— Чего от тебя надо этим собакам? — злобно осведомился он, сверкая глазами.

Она мгновенно огляделась. Бойцы наряда окружили ее и ощерились автоматами. Здорово, главное, не устроили б стрельбу. Спецназовцы в броневике — ребята серьезные, положат наряд и ее заодно на счет раз. Она вздохнула и коротко изложила ситуацию. Очень, очень близко к правде.

— Эти европейцы ведут себя на нашей земле, как завоеватели! — хмуро сказал майор.

— У них сила, — рискнула заметить она.

— Хе, у всех сила! — презрительно сказал майор. — Картли всегда была в окружении сильных соседей, и что? Где они сейчас? Где греки, персы, османы? Нынешние турки, что ли? Дешевая подделка под османов, вот кто они! А великая Картли стояла и будет стоять под благословенным солнцем гор, неизменная в веках!

Она в сомнении посмотрела на хмурое предгрозовое небо.

— Солнце — оно там, выше! — сердито сказал грузин. — И всегда светит на благословенную Картли! Ты из чьих, что не знаешь таких простых вещей?

— Деканозишвили.

— Это которые в Тбилиси или…

— …которые в Гори, — вздохнула она. Не ей бороться с тысячелетними традициями местечковой гордости, и все тбилисские Деканозишвили всегда будут ставить себя выше остальных. Естественно, пока не попадут в Гори, где им с удовольствием укажут их место.

— Славная фамилия, — признал майор. — Даже в Гори живут неплохие ребята, знаю некоторых… а вот девушки-гурийки ведут себя опрометчиво! Ты зачем к европейцам полезла? Они наших традиций не знают! Обратилась бы к своим ребятам на любом посту, тебя посадили бы в правильную машину!

— Прекрасная фройнлейн! — подал голос из броневика офицер. — Мы ценим вашу радость при встрече с соплеменниками, но нельзя ли побыстрее? Личный номер, пожалуйста.

Офицер-грузин недовольно развернулся и коротко переговорил с союзником на английском. Потом озабоченно повернулся к ней.

— Придется пробить твой номер, иначе не отвяжутся! — хмуро сказал майор. — Служба у них такая! Мы-то видим, что ты своя!

— Мне нельзя называть свой номер, — еле слышно сказала она. — Арестуют. Я… без разрешения. К жениху еду.

— Ничего не понимаю! — признался офицер. — Твой командир не мог дать такой красивой девушке отпуск для поездки к жениху?!

— Ревнивый, — слабо улыбнулась она.

Майор крякнул. В затруднении потоптался.

— Бывают же козлы! — выругался он. — Ну и… а жених у нас кто?

— Давид Матевосян, — невольно вырвалось у нее.

Майор дернулся и уставился на нее, как на привидение.

— Наш Давити? Тбилисский? С улицы Мамардашвили?!

Она на всякий случай кивнула.

— Девочка, а ты знаешь, кто он на самом деле? — спросил вдруг офицер на армянском.

— Давити… он герой, — тихо сказала она.

Глаза офицера заледенели. Теперь он не походил на развеселого грузина из анекдотов. Так мог бы смотреть матерый контрразведчик. Кем он, скорее всего, и являлся.

— И где ты с ним познакомилась?

— За перевалом Берой, — шепнула она.

Это был условный знак для посвященных. За перевалом Берой в прошлую войну геройски погибла рота грузинского спецназа, прикрывая отступление тыловых служб, в числе которых — военный госпиталь с преимущественно женщинами-врачами… Рядовое событие для любой войны, в Грузии оно приобрело совершенно особое, священное значение. И совершенно особый смысл. С названием перевала шутить было не принято.

— Я не знаю, кто ты, — медленно сказал майор. — Даже представить боюсь. И не знаю, через что тебе довелось пройти. Но… послушай старого грузина, плохого не скажу. Не доверяйся европейцам, девочка. Они пока что нужны нам, чтоб сбить с русских лишнюю спесь. Но они пришли, и они уйдут. А Картли останется. Родина… родная земля… она всегда примет тебя! Где бы ты ни родилась, где бы ни жила прежде! Примет, укроет своими каменными ладонями, согреет жарким солнцем! Пока светит жаркое солнце, поют наши мужчины! Пока поют мужчины, девушки расцветают подобно розам! Пока поют мужчины и танцуют девушки-розы, будет жить благословенная Картли! Только здесь должно оставаться твое сердце! Понимаешь меня, гогона?

