Вдруг лифт ожил, тросы завибрировали. Клеть медленно поднялась и замерла под нами. Только после этого я понял, что комиссар Ё-моё управляет ею с помощью автономного пульта. Мы перебрались на крышу и стали подниматься вверх. Когда клеть почти достигла нулевой палубы звездолета "Абелл-085", комиссар остановил ее и мы полезли в вентиляционную систему.

  На трезвую голову я бы ни за что не сделал этого. Все-таки из-за действия медиатора критическая оценка у меня была понижена. Стоило персоналу звездолета включить вентиляцию, нас бы сдуло, как пушинок. Хотя наверняка комиссар Ё-моё предусмотрел и этот вариант.

  Для того, чтобы я не потерялся в вентиляционном лабиринте, он привязал меня веревкой за шею и тащил за собой, как собачонку. Кроме толстого комиссарского зада, я ничего не видел, а каким образом мы очутились в хранилище звездолета, даже не заметил.

  Хранилище было огромным. В первой комнаты царил настоящий бардак - комиссар явно постарался. Пол был усыпан разноцветными шариками пенонаполнителя и банкнотами крупного номинала. Можно сказать, пещера Алладина. Кроме банкнот, между растерзанными деревянными ящиками, вперемешку с пуками стружки валялись драгоценности, осколки китайских ваз, растоптанный антиквариат: какие-то золотые поделки, бронза эпохи Мин, старинное оружие, зеркала, египетские золотые маски, совершенно определенно -- смятая маска Аганемнона из коллекции Генриха Шлимана, нефритовые маски инков, короны, усыпанные изумрудами, шляпки в бриллиантах и прочие, и прочие не менее дорогие вещи, ценность которых я своим дилетантским взглядом определить не мог. В углу даже торчали золоченые колеса огромной кареты. Не хватало только лошадей. Большинство ячеек были взломаны, и золотые монеты и бруски золота и теллурия вместе с рублевыми пачками изящными кусками громоздились то здесь, то там. Я удивился тому, как много комиссар успел за такое короткое время. Но что именно он искал, трудно было понять, раз все остальное его не интересовало?

  Комиссар Ё-моё молча потащил меня дальше. Я приготовился увидеть нечто невообразимое, но то ли комиссар успел разгромить только одну кладовку, то ли банально устал, -- в следующей комнате царил идеальный порядок, хотя она тоже была заставлена разнокалиберными ящиками. На столе в центре лежали три черных тубуса и огромная сумка.

  -- Ты это сможешь утащить? - нервно спросил комиссар Ё-моё.

  -- Смогу, -- сказал я.

  -- А больше сможешь?

  -- Смогу, -- беспечно кивнул я.

  Честно говоря, мне было все равно. Я не собирался перемещаться дальше каюты номер 12043Б. Не потому что я был таким правильным, а потому что решил не уступать из принципа.

  -- Тогда погоди... -- обрадовался комиссар Ё-моё.

  Взглянув на часы, он убежал в соседнее помещение, чтобы вернуться через минуту с еще одним тубусом.

  -- Пиросмани... -- объяснил, видя, что я вопросительно смотрю на него.

  -- Чего? - спросил я.

  -- Не чего, а кто, -- поправил он. - Нико Пиросмани. Примитивист. Девятнадцатый век. Стоит бешенных денег.

  -- А... -- сказал я. - Понятно. А это? - я показал на все остальное.

  Мне было интересно, что находится в тубусах. Но комиссар Ё-моё расценил мой вопрос по-своему.

  -- Не волнуйся, половина твоя!

  -- Спасибо... -- удивился я. - Очень щедро!

  -- А как же по иному! - воскликнул комиссар Ё-моё.

  Врешь! думал я. Так не бывает! Щедроты до Марса, а там -- пуля в лоб и все дела

  -- Какие художники здесь обитают?

  -- Художники? - переспросил комиссар Ё-моё. - Здесь Рубенс. Здесь импрессионисты: Гоген и Винсент Ван Гог. Больше не влезло!

  -- А здесь? - я неловко, как пьяный, дернул сумку за обе ручки.

  -- Осторожней! - воскликнул комиссар Ё-моё. - Здесь бриллианты на миллиарды. Ё-моё!

  -- Понял, -- с дебильной покорностью сказал я. - Понял, что вы все продумали.

  -- Тогда готовься к перемещению! - одной рукой он ухватился за меня, а другой прижимая к себе тубусы с картинами и огромную сумку.

  -- Куда? - удивился я.

