Уже на подходе к полуоткрытой двери в самом конце полутемного коридора в нос мне ударил мощнейший запах перегара. От неожиданности я даже головой потряс. Это ж сколько надо было откушать, чтобы иметь такой букет, да еще и за столько шагов? В моей памяти тут же услужливо всплыли цифры, оценивающие концентрацию паров в воздухе и прочие нюансы, спасибо заложенной мне в голову медицинской базе, но все они намного превышали допустимый лимит и были явно не совместимы с жизнью для обычного человека. Впрочем, кто сказал, что Стен у нас был обычным?

Я только покачал головой и, деликатно постучав в дверной косяк кулаком, толкнул дверь на себя. Открывшаяся моему взору картина, заставила меня удивленно замереть на месте. На кровати, поверх скомканного и местами изорванного когтями одеяла, лежал совершенно незнакомый мне человек. Небольшого роста, примерно метр шестьдесят пять — метр семьдесят. Худощавый, но ладно сложенный. Широкие плечи, узкая талия и жилистые мощные руки с крепкими запястьями. Русые длинные волосы до плеч в беспорядке раскинулись по постели, почти полностью открывая невиданное мною ранее мужественное лицо с резкими чертами в обрамлении короткой русой же бороды. Тоненькая ниточка слюны, блестит в отсветах закрытого окна, медленно стекая по белой подушке.

— Э…. Стен? — осторожно спросил я, подходя ближе.

Лежащий на кровати незнакомый мне мужчина лет тридцати никак не отреагировал.

— Стен! — снова позвал я, но трогать при этом оперативника не стал. Я прекрасно знал, что бывает в таких ситуациях и совершенно не горел желанием тратить свой только недавно полностью восстановившийся резерв так бездарно. Да еще и получать при этом массу весьма болезненных и неприятных ощущений. Бойцов, подобных волкам и Владимиру, вообще не стоит лишний раз резко будить подобным образом. Да о чем тут говорить? Тут даже в мирное-то время, когда все вокруг хорошо и уютно, человек не всегда сможет остановиться от неожиданности и не закончить удара, предотвращая возможную угрозу для жизни. Тело, в таком случае, как правило, просто реагирует само, чисто на рефлексах, ибо именно в этом и заключается залог выживания. Что уж говорить про тот момент, когда человек буквально вчера вернулся из тяжелейшего боя, где отнимал жизни в рукопашном бою и чуть было не расстался при этом со своей? В бою, где потерял многих друзей и брата? Смысл провоцировать, если знаешь итог? Тем более, что трогать его мне было совершенно не нужно. Вполне знакомую мне ауру я прекрасно видел и без этого. Как, впрочем, и то, что человек вполне себе жив-здоров и сейчас просто находится в глубокой отключке.

Я аккуратно присел рядом с ним на тумбочку и, поставив рядом с собой тарелки с едой, поднял лежащий возле руки оперативника шприц. Повертел в руках и осторожно поднес к кончику носа. ДР-20… Блокиратор альмы. Так я и знал… Учитывая, что управлять собственной дикой регенерацией Стен не умеет — это был его единственный шанс напиться. Во всех прочих случаях его организм бы просто воспринял вводимый в желудок алкоголь как яд и моментально бы его разложил на воду и все прочее. Вздохнув, я отложил шприц в сторону и легонько катнул ногой одну из стограммовых баночек из под спирта, в беспорядке раскиданных по полу и постели. Пил учитель много и явно почти без закуски, стремясь забыться как можно быстрее.

