Бригада была вооружена американскими танками «Шерман». Поначалу эти танки понравились танкистам, но потом уже как-то нет. Как мне пожаловался комбриг, эти танки задолго до боя убили двух танкистов – механиков-водителей. Там люк по-идиотски сделан: если он открыт, то при вращении башни падает на голову мехвода – и всмятку.

Мы, пока ехали, неплохо так поговорили. Но от моих слов о том, что я знаю о скором наступлении наших на Харьков, и немцы тоже знают и готовят ловушку, генерал был если не в ярости, то близко. Если уж я знал, находясь на другом фронте, то что хорошего ожидать от этого наступления? В общем, испортил я настроение комбригу.

По прибытии он быстро представил меня командирам штаба, велел оформить и поставить на довольствие, показать рабочее место и подчинённых, а сам умотал в штаб армии. Пока оформлялись документы, я протянул учётную книжку стрелка, чтоб записали номер. Вообще, обычные бойцы снайперов не любят: те поползают, постреляют немцев и свалят, а вся ярость противника достаётся им – их засыпают минами и снарядами, и, разумеется, небезуспешно. Впрочем, на учёт меня поставили без проблем.

Ну а после я стал входить в курс дела. А в бумагах предшественника настоящий бардак, ужас просто – мне тут на день, а то и на два работы всё в порядок приводить. Сел за стол, дал задание работникам штаба: художнику, писарю и переводчику. В общем, всем дело нашлось.

Кстати, с переводчиком я договорился о практике немецкого языка. Работая в отделении Баталова, я с помощью нашего штатного переводчика неплохо поднял свой уровень языка, но преимущественно письменного: немало приходилось работать с немецкими документами, огромная практика была, и вскоре я уже справлялся без переводчика. Что касается устной речи, мы между собой разговаривали только на немецком, и я уже всё понимал, но говорил с очень сильным акцентом, вот и надеялся, что местный переводчик поможет мне справиться с этой проблемой. Он здесь один на весь штаб, в звании лейтенанта. Обещал поспособствовать.

В часть я прибыл девятого мая и сразу приступил к работе, а потом три ночи до двенадцатого, когда мы двинули вперёд, проводил разведку переднего края. С учётом того, что мы стояли почти в десяти километрах от передовой, дальности хватало: напомню, у меня дрон на тридцати километрах работать мог. Впрочем, много нового я не сообщил: наши тут уже давно стоят, сами сведений набрали немало, да и воздушную разведку проводили. Я выявил несколько десятков противотанковых пушек и дополнительные пулемётные точки, это отметили и внесли в списки накрытия артиллерией. Причём предварительно проверили мои данные, а то не верили.

Генерал из штаба армии вернулся злой. Он мне поверил, что немцы готовят ловушку, но никто и не думал отменять операцию, всё согласовано наверху. В общем, мы были обречены, потому что одна бригада делу не поможет.

В принципе, так и произошло. Наша армия двинула вперёд, две другие – двадцать восьмая и девятая, – идущие по флангам, заметно запаздывали, отчего мы вырвались значительно дальше них и очень неплохо шли. Сражения были, и в нашу пользу. Я часто поднимал дрон, бывало и днём – это стало жизненной необходимостью. К семнадцатому мая мы вышли к окраинам Харькова.

Но до штурма дело не дошло. Пришла ужасная весть: немцы нанесли удар по девятой советской армии и, прорвав фронт, двинули на Барвенково и дальше на Изюм. Мы уже находились в тактическом окружении. Часть подразделений снимали с линии наступления и бросали под немцев, чтобы их остановить. Бросили и нашу бригаду, включив в оперативную группу войск фронта под командованием генерал-майора Бабкина.

К моей работе никаких претензий не было, более того, мы взаимодействовали с двести тридцатой стрелковой дивизией, и копии карт со свежей информацией уходили в её штаб. В свежести и быстроте получения наших сведений там убедились быстро, так что двигались мы споро, и не было такого, чтобы мы не подчищали тылы. Окруженцев из немцев у нас не было: я всех отмечал, и на их поимку или уничтожение отправлялись специальные группы.

Попытки немцев устроить засады или притормозить нас также сбивались: мы обходили их по флангам и били с тыла. То есть наши, зная, кто, где и сколько, выбирали, как бить. Поэтому в нашей бригаде, да и в шедшей за нами стрелковой дивизии, которую мы, по сути, поддерживали, потери были минимальны. В дивизии не скажу точно какие, а у нас – пять танков, три из которых обещали вернуть в строй, два мотоцикла и около пятидесяти бойцов убитыми и ранеными. Поверьте, это мизер при наступлении.

