-- Нет здесь такого!

  Дверь закрылась.

  Мы снова принялись стучать. Когда дверь открылась, я изловчился и просунул ногу.

  -- Если я по ней выстрелю? - ехидно осведомился человек.

  -- Нам нужен Жора Мамырин, -- с просящей миной на лице сообщил Леха. - Мы коллеги по работе... Журналисты... - Он сунул в дверь удостоверение.

  -- Ну так бы и сказали. А его все равно нет! -- злорадно ответил человек.

  -- А где он? - терпеливо спросил я.

  -- Не знаю, -- все так же неприязненно ответил человек. - Приходите завтра.

  -- А ты кто?

  -- Какое тебе дело!

  Тогда я рванул дверь на себя и вытянул наглеца наружу. В руках у него действительно была берданка времен царя Соломона. И он пальнул.

  Если бы не альдабе, не знаю, что со мной было. Правда, человек пальнул в воздух, да и ствол я успел отклонить в сторону. Но все равно ощущение было не из приятных. Я сразу же оглох на левое ухо, хотя пальнул человек всего-навсего из одного ствола.

  Человек был сед, стар и тщедушен, но с норовом.

  -- Слушай, -- возмутился я, отбирая у него ружье. - Вот накостыляю, чтобы неповадно было.

  Леха тряс головой. Оказывается, выстрел произвел на него не меньшее впечатление, чем на меня.

  -- Петрович, кто там? - спросил женский голос.

  -- Так... х-х-х... к тебе пришли... -- Петрович уставился в темноту дверного проема.

  При всей комичности ситуации он однако умудрился сохранить достоинство.

  -- Если ко мне, то впусти!

  -- Отдай ружье! -- потребовал Петрович.

  -- Больше ничего не хочешь? - ехидно осведомился Леха, который сразу его невзлюбил.

  -- Отд-а-а-а-й, -- как пятилетний, заныл старик, протягивая веснушчатые, костистые ручки с траурной каемкой под ногтями.

  -- На! Только не балуй! -- я сунул ему берданку, чтобы он только заткнулся.

  Мы вошли в подъезд. Здесь было темно и пахло преотвратительно. Крутая лестница вела наверх. Там в дверном проеме застыла странная фигура в домашнем халате -- квашня на палочках, то бишь ножках. Что-то знакомое почудилось в этом квадратном, непомерно толстом создании с кабаньим загривком.

  Леха озадачился и с ехидцей в голосе тихо произнес:

  -- А где Жора? Это не Жора...

  -- Знаю... -- так же тихо ответил я.

  -- Вы к кому? - спросила квашня на палочках.

  -- Нам нужен Мамырин.

  -- Всем нужен Мамырин, -- повторила она рефреном за нами.

  -- Мы из "Петербургских ведомостей", -- добавил Леха.

  -- Все из "Петербургских ведомостей", -- как эхо, отозвалась квашня на палочках.

  -- У нас дело... -- объяснил я, понимая тщетность наших усилий.

  -- У всех дело...

  -- Мы поднимемся? - галантно осведомился Леха.

  Женщина молчала. Я шагнул на первую ступеньку.

   -- Петрович... -- как-то странно произнесла она.

  Петрович вскинул свой дробовик и ткнул меня в спину.

  -- Не надо стрелять, -- попросил я. - Мы все поняли и уйдем.

  -- Петрович! - снова произнесла квашня на палочках.

  -- А ну топай! - надавил он ружьем и заставил нас подняться по лестнице.

  Мы очутились в темном гостиничном коридоре, освещенным только светом из комнат. Теперь я понял, откуда несло мочой и человеческим испражнениями.

  -- Давай! Давай! - подталкивал нас Петрович.

  -- Вот ваш Мамырин, -- сказал квашня на палочках, кивая куда-то в глубину.

  В комнате с голыми стенами на полу среди хлама, в луже бурой крови лежал голый человек. У него была такая поза, словно ему выстрелили в спину.

  -- Хорошо... -- согласился я, опасаясь за свою и Лехину жизнь. Петрович все еще держал ствол дробовика под моей лопаткой. -- Здесь произошло убийство. Мы все забудем и уходим.

  -- Петрович! - снова приказала квашня на палочках.

  -- Топай! Топай! Ходят здесь всякие! Говно разносят!