Да… Дела… Как минимум еще пару часов он гарантированно будет без сознания. Потом, убитая лошадиной дозой препарата, активность мозга постепенно восстановится, и организм примется активно избавляться от явно лишней для него спиртовой массы. Я медленно сполз с тумбочки и присел рядом со Стеном на кровать, всматриваясь в его лицо. Почему он так выглядит? Нет, он, конечно, и раньше любил частенько менять внешность, чтобы кого-то разыграть или же просто сменить, таким образом, для самого себя обстановку. Оперативники, разумеется, на это давно уже не покупались и к подобным закидонам относились весьма философски. Мол, мало ли кто как дурью мается, лишь бы дело делал, а остальное, если оно не выходит за определенные рамки, не так уж и важно. А вот прочие сотрудники на базе, не имеющие возможности посмотреть ауру собеседника (портативные АПК-7, позволяющие ее сканировать в режиме реального времени были тогда только у охраны, да и работали они практически только в упор), частенько покупались на его подколки и розыгрыши. Некоторые даже строчили по этому поводу многочисленные жалобы руководству, но Митров с Ремизовым только ржали, читая эти шедевры эпистолярного жанра, и ничего не предпринимали, мотивируя это тем, что подобные выходки нашего общего друга, как нельзя лучше учат бдительности и умению доверять не только своим глазам. Полковник, по-моему, даже коллекцию начал собирать из особенно душещипательных рапортов, которые иногда перечитывал под настроение в компании собутыльников. Сам я этого, конечно, не видел, но Север об этом как-то раз проболтался по пьяни под Новый год.

Я тихонько усмехнулся, вспоминая как однажды целых полтора часа, потея от напряжения и волнуясь, сдавал Альцману экзамен по физике тонкого тела. А потом отвечал на целую кучу наводящих и уточняющих вопросов. Причем делал это я до тех пор, пока в гостиную, в которой мы так удобно расположились тихим зимним вечером не вошел настоящий Альцман и не отвесил подзатыльники нам обоим. Стену за издевательство, а мне за неумение отличить «истинный светоч науки от его грубой и пошлой подделки». Помню, Стен тогда так хохотал, глядя на мое ошарашенное появлением настоящего профессора лицо, что даже не смог уклониться.

Поднявшись с кровати, я подошел к окну и настежь распахнул жалобно скрипнувшие створки. В этой комнате почему-то они были сделаны из дерева. Ворвавшийся в них ветер, разметал по лицу волосы, спящего крепким сном человека и унесся дальше по коридору, в сторону первого этажа. Что ж, я выудил из угла заброшенные туда кроссовки сорок второго размера и аккуратно поставил их возле кровати, увидимся позже дружище… Забавно, но в большинстве случаев Стену очень редко требовалась смена одежды после своей очередной трансформации. То ли он специально так подстраивал свое тело, что при изменении внешности почти не происходило смены габаритов (ну разве что они смещались в несколько иные места), то ли еще что. Но за исключением того случая, когда он изображал из себя знойную красотку в клубе, менять гардероб ему не приходилось. Да даже его боевая форма, которую он так любил применять на тренировках и за которую он и получил в свое время такое звучное прозвище, мало чем отличалась от его обычных габаритов. Большой опыт и стремление к универсальности? Скорее всего. Наверное, именно поэтому Стен всегда и предпочитал спортивную одежду, из хорошо тянущейся ткани, что не только практична, но еще и весьма неплохо скрывает истинные габариты тела своего владельца. Ну, если только ты не носишь ее совсем уж в обтяжку. Вот и сейчас, передо мной лежал хоть и совершенно незнакомый мне с виду человек, с совершенно другим лицом, телосложением и мышечным каркасом, но из общего своего «стиля» он опять-таки не выбивался.

Тоненький писк, донесшийся откуда-то сбоку, заставил меня вздрогнуть. Это что еще такое? Поискав глазами по комнате, я нашел источник звука, сиротливо завалившимся между самым краем кровати и стеной, возле которой она стояла. Телефон? Смска? Но от кого, если всю связь с внешним миром мы благополучно оборвали? Запрет на общение со всеми старыми друзьями и близкими понимали абсолютно все, идиотов и особо желающих быстро отправиться на тот свет суицидников среди нас не было. Так кто бы это мог писать Стену, когда все его связи находились практически в пределах одного дома, а Арн и Семен звонили только лично Митрову? Я подошел ближе и осторожно выудил двумя пальцами тонкую плоскую коробочку в кожаном чехле. В моих руках мигала почти разряженным аккумулятором портативная электронная книга. Странно… Насколько я помнил, Стен всегда терпеть не мог читать в «цифре», предпочитая экрану монитора или любому другому устройству, старую добрую бумажную книгу. И я вполне был с ним в этом солидарен. Бумажный вариант и в руках подержать приятнее, и глаза от нее особо не устают, да и вообще, эстетическое удовольствие у нас еще никто не отменял. Хотя, конечно, в местных подпольных условиях, сопряженных с постоянным риском для жизни, было как-то совсем не до роскоши.