-- Налей выпить, -- попросил я.

  Леха и сам догадался. Он знал мои привычки и уже тащил стакан с водкой. Росс, цокая, как конь, бегал по первому этажу, гоняя мячик.

  -- Как ты узнал, что я здесь?

  -- Ты позвонил... - ответил Леха.

  -- Я?!

  И скорчился от боли, забыл, что моя физиономия временно не предназначена для удивления.

  -- Ничего... -- засмеялся Леха, -- шрам на роже, шрам на роже - для мужчин всего дороже.

  -- Если только эти шрамы не от женщины, -- заметил я в сердцах.

  Мы выпили - я едва не выплюнул все назад. Рот обожгло, словно царской водкой. Хотя пшеничная контрабандная была как раз тем недостающий элементом, который обязательно сопутствует подобным обстоятельствам. Она облегчает муки совести и способствует торжеству духа.

  -- Ты позвонил и сказал, что будешь по этому адресу.

  Я действительно звонил Лехе из Петропавловской крепости и просил найти Жору Мамырина, но тогда еще не знал, что попаду к Катажине. После этого произошло столько событий, что я в самом деле мог что-то и забыть или... или... Неужели я телепат? оторопело подумал я. Нет, ерунда какая-то. Так не бывает - разве что в книгах о фантастике.

  -- Убить тебя мало!

  Водку можно было пить только маленьким глотками, но она единственная приносила облегчение. Особенно мне не нравилось присутствие Лехи в Катажинином доме. И хотя на Земле он любил одних Тань, я ему не очень-то доверял. Вдруг он с тех пор изменил своим привычкам, как изменил им я.

  Леха подобострастно улыбнулся.

  -- Кто старое помянет...

  -- Пошел к черту! - сказал я.

  У меня из головы не выходило, как он с Ремом Понтегера поступили в отношении меня.

  -- Я могу и уйти... -- обиделся Леха.

  -- Ладно, не обижайся, -- сказал я. -- У меня что-то с головой...

  -- Это хорошо, -- обрадовался Леха, не уловив мою иронию.

  Он не знал, что я имел честь побывать в теплой компании с комиссаром Ё-моё на звездолете "Абелл-085".

  -- Не очень, -- заметил я.

  -- Что? - удивился он, -- Что ты сказал?

  -- Я сказал: не очень.

  Спесь мгновенно слетела с него. Он обеспокоено посмотрел в мое лицо, силясь понять, что я знаю.

  -- Можешь успокоиться, -- сказал я. - Я не попорчу тебе физиономию, как попортили мне. Я ее просто набью!

  -- Ты должен понять меня... -- сказал он упавшим голосом.

  На его лице пробежали волны чувств от недовольства собой до униженности.

  -- Я давно про тебя все понял.

  -- Ты не все понял, -- заверил он меня, отступая и шаря вокруг себя.

  -- Тридцать серебряников? -- насмешливо произнес я.

  -- Это не мои деньги, -- быстро сказал он, упираясь в стенку камина и роняя на пол кочергу.

  -- Дело не в этом, -- возразил я, делая шаг вперед.

  -- Не в этом, -- через силу подтвердил он и проглотил слюну.

  Вдруг он посмотрел мне за спину, и я понял, что он увидел Катажину. Глаза его расширились, а ноздри затрепетали - даже в таком состоянии он готов был волочиться за любой юбкой.

  -- Вот это да!.. - с придыханием произнес он.

  -- Почему вы пьете без меня? - услышал я, решив, что она явилась в неглиже.

  Катажина в шикарном домашнем бардовом халате, босая и неприбранная, но не менее великолепная, спустилась со второго этажа и требовательно смотрела на нас. Росс крутился у ее ног.

  -- Сейчас, мадам!.. Сейчас, мадам... -- следом за ним засуетился Леха.

  Я не успел и глазом моргнуть, как он шаром подкатился к Катажине. С поклоном приложился к ручке и галантно осведомился:

  -- Вам коктейль или чистую?

  Катажина плавилась от удовольствия.

  -- Чистую... -- произнесла она и взглянула на меня, совершенно не удивившись моему внешнему виду, хотя была его полноправным творцом.

  Нет, они не были знакомы, понял я, потому что во взгляде Катажины плавала еще и насмешка над маленьким мужчиной.