  Он так ударил меня прикладом, что я, невольно наступив Лехе на ноги, был вынужден ускорить шаг. Почти бегом мы достигли конца темного коридора и свернули вправо. Теперь в окнах комнат, которые выходили на Старый Арбат, мелькали знакомые фонари и брошенные торговые палатки. Там царила зима. Мне даже показалось, что на заснеженных крышах домов сидят астросы, а по брусчатке маршируют черные ангелы с нибелунши на плечах. Слева же было лето - яркое, желтое солнце (почти, как на Земле) било в окна. Голубое, бездонное небо ласкало глаз. Петрович гнал дальше.

  -- Это тоже Мамырин, -- говорила квашня на палочках. - Это тоже... Какой вам нужен?

  -- Я не знаю, -- признался я. - Живой Мамырин...

  Казалось, не только сам вопрос, но и наше недоумение забавляли ее.

  -- Живой? - удивилась она.

  -- Желательно, -- подтвердил я.

  Леха почему-то молчал. В каждой комнате лежало по убитому. Кое-кого можно было узнать - их часто показывали по TV. Все больше общественные люди, члены мирового парламента и мирового правительства. Некоторые были тайными агентами и сотрудниками спецслужб. Обыкновенных марсиан было больше. Должно быть, они чаще попадали в эту ловушку.

  -- Здесь занято... Здесь занято... -- рассеянно и как-то обыденно говорила квашня на палочках, заглядывая в комнаты. - Выбирайте любую.

  -- Они сумасшедшие! - шепнул мне на ухо Леха.

  -- Не переговариваться! - крикнул Петрович и снова ткнул меня в спину.

  -- Простите, -- спросил Леха, -- а туалет здесь есть?

  Его мучила медвежья болезнь. Он приплясывал на одной ноге.

  -- Конечно, есть, -- ехидно ответил Петрович, -- в каждом номере!

  Интересно, на что он намекает, подумал я.

  -- Нам не нужен номер, -- напомнил Леха. - Нам нужен Мамырин.

  На этот раз квашня на палочках не удостоила нас ответом.

  Петрович завел в подвалы. Комнаты были похожи на пыточные: люди висели на крюках, кое-кто ползал, мыча, по полу. Потом мы снова поднялись, миновав одну лестничную площадку, и по моим расчетам попали на третий этаж. Но и здесь была та же самая картина: мертвецы и лужи крови.

  -- Что мы ищем? - спросил я у квашни на палочках.

  Она не ответила. Теперь я вспомнил, где ее видел. Во времена моей юности, когда я учился в университете, она была первой красавицей на телевидение и вела самые престижные программы. Весь наш курс сгорал по ней от любви. И я, чтобы не выделяться, -- тоже.

  Я даже вспомнил, как ее зовут: Соня Бергамаско. Ее корни были из земной Италии, от которой еще в мою бытность на Земле остались одни острова. Тогда многие итальянцы из разоренной Европы перебрались в Россию.

  От былой итальянской красоты Сони Бергамаско остались только глаза и чистые формы лба, иначе бы я ее не узнал.

  Несомненно, Жора Мамырин находился где-то рядом, ведь он был ее мужем. Правда, прошло столько лет. Несомненно еще и то, что мы, по крайней мере, уже дважды прошли по одному и тому же коридору, побывали, но теперь уже в ином подвале, снова попали в этот же коридор. Трудно было понять, где он начинался, а где заканчивался.

  -- Соня, -- сказал я вкрадчиво, - мы знакомы с Жорой по работе.

  -- Все знакомы с Жорой по работе, -- равнодушно ответила она.

  Петрович хмыкнул:

  -- Хвастают здесь! - и ткнул с такой силой, что мне стало больно.

  -- Слушай ты!..

  Не знаю, чем он там щелкнул, но этого было достаточно, чтобы я вел себя осторожно.

  -- Будь аккуратно с этой игрушкой, -- предупредил я, пробуя повернуться к нему лицом.

  -- Но... но... -- Петрович синхронно повторил мой маневр, отступая к стене.

  Мне ничего не стоило вырвать у него ружье и воспользоваться своим огромным черным пистолетом с вычурной скобой, который уже изрядно натер мне подмышку. Но, во-первых, Петрович был настороже, а во-вторых, что-то меня удерживало от резких движений: все эти хождения вокруг да около имели какой-то скрытый смысл, мы с Лехой только не могли знать, какой именно. И тут я наконец заметил, что Лехи рядом нет. Куда он провалился и когда это произошло, я не понял.