться не было никакого смысла. Я не могу дать тебе дельный совет. Не могу помочь в бою, но… Если уж ты не знаешь, что делать. Если тебе не с кем поговорить, то облегчить душу в разговоре со своей матерью разве не лучшее решение? Я думаю, заботиться о своих детях — это единственное, на что я действительно способна.

Невесело улыбнувшись, я тоже некоторое время помолчал. Начертил на снегу под ногами несколько фигурок, поднял правую руку и посмотрел на свою раскрытую ладонь.

— Я… не могу иметь детей, да?

Нас действительно очень много вернулось. Полный корабль, гружёный гоблинами. Все наши девочки принесли потомство. Некоторые умудрились разродиться даже дважды. Все, кроме Тихой. Сколько бы мы не старались, но её животик так и не вырос.

— Она, можно сказать, всю жизнь меня добивалась, — сказал я. — Она действительно очень этого хотела, и то, как она смотрит на других гоблинш — красноречиво об этом говорит. — Зачерпнув с земли пригоршню снега, я скатал её в снежок и швырнул в сторону торчащей из белого поля деревянной заставы. — Хуже всего то, что когда я понял, что детей у меня так и не появится, то я в самом деле испытал большое облегчение.

Медленно закрыв глаза и подавшись назад, я лёг на спину, посмотрев на небо.

— Я думал, что уже решился. Думал, что готов, но, как оказалось, нет. Из-за этого я чувствую себя большим засранцем.

— Вот уж не думала, что первое, чего ты испугаешься, это собственных детей. Да ещё и будешь за это чувствовать вину.

— Правда чтоли? — Усмехнулся я краем рта. — А разве вся моя нынешняя жизнь, это не последствие моих комплексов и страхов?

— Как знать, — улыбнулась та. — У тебя ведь уже есть один ребёнок. К тому же, она появилась почти так же, как появился ты. Да и пассия твоя в ней души не чает, так что…

— Это другое, — отмахнулся я. — Просто… что мне ей сказать? — Повернув голову, я посмотрел на эту деревянную фигурку. — Не хочу видеть, как она смотрит на других гоблинш с завистью во взгляде. А ещё больше не хочу, чтобы она винила во всём этом меня.

— Но и детей своих ты тоже не хочешь, да? — Спросила она с ироничной улыбкой.

— Ха-а, — выдохнул я, угрюмо насупившись. Хочу я того или нет, но каждый раз, когда я думаю о детях, то вспоминается моя человеческая жизнь. — Никто не ранит так, как самые родные… — прошептал я, закрыв глаза.