Бронефаэтон снова двинулся вперёд, теперь чуть быстрее, но заметно переваливаясь на рыхлых барханах. Неужели мы на окраинах? Геджеконду? Или вовсе покинули гнездо?

Ещё через десяток минут, когда я уже был готов задать повторный вопрос под угрозой отказа в операции, фургон остановился. В наступившей тишине зашелестела металлом полозьев сдвигаемая дверь первого транспорта.

«Садовники» без лишних слов надели шлемы и потянулись к арсенальной переборке; разбирали оружие и защёлкивали на подвесах. Панго, чуть не врезав мне по затылку тяжёлым прикладом, закрепил на поясе знакомый по «Слюдяному мосту» двухкассетный супрессор. А вот к тактической «мицухе» отряда, по всей видимости, на этот раз бледного никто подключать не собирался…

На секунду меня вернуло в щемящую пучину власти, опьянявшей во время командования отрядом наёмников, готовых по моему первому приказу бросаться под фанга, готовых прикрывать и убивать…

Но наваждение прошло, едва Прикус откинул дверь и мягко вынырнул наружу. В салон ворвались холодный ночной ветер и тишина, крайне неестественная для крупных районов Юдайна-Сити.

Остальные «Садовники», определённо висящие на закрытом канале, покинули фаэтон вслед за вожаком. Сакага, покорно подтянувший лапы и хвост, чтобы не мешать высадке, вежливо улыбнулся и кивнул на дверь.

Пришлось выбираться из фургона, причём Пыльный едва не наступал на пятки. Спрыгнув с высокого порога, я покрутил бёдрами и потянулся со скукой, которой определённо не испытывал. Тем временем внимательно осмотревшись и пытаясь не упустить ни единой детали, способной помочь в случае непредвиденного.

«Шишама» стояли посреди пустынной заброшенной улицы в окружении разваленных остовов ветхих пятиэтажек. А ещё снаружи оказалось едва ли не столь же темно, как в салоне.

На меня, привыкшего к круглосуточной иллюминации Бонжура и прилегающих районов, такой контраст оказал эффект непроглядной ночи. Только повертев головой и немного подстроив очки, я убедился, что за границами развалин разливается знакомый уличный свет, хоть и болезненно-бледный.

Судя по всему, мы оказались в Ниточке — весьма крупном и распластанном районе чуть южнее Бонжура и западнее Гариб-базара, совсем дряхлом, почти превратившемся в геджеконду. Но всё ещё тлевшем жизнью почти полноценной гнездовой территории и даже, по слухам, с неким количеством промышлявших здесь полудиких казоку.

Вдоль тротуаров высились внушительные барханы песка, наметённого ураганными ветрами. Автоуборщики едва ли совались на эти улицы ближайшую пару лет, а потому кое-где высота наметов достигала вторых и даже третьих этажей. Несколько остовов брошенных фаэтонов выглядели такими трухлявыми, что грозились рассыпаться в пыль от неосторожного прикосновения.

Стараясь не выдавать тоску, я смотрел на далёкое северное зарево, омывавшее оставленную за кормой привычную жизнь в её столь же привычных красках и ритме. Проследив за сосредоточенным взглядом фер Сакаги, повернулся на юг. И выяснил, что заброшенная улица, на которой мы остановились, метров через сто упиралась в не менее мёртвый парк развлечений «Хари’н’ханси», чья огромная вывеска ещё чудом не грохнулась оземь.

Окружавший парк красивый забор покосился и местами завалился внутрь под давлением песка. Внутри виднелись поржавевшие туши аттракционов вроде «Тарелка визга» или «Памп-Шамп». Ободранные ветром модульные здания «Зеркального лабиринта ужасов» или цирковой арены ещё сопротивлялись забвению и стихии, но выглядели крайне грустно.

Местами над аллеями парка смогли-таки уцелеть нитки перегоревших гирлянд и выгоревших на солнце вымпелов, сейчас они тревожно похлопывали под порывами с окраин. Кустарники засохли и вымерли. Многочисленные закусочные были разграблены до последнего винтика. По пустынным парковкам не бегали даже псы.

Вот уж точно, парк «Радость и смех»… и урадоваться, и ухохотаться от одного только вида… Ну просто вылитый брат-близнец респектабельного летающего, посещённого мной совсем недавно…

И ещё мне определённо не показалось — Ниточка явно выглядела обесточенной, а её далёкие улицы омывались таким слабым и мертвенным светом, словно из района откачали всю мощность.

