Не успел я дочитать, чувствуя удушение от проснувшейся ненависти, как старый упырь сам идёт ко мне:

– Не надо так смотреть, малец. Это политика, а ты в ней всего лишь фигура на доске. Если всё сделаешь правильно, твои девки и их потомство выживут.

Пришёл с охраной. Мы всё ещё на площадке для обедов на свежем воздухе и кругом полно знати, включая Императора.

– Я знаю, что это ты разделался с нашими наёмниками, – с нажимом произнёс старик. – Знаешь, сколько они нам обошлись?

Я даже вонь его дыхания не замечаю особо, прокручивая в голове варианты действий. Есть один…

– Где противоядие?

– В надёжном месте. Думал я его с собой принесу и тебе отдам? – посмеялся Балабанов-старший. – Ещё ты расскажешь мне, что случилось в крепости и почему мой сын погиб.

– Сначала противоядие.

– Знаешь, малец, если эти три козочки умрут – я тоже неплохо выиграю. Александровы потеряют очень много. Так что можешь и дальше ерепениться.

– Ваш сын организовал похищение, но мне удалось сбежать пока он отсутствовал. Едва я выполз из крепости, случилось землетрясение. Это не я его вызвал. Это не мой аспект. А даже если бы и был мой, то не хватило бы сил. Ваш сын приехал в крепость почти в тот же момент, когда мне удалось сладить с охраной и побежать в поисках другого выхода. Так что я не знаю, что там такого случилось, что вызвало столь большую магическую аномалию.

Балабанов слушал внимательно. Потом помолчал немного и говорит:

– Ладно, сейчас уже ничего не доказать, но ты должен будешь признаться, что сам убил моего сына, а чтобы скрыть преступление, вызвал обрушение крепости, а потом… там что-то ещё раз взорвалось и случилось землетрясение. Так и скажешь. Всё, пошли! Сейчас я буду говорить, а ты соглашайся и признавайся. Будешь ерепенится и отбрыкиваться – тоже неплохо. Но если не станешь – пострадаешь ты один, а девки выживут и может даже родят.

– Ты говорил, что дети выживут! – с ненавистью процедил я, ловя взгляд мерзавца.

– Выживут, выживут, – ухмыльнулся он, – если матерям вовремя дать противоядие. А время идёт.

– Тогда начинай, ирод. Тебе всё равно не поверят.

Но ему поверили. Слова с обвинениями услышала уйма аристократов, включая Императора. Балабанов искусно играл сражённого горем отца и со словами полными бессильной злости взывал к чувству справедливости. А я соглашался и подтверждал, что убийца, что хитрец и жадный до власти. Что готов идти по головам. Мол, все эти мои геройства лишь хитрый ход.

Император был в бешенстве, но задал один резонный вопрос старшему Балабанову: если он так жаждет отомстить, почему не вызовет меня на смертельный бой? Если я проиграю – это и будет наказанием, если побеждаю – отправлюсь на каторгу. Вопрос носил скорее ультиматум и старший Балабанов был вынужден согласится. Император настоял, чтобы мы бились на кулаках, а не магией. Это тоже дед был вынужден принять.

В душе и сердце буря. Я судорожно искал выход и не находил. Даже если одолею старого мерзавца, то с репутацией можно попрощаться окончательно. Да и с планами на будущее. Что-то придумать мне снова не дал Балабанов:

– Вариант не из лучших, – тихо проговорил он, чтобы никто из окружающих, что теперь смотрят только на нас, не услышал, – но я предполагал нечто подобное. Пошли отнесём твоим невестам противоядие, но перед этим ты кое-что выпьешь сам.

– Что? – вымолвил я, не желая сдвигаться с места.

– Тоже яд. Я сделаю вид, что сожалею о случившимся и выражу свою скорбь Снежане и этой её заморской гостье, а ты попрощаешься. Мы же не хотим, чтобы итог боя был каким-то другим, кроме как моей безусловной победой?

И снова я был вынужден выполнять. Старый подонок всё заранее просчитал, если, например, нападу на него, то только хуже сделаю. Но пусть думает, что яд на меня подействует. Я отрублю голову гидре их рода! А потом постараюсь сбежать – это лучший выход.

Пока шли к покоям я подбирал слова: нужно так сказать, чтобы весь ужас ситуации выглядел не так худо. Надо поддержать моих красавиц.