У меня в ведении были штабной переводчик и разведывательная мотоциклетная рота – это всё, что относилось к разведке бригады. В боях без потерь не обходится, а мои мотоциклисты всегда впереди, на острие движения, в дозорах, они выводили танки на немцев и корректировали огонь артиллерии. Рота потеряла два мотоцикла, шесть убитыми и семь ранеными.

Трофеев тоже хватало, восполняли потери «цундапами» и «БМВ» – эти тяжёлые мотоциклы неплохи, наши активно их использовали не только в разведроте, но и по всем подразделениям. Например, мне бойцы подарили трофейный лёгкий полугусеничный бронетранспортёр, модель Sd.Kfz. 250/3 – это батальонная машина связи с мощной радиостанцией, вооружённая одним МГ-34. Машину уже привели в порядок, красить в цвет хаки не стали, но большие красные звёзды на борта нанесли. Мы смогли настроить рацию на нашу волну, и возле неё сидел боец в наушниках, ещё один был за рулём, а я обычно за пулемётчика и старшего машины. Так что в бронемашине нас было трое, редко больше.

Вот так я подкатил на своём «двести пятидесятом» к штабу бригады. Вдали видны были крыши Харькова, по окраине наша артиллерия уже работала. Покинув машину, подбежал к группе командиров. Тут и командир стрелковой дивизии был. Я выслушал доставленные посыльным новости, а также приказ срочно разворачиваться и идти спасать тылы. Покивал. Впрочем, мы с генералом этого вполне ожидали, поэтому переглянулись с пониманием.

– Товарищи, потише, пожалуйста, – велел Михайлов и, когда наступила тишина, прямо спросил у меня: – Что думаешь?

– Сколько у нас топлива и снарядов?

– Полторы заправки и боекомплекта.

– Задница. Нас положат в бессмысленных атаках на окопавшихся немцев, которые будут нас ждать. Я постараюсь добыть сведения об их позициях и обороне, но ведь могут быть и мины. Нам не хватит припасов для долгого боя, а без него пробить коридор сложно. Нет, пробить коридор, чтобы другие смогли выйти из окружения, мы сможем, но большой кровью. Я боюсь за тылы бригады: можем их потерять, как и санроту. Есть одна идея, но необходимо ваше одобрение.

– Говори.

Я достал из планшетки карту. Командиры оживились: свежие данные. Расстелив карту на складном столике, я стал показывать.

– Сорок минут назад на железнодорожной ветке в лесу, там тупик, мои разведчики захватили эшелон с новенькими танками модели «четыре», новейшие, пушки с удлинённым стволом. На станции горел топливный эшелон, вроде наша авиация поработала, и этот эшелон перегнали вот в этот тупик. Там было четверо часовых, их тихо сняли. Самое главное, там есть несколько вагонов со снарядами и две цистерны, а также и пандус для спуска тяжёлой техники. Правда, нет паровоза, его угнали. Но если прицепить эшелон к танку, то, думаю, сможем передвигать платформы, чтобы сгонять машины. Немцы спешно строят оборону перед городом и в домах на окраине, вот здесь и вот тут дугой, но если пройдём вот так по просёлку, нас прикроет посадка, так что немцы не поймут, что мы эшелон увели, точнее, его содержимое.

– Очень интересно, – заинтересовался Михайлов, да и другие командиры одобрительно загудели. – Сколько там танков?

– Двадцать.

– Берём все. Вся бригада не пойдёт. Рассчитаем, сколько нужно сил, спустим и перегоним. Три вагона со снарядами и две цистерны? Надо подсчитать, сколько машин нужно для вывоза…

Тут уже пошли рабочие моменты штаба, это его работа. Я передал свежую информацию, мои разведчики заняли позиции и охраняют эшелон, даже вскрыли вагон и снарядили боекомплектами два танка, развернув башни. Есть чем отбиться, если сунутся немцы, но нужны профессиональные танкисты. У нас в бригаде из боевых подразделений два танковых батальона, мотострелково-пулемётный батальон и зенитный дивизион. Разведрота относилась к силам обеспечения – ладно хоть не тылов. Вообще, эти танки наши знали: мы за пять дней наступления восемь штук таких целыми захватили. Точнее, «четвёрок» было три, остальные других моделей, но и их включили в дело, не побрезговали. Ну, и изучили.