— Антоша, не слушайте вы его. Я к вам, как к сознательному гражданину обращаюсь. Вы же видели наш контингент. Машинист и помощник мне не подчиняются, да и нельзя им покидать тепловоз. Проводниками женщины работают и там всем давно за сорок лет. Про ресторан я и заикаться не стану, сами знаете, кого нам бог в бригаду послал. Ну и кого мне прикажите отправлять, кроме Жени? А вы парень молодой, сильный и с людьми нашими знакомы. Я вас очень, как земляка… Да, что там, как земляка… Прошу, как родного. Помогите. Составьте компанию. Ну, не к пассажирам же мне, за помощью обращаться?

— А я что, уже и не пассажир? — захотелось мне встать на защиту одного из клиентов, самых длинных в мире, железных дорог, но поразмыслив, сказал совсем другое. — Да, я вроде и не отказываюсь. Если надо. Только сапоги у меня действительно, не очень подходят для дальних походов по целине.

Я взял в руки свой левый сапог и представил его на всеобщее обозрение. Огромной зависти, в глазах сидевших напротив, при осмотре качественной, зарубежной обуви, не наблюдалось. Но чувствовалось, что по крайней мере один из них, так и хочет мне сказать, чего нибудь эдакое, гаденькое и не очень приятное.

— Сапоги у вас и в самом деле, на зимние не похожи — произнёс дядя Коля и тут же спросил: — Итальянские?

— Угу — нисколько не стесняясь, признался я.

— Да. У них там жарко. Можно и в таких зимой походить — потирая небритую, местами уже седую, бороду, задумчиво проговорил Михалыч. Чувствовалось, что такого подвоха он от меня не ожидал.

— А я о чём? — обрадовался Женька. — Ты ещё и на мои посмотри. Тут тоже, нечем особо любоваться.

Мы замолчали, обдумывая, говоря шахматным языком, образовавшийся пат. Я понимаю Женьку, топать примерно двенадцать километров в мороз и ветер, когда у тебя в трудовой книжке запись про буфет, мало кому захочется. Но Михалыча тоже можно понять. Чего то предпринимать всё равно надо. Поезд задом наперёд не пойдёт, ему в любом случае, нужна подмога, а связи с диспетчером, как не было, так и нет.

— Будут вам сапоги — на что то решившись, заверил нас начальник и помолчав секунду другую, спросил: — Сорок третий, подойдут?

Я молча кивнул головой, недобро вспомнив чужие кеды с пляжа. Ну, а Женька только плечами пожал. Против такого предложения, крыть ему было нечем.

Сапоги были ношенные, но крепкие и без дыр. И название они носили соответствующие, своему теперешнему состоянию — «кирзовые». Но, как оказалось, основное их достоинство, заключалось не в названии и отсутствии внешних повреждений, а в приложении, позволяющем не мёрзнуть ноге.

— Ну что ребятки, вспомним армию — аккуратно поставив обувь на пол, предложил нам Николай. — Вот вам, по паре полотенец на ногу. Мотайте.

— Дядя Коля… — тяжело вздохнул Евгений и взял в руки те, что казались новей.

— А причём здесь армия? Я так, к примеру, совсем не служил — насторожился я, задав вопрос начальству и мельком бросил взгляд на грубый материал.

Собирались основательно, поэтому покинуть тёплый вагон удалось только в начале второго, когда погода окончательно разгулялась, явив глазу яркий, солнечный свет. Перед тем, как встать на рельсы, ведущие в обратый путь, мы плотно поели в ресторане. Кроме этого я, самолично, убедился в отсутствии части железнодорожного полотна и увиденное мне очень не понравилось. Украденные рельсы не откручивали на стыках, как можно было бы предположить. Отнюдь нет. Их, как будто, отрезали огромной пилой, в полуметре от соединения, при чём очень ровно и без лишних зазубрин. Не знаю, кому такое под силу и что за инструмент они должны были иметь, но пилили явно не обычной ножовкой по металлу. Я конечно понимаю, что в нашей стране найдутся умельцы, способные распилить всё, что угодно, но распиленное надо ещё, как то с собой увезти, а в данном случае в комплекте с бетонными шпалами. И как такое возможно? По железной дороге? Но на неё, обычному человеку, не так то просто зайти. Рядовой дрезиной не обойдёшься. На машине, по полю? Тоже сомневаюсь, чтобы сумели. И не потому, что не вижу следов на плотном, иссиня белом снегу, а потому, что такую целину, что вокруг насыпи образовалась, не каждый тягач с краном сумеет преодолеть. Тем более обратно ему пришлось бы ехать с тяжёлым грузом и значит очень сильно попыхтеть. Предположение, на кого можно было бы легко свалить увиденные непонятки, у меня естественно имеется, но от него становится совсем не по себе. Да и не понятно, зачем инопланетянам такой дешёвый гоп стоп. Из вредности? От скуки? Или железа немного не хватило, на очередной, межпланетный звездолёт? Ладно, и так чувствую себя неуютно от чужой шапки на голове, шарфа, пропахшего женскими духами и от сапог, одетых на ноги аккуратно, но запах издающих ещё тот. Поэтому, пока и в крайности бросаться не буду, оставлю случившееся в плоскости — «сам ничего не пойму». Так проще.