– Стойте! – скомандовал я и Балабанов с удивлением обернулся. – Ты сказал, что мне тоже придётся выпить яд? Хорошо, но в покои я зайду один. Не надо ничего говорить им. Противоядие я представлю, как травяной отвар от лекарей. Не хочу остаться в их глазах плохим. Пусть узнаю обо всём потом.

– Если ты думаешь, малец, – противным голосом отвечает Балабанов, – что как-то умудришься победить – ты ошибаешься. Яд я тебе дам другой и он действует быстрее. Впрочем, ладно. Я с удовольствием им всё расскажу потом, когда ты избитым трупом будешь валяться на арене. Вот, выпей…

Я ухмыльнулся и разом проглотил горькую жижу. Организм встрепенулся почти мгновенно и тут же накинулся на яд, но я удержал – развею его действие перед самым боем, а пока пусть Балабанов видит действие.

Оно не заставило себя ждать. Мне едва хватило самообладания, чтобы зайти и дать Снежане и Сигрюнн "отвары". Эффект был быстрый, поэтому я успокоился насчёт обмана. Старый подонок дал мне только два бутылька, которые надо было выпить полностью, предполагая, что Марина умрёт, ведь она безродный раздражающий мусор. Нам повезло, что вместо соковой воды она пила мой кофе и потому не приняла яда. Пока обе девушки приходили в себя, я на струне воле быстро пересказал Марине суть дела и попросил, как только мы уйдём сбегать к беседке и проверить стоит ли там её бокал. Успокоил Огнёвку, что всё будет хорошо. Мы потом предоставим бокал в доказательство.

До арены я дошёл уже в полубессознательном состоянии: яд мешает сосредоточится, я плохо реагирую на происходящее вокруг. Пришло время снять эффект.

Сначала дал отмашку организму, а сам взялся магическим образом растворять его, как делал с алкоголем или табачным дурманом. Мне казалось, что это из-за воздействия яда не получается всё провернуть, но в итоге я со страхом осознал, что этот яд мне не по зубам: жидкость не была в полной мере ядом – это смесь ядовитых природных начал, которые мне подвластны, и магии. Она-то и оказалась неприступной. Точнее, имей я больше времени и более ясное сознание, то может быть и вскрыл бы кокон, но сейчас уже не могу…

Удар немного вернул меня в мир. Оказалось, что бой уже начался. Потом ещё несколько ударов. Кажется один прошёл в живот и меня скрутила боль.

Вроде бы поднялся. Пытаюсь блокировать. Удары приходят сильные, меня качает. Очень тяжело держать равновесие. Вот я снова упал и тут же получил носком сапога в лицо. Потом по рукам, рёбрам, ногам…

Не знаю сколько прошло времени, но удары прекратились и я снова встал. Балабанов словно ждал, чтобы снова начать бить. Тяжело сдерживать их. Сознание, помимо дурмана от яда, захлёстывает боль.

Вдруг что-то чёрное ударило меня по голове и я снова упал. Глаза в глаза вижу морду ворона. То одной чёрной бусиной повернётся, то другой.

“Ингви!” – раздалось в голове. “Почему же ты настолько жестокий? Совершенно не жалеешь остатки женщины во мне. Так хочется уже избавиться от любви к тебе, подлый ты мальчишка”.

– Герда… – прошептал я.

“А ты думал, я смогу смотреть, как тебя убивают? Хотя, ты вряд ли вообще вспоминал обо мне. Ну и ладно! Я всё равно тебе помогу…”

Сознание начало светлеть. Ворон подпрыгнул на лапах, махнул крыльями, выписав мне пощёчину и его не стало.

– …уже летят выклёвывать тебе глаза. Но, видимо, я немного недоотбил эту отбивную.

Как же велика пропасть между ясностью ума и помрачением, что вызвал яд. Каким лёгким ощущается тело и сколь неподъёмным оно было всего лишь мгновения назад. Я рассмеялся, а Балабанов, занёсший ногу для удара, вдруг побледнел.

– Что? Как ты смог…

Я словно змей взметнулся на ноги. Нос был перебит, низ лица залила кровь, поэтому видок у меня сейчас кошмарный. Не только губы в крови, но и во рту её полно.

– Ирод проклятый, – вымолвил я, – как же я ненавижу тебя. Я бы убивал тебя сотни раз. И не только я. Ты даже хуже Скотовича. Но ничего, я отправлю тебя туда же.