— Конец девочке, — сказал летчик. — Не вписалась в коллектив.
— Что там решили? — осторожно спросил полковник.
— А меня выгнали! — беспечно сказал летчик. — Типа, летчики и вертолетчики — одна сатана, не вызывают доверия! Выступил ты, а поперли меня!
— Спартаковцы просто выполняют свою работу, — упрямо сказал полковник. — И выполняют хорошо!
— Согласен, — серьезно сказал командир авиагруппы. — Но что мы можем изменить? Здесь армия. Отправят штурмовиков куда-нибудь на выход без поддержки, с эвакуацией еще замешкаются — и нет проблемы. Девочка против Бати пошла, а он этого не любит.
— Что мы можем? — задумчиво сказал полковник. — Что мы можем… Знаешь, я раньше как-то не оценивал свою жизнь. Здесь армия, ты правильно заметил. Это многое объясняет. Как бы объясняет. Мужчины, суровая правда войны, то-се… Но вот сейчас сидят там мужчины и планируют убить семнадцатилетнюю девочку только за то, что она поверила им, выполнила свои обязанности в соответствии с честью офицера. И я чувствую, что этого себе простить не смогу!
— Ах как красиво! — язвительно отозвался летчик. — А когда водил группу на штурмовку города, ничего не ощущал? Мы много чего себе прощать не должны, если по-человечески! Рискнешь пройтись по жилмассиву после штурмовки, в глаза жителям посмотришь? Вот то-то.
— Это другое! — ожесточенно сказал полковник. — Там ответки прилетали — только успевай уворачиваться!
— Да я согласен, — спокойно сказал летчик. — Ты не смотри на меня так, не смотри. Я маленький, но злой, и перворазрядник по боксу. Врежу в ответ, челюсть не соберешь. Жалко девчонку, не спорю. Она за свою жизнь от нас чего только не наслушалась. И грачка, и чурка, и черножопая. А уж проституткой каждый второй считает, типа звания девками только в постели зарабатываются. И ничего, не утратила веру в людей. А мы ее… Но что мы можем сделать, товарищ полковник? Что? Здесь армия.
— Тамбовский волк тебе товарищ, а летуны вертолетам навеки враги! — огрызнулся полковник. — А что мы можем сделать… Вот ты — умный? И я такой же. Мы не тупая десантура, мы элита армии, главная ударная сила! Ну неужели два умных мужика, на которых все держится, ничего не придумают?
-=-=
Я вроде умный мужик, но не понимаю, зачем ты это делаешь, — признался старший лейтенант и потер красные от усталости глаза. — Зачем набираешь компромат на командира бригады и помогаешь местным? Зачем-то открыла приемную для гражданского населения, ребят на разбор завалов гоняешь, на водовозки… а смысл? Все равно будем всех отселять. Завтра начнется принудительная эвакуация, приказ уже поступил. Лучше б замяла по-тихому залеты десантуры. В армии не ангелы служат, обычные ребята, всякое случается. Им, может, завтра в бой, а ты им дело по пустякам шьешь. Артиллеристов опозорила, ладно, так им и надо, чтоб не зазнавались, но свою бригаду зачем? Батю топишь, а он хороший командир, побольше бы таких! Вот потому вас в войсках и ненавидят…
Зита встала с кресла и с наслаждением потянулась. Отметила, что красные от недосыпа глаза офицера тут же уставились на ее грудь. Непроизвольно, так сказать. Ну, мужчина, понятно. Еле сидит от усталости, а туда же. Она опустилась обратно на рабочее место, прикрыла глаза. Пять минут перерыв. И заодно мозги Коле прочистить. Ведь хороший офицер, с задатками честного командира, но армейской дури в голове — как у подростка.
— В автопарке на «присяге» втроем забили на спарринге новичка, — пробормотала она, не открывая глаз. — Чем-то не понравился сержантам. Опозорили, поставили вечным дневальным. Постоянные недосыпы, недоедание, вторично «присягу» в результате не сдал. Это ожидаемый результат, Коля. Все в курсе — если не устраиваешь сержантов, «присягу» не пройдешь. Парень самолюбивый, не выдержал, застрелился. Батя — хороший командир?
— Да он слабак! Другие почему-то не стреляются, пробуют сдать позже!
— На нем приемы отрабатывали, — пробормотала она. — Все тело в синяках. Как он мог сдать? Батя — хороший командир?