Женя не поскупился, вытряс из буфета всё, что смог. Мне даже пришлось освобождать свою незаменимую сумку, от собственных вещей и купленных в Москве товаров, чтобы его продуктовая заначка полностью влезла туда.

— Пусть лучше останется, чем будем по дороге голодать — говорил он мне, делая поклажу почти неподъёмной.

Ему виднее, есть желание нести пусть тащит, я его сразу предупредил, что волочь на себе, ничего не буду. Итак выгляжу, как колобок неповоротливый. Напялил на себя две футболки, свой неповторимый, белый свитер, меховую безрукавку, пожертвованную нам самой габаритной проводницей состава, да и под джинсы кое что с трудом, а натянул. Ногам достались непомерно узкие, но очень тёплые штаны, как мне сказали, от дефицитного, импортного спортивного костюма, которому, вроде как, даже цены нет никакой, плохо только, что по долине они маловаты. Ну да бог с ними. Сверху на мне всё то же импортное пальто надето, которое все внутренние огрехи маскирует и делает меня почти неотразимым. Осталось закинуть сумку на плечо, взять в руки спрятанный в кармане пистолет и можно смело идти органам сдаваться. Один в один грабитель с большой дороги. Такому и рельсы со шпалами ничего не стоит с собой унести.

Первые пару километров шли бодро и весело, посмеиваясь над собственной неуклюжестью. Следующие два костерили на чём свет стоит, нерадивых изобретателей, сделавших расстояние между шпалами ни два, ни полтора, ну а после пятого столба, с трёхзначными чёрными цифрами на железной табличке, Женька сдох и с каждым шагом, постепенно, начал отставать.

— Не хотел же идти — кидал он изредка, почти одну и ту же фразу. — Как чувствовал, что ноги здесь натру. Так нет: — «Сходи ка Женя. Выручи. Сынок.» А теперь что, обратно возвращаться или топать с тобой до конца?

Я никак не реагировал на очередную жалобу нерадивого партнёра, самому не очень легко, но вперёд пёр, что было сил.

— Слышь! Я кому тут говорю!? Делать то, что будем!? — вдруг громче обычного, проорал официант, явно пытаясь меня остановить.

Притормозил. Пять километров, это ещё даже не половина, но делать нечего, уж очень жалобно орёт, собака.

— Спрашиваю. Делать, чего будем? Я ноги действительно, серьёзно натёр — добравшись до моей незапланированной стоянки, задал Евгений, не раз мной слышанный вопрос.

— Откуда я знаю, чего. Посмотреть, что там у тебя с ногами, я конечно могу. Но решать, как дальше быть, тебе самому придётся.

— Смотри — присев на рельсу и быстро скинув сапоги, он резко размотал портянки.

— Большие — подтвердил я нерадостную картину, увидев на его серых пятках огромные, красные волдыри.

— А я о чём. Сейчас лопнут и всё, на себе меня потащишь.

— Ну, на это даже и не рассчитывай. Я тебе не лошадь, в извозчики не нанимался. Топать будешь самостоятельно.

— Так может я тогда, обратно поковыляю? Со мной ты точно не дойдёшь — с надеждой в глазах, спросил меня Женя.

— А ты сам то, дойдёшь обратно? Замёрзнешь на пол пути, а потом мне скажут: — «Бросил товарища».

— Обратно дойду — плотно заматывая полотенцем правую, больше всего повреждённую, ногу, подозрительно весело ответил мне, мой скромный друг. — Ты сам то, как? Не страшно будет одному?