  -- Как куда? Домой! Ё-моё!

  -- А ребята?

  -- С ребятами сложнее, -- признался он и настороженно уставился на меня.

  -- Сейчас, -- сказал я. - Сейчас... только сосредоточусь...

  Я притворился, что по-прежнему нахожусь в невменяемом состоянии. На всякий случай даже закатил глаза.

  Комиссар Ё-моё тоже закрыл глаза и подождал с полминуты, явно вслушиваясь в свои ощущения, потом дернул меня за рукав и требовательно произнес:

  -- Я говорю, поехали!

  -- Бе-е-е... -- я решил идти до конца.

  -- Господи! Опять!.. -- испугался комиссар Ё-моё.

  Не долго думая, он достал свою заветную фляжку, и я хорошенько приложился.

  -- Хватит, -- сказал он, вырывая у меня фляжку, -- хватит, а то напьешься.

  Напиться я не мог по определению - слишком мало было алкоголя. Я снова напыжился.

  -- Ну? - дернул меня комиссар Ё-моё. - В чем дела?

  -- Тяжело... -- пожаловался я.

  -- А так? - он отшвырнул тубы с Ван Гогом и Гогеном.

  -- Так легче, -- согласился я и снова напыжился.

  Ей богу, в этот раз я не валял дурака. Мне самому хотелось попасть домой, то есть в каюту. Я почему-то все время думал о ней, а не о Марсе. Наверное, поэтому ничего не получалось.

  -- Ладно! - решительно сказал комиссар Ё-моё. Не мучайся, -- он с сожалением посмотрел на сумку, вздохнул, словно расставался с любимой женой, и, не долго думая, спихнул ее со стола. - Все денег не соберешь!

  Сумка действительно оказалась тяжелой. Замок не выдержал, лопнул, и содержимое блестящим потоком высыпалось на полу.

  Видать, дело и впрямь было дрянь, раз комиссар так спешил.

  -- Поехали! - топча бриллианты и алмазы, закричал комиссар Ё-моё. - Поехали!!! Ё-моё!!!

  У меня снова ничего не получилось.

  -- Ты чего-то, не понимаешь! - с угрозой в голосе сказал комиссар Ё-моё.

  -- Не понимаю, -- согласился я.

  -- Ладно, идем!

  Прихватив тубус с Нико Пиросмани, он потащил меня в ту комнату, с которой мы начали экскурсию. Точнее - к карете с золочеными колесами.

  -- Ничего не трогай, а только смотри! - и осторожно распахнул тяжелую золоченую дверь.

  Я заглянул внутрь. Первое, что бросилось в глаза, были четыре цифры: 17:17.

  -- Понял? - спросил комиссар Ё-моё.

  -- Нет, -- признался я, разглядывая огромный металлический цилиндр, помещенный в фирменный ящик.

  -- Это бомба! - сказал комиссар Ё-моё. - Я думал, что здесь алмазы.

  -- А разминировать можно? - спросил я.

  -- Видишь ли, похоже, что нет. Я пока, карету курочил, обнаружил сейсмические датчики. Да и под самой бомбой может быть что-то подложено.

  -- Значит, бомбу привезли в карете, -- понял я.

  Пока мы болтали, на часах возникла цифра 17:18.

  -- Да! Да! Да! - закричал комиссар Ё-моё. - И осталось двадцать семь минут.

  -- Тогда надо двигать, -- согласился я.

  И мы переместились.

  -- Ты куда меня притащил?! - закричал комиссар Ё-моё. - Куда?!!

  ***

  Итак, мы застряли в прошлом. Комиссар, чуть не плача, уговаривал:

  -- Ну давай, сынок, давай!..

  А у меня ничего не получалось. Я пыжился. Я надувался. У меня даже, наверное, подскочило давление. Но все было без толку.

  -- Хозяин, можно я ему врежу?! - предложил юмон.

  -- Я тебе врежу! - пригрозил комиссар Ё-моё. - Он -- наше единственное спасение.

  -- Ну и что, -- возразил Сорок пятый. - Главное, он вас не уважает. А за вас я знаете, что сделаю!

  -- Пошел ты, придурок! - заорал комиссар Ё-моё. - Ты кто?! Ты юмон! Твое место у параши!

  -- Слушаюсь, хозяин!

  -- Ну и иди туда! Ну давай, сынок, давай... -- снова закудахтал надо мной комиссар Ё-моё. -- Ты наше единственное спасение!

  Теперь он заговорил обо всех и даже о Викторе Ханыкове, который тюфяком валялся на койке.