— Генерал-лейтенант Панкратов — командир бригады, — сухо сказал офицер. — Ему за всеми не уследить. А в армии бывает всякое.
— Убийц не наказали. Начальник автопарка — не под трибуналом. Батя — хороший командир?
— Им, может, завтра в бой…
— Скажи это родителям пацана. Он мечтал стать десантником. В подкупольниках все мечтают. И его убили свои.
Она открыла глаза и уставилась требовательно на офицера. Старший лейтенант попробовал отвернуться, почему-то прямо в ее глаза смотреть опасался.
— Командиру бригады поданы рапорты на офицеров, поведением порочащих свою честь. Что мне теперь за это будет?
— Если б ты только командиру бригады снимки отправила! — буркнул офицер. — Тогда б просто отругал. Но ты же и в политотдел…
— Что мне будет за честную работу комендантского патруля?
— Батя не любит, когда идут против него, — пробормотал офицер неохотно. — Армия, единоначалие…
— Батя — хороший командир?
— Да было б за что офицеров гнобить! — взорвался негодованием старший лейтенант. — Ну, отпраздновали взятие станицы! Что плохого? Все пьют!
— Да пусть бы пили, — вздохнула она. — Знала я одного офицера, вечно пьяного, замечательный был человек… Если б по пьянке из офицеров лезло что-то хорошее, великодушие там, щедрость… если б они свои пайки детям раздали… или по пьяни помогли владельцам магазинов товар в Медногорку вывезти… а они сломали челюсть хозяину, набрали вина, потом отобрали у местных технику и гоняли на ней по улицам с салютами.
— Это артиллеристы! — твердо сказал старший лейтенант. — Они все дебилы. Им мозги грохотом отшибло.
— А десантники по пьяни на броне через сады дорогу срезают. Люди растили их всю жизнь, а им в душу плюнули.
— Все равно всех в эвакуацию! С собой сады не заберут!
— А еще офицеры подпоили девочек из техотдела, пустили по рукам, потом ославили как шлюх. К ним теперь соответствующее отношение. Такое… ласковое презрение с насмешками. Не дай бог тебе испытать. Одна не выдержала…
— Знаю я эту историю, — угрюмо сказал старший лейтенант. — Сама дура. Истеричная. Ее в компанию силой не тащили.
— Дура, — согласилась Зита. — Не себя надо было стрелять. Но вот что лезет из офицеров по пьяни. Батя предлагает такие пустяки прикрывать. Он — хороший командир?
— В армии везде так, — хмуро сказал старший лейтенант. — Зато 17-я бригада — одна из лучших в бою.
— О! — с удовлетворением сказала она. — Пошло прозрение. Мы еще с тобой по лучшей в бою побеседуем как-нибудь… без свидетелей. Кстати о прозрении — ты чего в глаза мне не смотришь? Накосячил где-то или как?
Офицер стремительно покраснел.
— Коля! — развеселилась она. — А ну признавайся!
— Ну, не смотрю, — буркнул офицер и отвернулся. — Я, может, утонуть в них боюсь. Ты красивая.
— Я не красивая, — с сожалением сказала она. — Ленка красивая, а я так, толстозадое недоразумение. А лет через десять вообще лицо загрубеет, станет мужеподобным. Мы, южанки, быстро взрослеем и так же быстро стареем. Просто в армии мало девушек, вот и кидаетесь на всех подряд. Но ты молодец, сдерживаешься. Так держать.
— А я, может, не хочу сдерживаться, — пробормотал офицер, не поднимая головы. — Только ты не подпускаешь ближе. У тебя кто-то есть, что ли?
— Был, — просто сказала она. — Его убили. Спецназовцы. Мы, южанки, рано влюбляемся. Моя юность, Коля, давно позади, не обманывайся возрастом. Я сейчас к мужчинам ровно отношусь, ко всем без исключения. Вот встретил бы ты меня в двенадцать лет — другое дело. В такого красавца-офицера я точно сразу бы втрескалась по уши. И давай работать, а? У нас на прием еще толпа народу.
— Да нафига?! — возмутился старший лейтенант и поморгал воспаленными глазами. — Днем с документами, ночью в патрулях! И охрана складов на нас! И засады! Еще и гражданских на шею подвесила! Нам не разорваться, Зита! Кто здесь начальник комендатуры, а? Сейчас как прикажу идти спать! Вместе со мной…