  -- Я рекомендую с тоником, -- так сладкоречиво, так пожирающе, так многозначительно, как только умел один он, произнес Леха.

  Его круглая физиономия излучала столь неподдельное обожание, что редко кто из женщин мог устоять перед ним.

  -- Ну хорошо... -- величественно согласилась Катажина. - Можно с тоником, но водки побольше! Вик, познакомь нас...

  Она бросила короткий взгляд, который означал: вот возьму и насолю тебе!

  -- Вначале его надо кастрировать... -- пробурчал я, но подошел и чисто формально сказал: -- Катажина - это Алексей Круглов, коллега по работе. Леха - это Катажина Фигура. - Но не добавил: -- Моя возлюбленная. - Как бы это выглядело при моей драной физиономии?! Хотя Леха и так обо всем догадался.

  -- Я всегда знал... -- беря ее под локоток, завел знакомую песню Леха, -- что вы недостойны этого мужлана...

  Он повел ее куда-то, где бы мог развернуться в меру своих талантов, -- в данном случае в мастерскую за кухней.

  Его даже не остановил мой жалкий вид. А ведь Леха здорово рисковал - он вообще был в другой весовой категории.

  -- Леха, -- хотелось сказать мне, -- куда ты лезешь? Куда?! Она тебя прищелкнет, как комара, выдавит ливер из всех дырок и не заметит.

  Но Леха пер, словно бульдозер:

  -- У вас такие глаза... а руки...

  У Катажины Фигуры действительно были красивые, длинные пальцы -- растяжка на две октавы.

  -- О-о-о... началось!.. - сказал я им в след и пошел в спальню, чтобы одеться.

  Последний бурный роман на Земле у Лехи протекал с переменным успехом и в не менее бурном режиме. Вначале он завоевал одну очень и очень знакомую мне консьержку, потом уложил ее в постель к Алфену, потом снова отвоевал ее. Он даже отверг настоящие приключения, чтобы только развлекаться с консьержкой. Что было дальше, я не знаю, потому что бродил по базе черных ангелов. Одно точно известно -- Леха много страдал! Но от этого пыла в нем не убавилось.

  В спальне царил погром. Я с трудом отыскал свои вещи. Оказалось, что от рубахи остались одни клочья, что на джинсах сломался замок, что у куртки оторваны рукава. Я уже не говорю о майке и носках, которых попросту не нашел. Хорошо, у меня здесь был стратегический запас. Я открыл шифоньер, выбрал свежую рубаху, джинсы и куртку. В чем нельзя было упрекнуть Катажину, так это в отсутствии стильности. Она была стильной буквально во всем: от внешности, до своего большого дома, похожего на шкатулку, в том числе в стремлении к чистоте и порядку.

  Взглянув в зеркало, я понял, почему Катажина не отреагировала на мои болячки - их не было. Точнее, они на глазах высыхали и отваливались. Даже синяк прибрел вид двухнедельной давности и светлел на глазах. Спина, поврежденная каблуком и ногтями, уже не так болела. Остался только сильный укус на плече, кстати, появившийся не во время драки, а в порыве страсти, и особенно глубокая - до кости -- царапина на щеке, которая уже слабо розовела. Неужели все цекулы живучие, как кошки? удивился я. Нет, скорее всего это действие альдабе, рассудил я и вспомнил о Викторе Ханыкове. Итак, по-моему, я приобрел бессмертие. Этот факт надо было обмыть.

  Когда я спустился в гостиную, они уже прикончили полбутылки водки и Леха, с умным видом разглядывая Катажинино творчество, вел светскую беседу:

  -- ...Меня всегда ставили левофланговым, когда военные приезжали к нас в детдом...

  Леха имел ввиду вторую "странную войну" 2074-2076 годов, которая велась за Тунгусскую зону в Сибири. Военных сидели в этой зоне еще лет десять, если не больше, никого туда не допуская и вычищая все то аномальное, что находилось в ней.

  -- Зачем? - напомнил я о себе, чтобы они особенно не увлекались.

  -- Тебе не дано понять, -- ответил он, даже не взглянув в мою сторону.

  -- Ты что детдомовец? - удивился я.

  -- Детдомовец... -- с трагическим вздохом сознался Леха.

  -- Прости, не знал. А почему ты раньше не говорил?