— Понимаю, — ответила она. И пропела еле слышно:

— Тбилисо, мзис да вардэбис мхарео…

Тбилиси, солнца и роз край… Никто, кроме грузин, не чувствовал, не понимал магии этой песни, ее переполненности страстной любовью к своей земле. Она — понимала.

Майор при первых звуках песни просиял и подхватил. И над военной дорогой, назло грохоту пролетавших над головой ударных вертолетов, разлилось вибрирующее грузинское многоголосие…

— Сад арис тчагара мтацминда… — закончил майор и вытер невольные слезы.

— Мтацминда вас ждет, — тихонько сказала она. — Я верю. Не сейчас. Но ждет.

Этого тоже никто, кроме грузин, не понимал. Никто не замечал, что в грузинских песнях любовь, радость жизни и смерть — неразрывны… И рядом с радостью — всегда грусть. И та же Мтацминда из песни — не просто красивый холм над столицей, но и древний пантеон, место захоронения самых известных, прославленных жителей Картли. Найти вечный покой на Мтацминде — лучшее окончание земной доли для честолюбивых, страстных грузин. Потому в песне рядом с солнцем над Тбилиси, рядом с пышными розами — одновременно и вечный покой древнего пантеона, и непонятная тоска в глазах поющих мужчин…

— Вот теперь вижу, что своя, — сказал майор гордо. — И все видят! Верно, ребята? Из «Барсов Гомбори», говоришь? Ну и какой им личный номер, детям собаки?! В элитном батальоне спецназ «Барсы Гомбори» личных номеров нет, то все знают! Для чужих — нет! Они бы еще личные дела наших разведчиков затребовали, идиоты! Иди, ламази гогона, ребята проводят тебя до Мамаадамии, в хороший дом поселят! Девушке после трудной дороги надо умыться, привести себя в порядок, верно? А там и Давид подъедет! Я ему сообщу! И этим сообщу, что надо, уедут довольные на своем броневике!

Она легко шагала по дороге вниз к древнему храмовому комплексу в сопровождении двух бойцов и счастливо улыбалась. Да будут благословенны сияющие небеса Картли и ее болтливые, хвастливые, беззаветно храбрые мужчины, для которых вообще не существует такого понятия, как секрет! Ну надо же! Нарваться на заурядном дорожном посту на офицера, лично знающего Давида, можно сказать, его соседа! Знающего, что он — разведчик из «Мхедриони»! И потому поверившего ей! Надо полагать, половина Грузии это знает тоже. А другая половина сейчас, наверно, азартно обсуждает, что к Давиду пробралась невеста из-за перевала, наверняка тоже разведчица! Для чего еще созданы телефоны, э?

Она представила, что придется стрелять, возможно, в этого самого забавного майора-грузина или в его ребят, защищавших ее от европейцев с автоматами наизготовку, и улыбка ее поблекла. Как-то незаметно жаркая земля Картли проникла в ее сердце, прочно обосновалась там вместе с ее громкоголосыми жителями, с их сплетнями и мелкими интригами, с их сложнопереплетенными родственными связями, с песнями и вечными праздниками, с виноградниками на горных склонах, с шумными светлыми речками… и теперь она не представляла, как поднять на нее оружие. Интересно, как с этой проблемой справился Давид?

— Что они говорят? — хмуро осведомился капитан.

— Не очень понятно, — виновато отозвался снайпер. — Быстро, громко и, кажется, на разных языках… Но она назвала его дядей.

— А он?

— Нас ругает, — усмехнулся боец. — Сержант лажанулся, зачем-то ее за грудь схватил. Они такого не любят.

— Он не лажанулся, — задумчиво сказал капитан. — Девочка очень грамотно его спровоцировала… Еще что понял?

— Называла фамилии, — доложил боец. — Возможно, своих офицеров. Или родственников. А сейчас они поют.

— Это я слышу, — поморщился капитан. — Все понятно, нам ее не вернут. Поехали.

— А личный номер?

— Так хочется слушать вранье? Поехали.

— Кэп, а ведь вы впервые ошиблись, — заметил снайпер. — На моей памяти — впервые.

— Не ошибся, — усмехнулся офицер. — Она — диверсантка. Как она держала винтовку, а? И как держалась сама? И она все время была готова меня убить. И убила б, если б ты не подпирал ее бедром. Обратил внимание на ее нож?