Что она сразу не сообразила — по трассе никто не ходил пешком, только ездили. И, естественно, фигурка девушки, бредущей непонятно куда, мгновенно привлекла к себе внимание.

— Кого потеряла, гогона? — тут же поинтересовались у нее. — Ты чья?

Вопрос, конечно, благожелательный, но и на него требовалось отвечать. Она молча предъявила жетон-опознаватель. Бойцы военной полиции переглянулись в затруднении.

— Европейцы, вроде, дальше по движению… — неуверенно сказал боец. — Так ты отстала или догоняешь?

И что отвечать? Ребята ведь сообразят проводить ее до указанной машины, и что тогда?

— Эти, что ли, твои? — внезапно спросил боец. — Иди, видишь, ждут!

Она развернулась. Из боковой дверцы подъехавшего броневика на нее уставилась такая знакомая по военным фильмам квадратная физиономия под тактическим шлемом, такая холодная, равнодушная, такая «исконно» фашистская, что у нее невольно вырвалось:

— EntschuldiegenSie bitte…

Остальные слова от волнения, как назло, словно волной смыло. Вообще-то она в свое время получила необходимый минимум из армейского разговорника по основным европейским языкам, но когда это было? А тут — только что говорила по-грузински, лихорадочно думала по-русски, и вдруг потребовалось на немецком. И не с такой подготовкой растеряешься.

Она жалобно моргнула и сделала шаг вперед. Бойцы военной полиции не воспрепятствовали. Офицер в броневике посмотрел холодными бесцветными глазами несколько мгновений, протянул жесткую ладонь и задернул ее внутрь. Два бойцы тут же сдвинулись на сиденье, освобождая для нее немного места. Броневик мягко покатил вниз.

— Прекрасную фройнлейн обучал плохой инструктор, — заметил офицер. — Так и передайте начальству вашей разведшколы. Инструктор — плохой. У него отвратительный немецкий.

Она внезапно для самой себя разозлилась. Казалось бы — что ей до мнения немецкого спецназовца о разведшколах Грузии? Однако европейское высокомерие ее не на шутку взбесило.

— Однако я вас понимаю, — заметила она холодно. — А вы нас — нет.

Фройнлейн полагает, это важно — понимать всяких туземцев? — рассеянно спросил офицер и знаком приказал водителю остановиться.

— В чужой стране и именно для вас — понимание есть жизнь.

Офицер не ответил. Облокотившись на выставленную в дверь коленку, он внимательно наблюдал за происходящим на дороге и особенно — возле нее, в прилегающем лесочке. Том самом, из которого она вышла совсем недавно.

Они дождались, когда цепь солдат покажется из леса.

— Поехали! — бросил офицер водителю. — Цирк окончен, никого в лесу не было.

— Но кто-то стрелял, — заметил сидящий рядом с Зитой боец. — И хорошо стрелял! Лучше, например, чем я, а я штатный снайпер группы.

— Кто стрелял, тот сейчас на дороге, — сказал офицер и вежливо улыбнулся Зите одними губами. — Больше ему деваться некуда. Или ей. Не так ли, прекрасная фройнлейн? Кстати, разрешите глянуть на опознаватель? Не обижайтесь, это просто формальность.

Он забрал жетон-опознаватель одним коротким движением, она даже не успела среагировать. Забрал, еще раз извинился, передал жетон водителю и равнодушно уставился в окно. Водитель сунул жетон в считыватель и коротко хохотнул:

— «Морские котики», капитан! Она — «морские котики»! Смешно, правда?

Офицер небрежно скользнул взглядом по ее оружию. Посмотрел на рукоятку ножа в набедренных ножнах. Она порадовалась, что взяла в рейд финку вместо стандартного ножа разведчика. Порадовалась, но четко поняла — выхватить финку ей не дадут. Кашлянула и деликатно прикрыла рот ладошкой. Талисман, подаренный Андрюшкой, послушно скользнул в ладонь…

Бойцы сидели рядом с ней вроде бы без напряжения и даже без особого к ней внимания, но она чувствовала — у нее в распоряжении всего одно мгновение, потом скрутят. Ну что ж, мгновения ей хватит. Офицер, можно считать, уже не жилец. В крайнем случае — не боец. Резануть по глазам — мало ему не покажется. А потом? У сидящего рядом бойца призывно выглядывает из кармашка разгрузки граната. Но он настороже, это факт. Тогда — обратной отмашкой и ему по глазам, а потом граната. Спецназовцы, конечно, в противоосколочной броне, но в закрытом помещении да между ног граната много дел натворит… и она уйдет сразу и легко, что немаловажно.