Списав странное сравнение на усталость и неприятные ожидания, я ещё раз ритмично покрутил корпусом и несколько раз присел. Пыльный наблюдал за гимнастикой искоса и с явным презрением.

Остальные деловито проверяли и перепроверяли оружие, причём настолько ловко и заразительно, что меня тоже подмывало осмотреть «Молот». Мимо нас с Сакагой прошёл, нарочито пролязгав боевым протезом, Ханжа. Оскалился мне в лицо, показал зубы, но промолчал.

Прочие «Садовники», казалось, присутствия знакомца-терюнаши не замечали вовсе — выбравшиеся из первого фаэтона молчаливый Миката, бывший казоку-йодда Цена и бесполое Као-ду в мою сторону даже не посмотрели.

Ребро и Миката ударили себя по шеям одноразовыми инъекторами; Панго и Ханжа, словно на разудалой вечеринке, набивали ноздри щепотками светлого порошка.

Меня передёрнуло. Едва ли «Садовники» принимали именно «Явандру». Но от одной только мысли о даже теоретической возможности очередного соседства с этой дрянью тело начинало колотить…

— Стрелять мы не станем, а боевые препараты примем для бодрости? — негромко спросил я Пыльного, но тот не удостоил ответным взглядом.

— Тебе не говорили, что стрельбы не будет, — отрезал чу-ха, настраивая тактическую консоль на левом предплечье. — Тебе сказали, что стрелять станут другие.

— Может, пришло время рассказать, что мы тут делаем? — осведомился я, на этот раз чуть более дружелюбно (внутри кипя от желания вбить кастет в выдвижные клыки Пыльного).

— Всему своё время, Ланс, — черноспинка покачал башкой. И скомандовал Прикусу, терпеливо ожидающему поодаль: — Начинайте поиск.

— Байши! — с восхищением охнул я, подтягивая лямки рюкзака. — Так мы это ещё даже не нашли!

— Не повод для тревоги, терю.

Сакага улыбнулся, не обнажая зубов, и отошёл к первому фургону.

— Миката, пошёл! — вслух распорядился Прикус, и от группы «Садовников» отделился кусок ночи.

Сливающийся с руинами, барханами и даже звёздным небом, закутанный в умную шкуру-котокаге, Миката закрепил на ассолтере массивный прицел для точного боя и бросился к световой мачте на границе парка.

— Ребро, запускай! — бросил вожак наёмников.

Бывший ракшак коротко кивнул, вскрыл подсумок на боку и швырнул в воздух горсть тонких матовых дисков размером со слоёную лепёшку-юбин. Диски застыли над головой «Садовника», а затем — подчиняясь приказам его предплечной консоли, — с тихим жужжанием устремились к распахнутым воротам «Хари’н’ханси» на высоте в два роста.

Сакага, то и дело косясь и не выпуская меня из поля зрения, открыл пассажирскую дверь первого «Шишама». Выдвинул строенную консоль на раздвижном кронштейне, разложил складные клавиатоны, активировал свето-струнные экраны, и я наконец смог рассмотреть полноценную карту парка и окрестностей. Подступил ближе, стараясь глазеть без привлечения лишнего внимания.

Ветер усилился, заставив накинуть капюшон и крепко задуматься о глотке паймы. Вздохнув, я мужественно отказался от идеи в этот не самый подходящий момент…

Тут-то из парка и послышался стрёкот ассолтеров. Только припав на колено с взведённым «Молотом» в руке я осознал, насколько взведён сам. Цоканье когтя Рёбрышка по крохотной консоли ускорилось, трескотня выстрелов стала чаще.

— Заметили? — лениво поинтересовался Пыльный, не отрываясь от раздвижного командного центра.

— Гхмм… — откликнулся Прикус, изучая собственную картинку. — Да, господин Сэ. Но срисовать местоположение мы успели.

— Тогда начинайте.

— Все встали по местам! — зычно приказал вожак «Садовников», снова заставив меня на секунду ярко, до давящей боли в затылке вспомнить «Слюдяной небесный мост», наползающий на террасу ветростат Белохвоста и короткий бой в казоку-шин Песчаного Карпа… — Работаем!

Наёмники двумя группами вошли на территорию парка, быстрым шагом, вскинув оружие, умело и расторопно. С мачты защёлкал ассолтером невидимый Миката, прикрывавший наступление.