— Прекрасная фройнлейн — «морской котик»?

Офицер смотрел холодно и требовательно. Такого ласковой улыбкой не пронять.

— Нет, из «Барсов Гомбори». Переводчица.

— Считаете, что на английском разговариваете лучше, чем на хох-дойч? — легко перешел на английский офицер.

Выслушал ее ответ и поморщился. Понятно, английский его тоже не впечатлил. Даже обидно как-то, она сама считала свой английский вполне на уровне.

— И этот инструктор — плохой! — заключил офицер. — И что же фройнлейн делала на дороге одна? Переводчица должна переводить, не так ли? Где ваша группа?

— Уничтожена, — сказала она правду.

Бойцы быстро переглянулись. Поверили? Уже знают, что «морские котики» нарвались?

— И теперь фройнлейн…

— Возвращаюсь в наш штаб, — пожала плечами она.

— И размахиваете жетоном-опознавателем «морских котиков», — ласково сказал офицер. — Чужим жетоном. Кстати, он мужской, вы не знали?

— С опознавателем быстрее передвигаться! — сердито сказала она. — Наша военная полиция уважает иностранцев больше, чем своих героев!

Офицер в затруднении побарабанил пальцами по коленке. Снова бросил взгляд на ее оружие.

— Такое вполне может быть, — признал он. — Жетон союзных сил пользуется заслуженным уважением… кстати, где вы его взяли?

Она поняла, что попалась. Тут как ни ответь, всё плохо. Сказать, что дали? А кто, если группа уничтожена? А если не уничтожена, чего тогда бродит одна? Сказать, что сняла с убитого на месте боя? Тоже не лучше. «Морские котики», суперпрофессионалы, значит, полегли, а она цела и разгуливает под пулями? И именно с целью снять жетон-опознаватель, который ей, как выяснилось, не годится?

Секунды ползли, броневик не спеша катил вниз, офицер благожелательно ожидал разъяснений.

— Сняла с убитого, — в результате снова сказала она правду. — Мастер-снайпер попал в засаду и погиб первым, основная группа была уничтожена позднее и без меня.

Она заметила легкий кивок водителя, подтверждающий ее слова. Получается, жетон они прочитали полностью? Тогда странно, почему не арестовали сразу. Впрочем, ее положение от ареста чем отличается? Ну, с их точки зрения? Они же не в курсе уровня ее подготовки.

— Господин капитан, не слишком ли много вы задаете вопросов? — сердито осведомилась она. — Для военного времени? У меня имеются инструкции от собственного начальства, им я и следую!

— Скорее мало, — улыбнулся офицер. — Очень неоднозначная ситуация. Чужой жетон-опознаватель, ваше явное нежелание общаться с собственной военной полицией… Впрочем, недоразумение легко можно разрешить. Всего лишь назовите ваш личный номер. Мы его проверим, и всё.

— У вас есть доступ к личным делам военнослужащих другого государства? — не поверила она.

— Нет, но нам и не нужно. Остановимся у любого поста вашей военной полиции, и они нам любезно окажут такую услугу.

Шах и мат. Нет, она могла бы назвать номер. И он бы даже выглядел похожим на настоящий. Но на этом все. В базе данных ее личного дела нет.

— Если вы так желаете, — легко согласилась она.

Броневик мягко затормозил и остановился. Офицер откатил боковую дверь. На нее хмуро уставился наряд военной полиции. Она мгновенно сделала то, что подсказала интуиция — дернулась выпрыгнуть. Сидящий рядом боец машинально придержал ее. За грудь. Она увидела, как гневно расширились глаза полицейских.

— Дядюшка, помогите мне! — жалобно воззвала она к старшему наряда.

Дядюшка. В грузинском дядя по отцу и дядя по маме — разные слова. Она обратилась за помощью к дяде по отцу… Пожилой майор с сединой на висках, действительно похожий на дядьку-грузина из анекдотов, решительно поднял автомат, шагнул и выдернул ее из броневика.