Я передал ему направление, и интендант второго ранга, не отрываясь от чая с ватрушкой, которые явно интересовали его больше, чем я, предложил присесть. Поискав на столе у себя, а потом и на столах отсутствующих работников, он нашёл лист с моими данными. В процессе поисков и чай, и ватрушка закончились.

– Так, Одинцов. Есть такой. Вас направляют в разведотдел штаба фронта. В четвёртое отделение.

– Это информационное, кажется? – припоминая структуру штаба фронта, спросил я.

– Да.

– Товарищ интендант второго ранга, мне не хочется в штаб фронта. Я даже передать не могу, как не хочется. Живу по принципу – подальше от начальства, поближе к кухне. Нет ли у вас чего-нибудь более спокойного? В моей биографии есть опыт охраны железнодорожного моста, как раз у Мценска, я взорвал его перед подходом немцев, как и два автомобильных. Мне там нравилось – две недели счастья. Может, найдётся что-то подобное?

Тот посмотрел на золотой перстень с красным камушком, который я ему пододвинул, и с весёлым изумлением уточнил:

– Это взятка?

– Ещё какая.

– Мы не охраняем мосты, этим занимается другая структура. Есть заявка на командира подразделений охраны железнодорожных путей.

– Маетная слишком должность.

– Другие подороже будут.

– Договоримся.

Он начал перечислять, где требуются командиры. А немало получается. Было и то, что меня устроило – командир охраны госпиталя фронтового подчинения, который разместился в Серпухове. Нормально, вполне пойдёт. Я достал ещё один перстень, уже из платины, и интендант второго ранга оформил приказ с назначением и сам отнёс его на подпись командиру, в ведении которого находились такие назначения. Вскоре он вернулся, протянул мне бумажку и, поглядывая на меня добрыми лучистыми глазами, пожелал удачи и предложил заходить ещё, да почаще.

Значение его улыбки я понял через две недели – именно столько я пробыл в Серпухове, командуя охраной госпиталя. Кстати, интересная оказалась работа, и девчат немало – прямо мечта. О наградах моих никто он знал, я носил пустой френч.

В госпитале лежал командир, лейтенант, с которым мы вместе учились в школе младших лейтенантов в Киеве – он первый с нашего курса, кого я за это время встретил. Узнал меня. Я его подкармливал, долго ему ещё лечиться.

За это время случились два инцидента. Сначала выявили поддельного бойца, который лечился под чужими данными. Я сам и обнаружил подмену: он прикидывался бойцом, служившим под моим началом на охране моста у Мценска. Его особисты забрали, допрашивают. Второй инцидент – перестрелка в палате. Оружие было трофейное. В итоге двое раненых. Мои бойцы тогда весь госпиталь перевернули, более тридцати пистолетов изъяли. На каждый навесили бирку с именем владельца, и я пообещал, что каждому при выписке верну его оружие, чем погасил недовольство.

Словом, это были отличные две недели. А двадцать седьмого марта приказ – сдать свои обязанности (новый командир охраны как раз восстановился, тут же лежал) и отбыть в штаб фронта. Вот блин. Перед отъездом я вернул всем пистолеты (я забрал – я вернул), пусть и без патронов. Пусть дальше новый командир охраны разбирается: я патроны ему отдал, со списком чьи, сколько и какого калибра.

В штаб фронта я прибыл двадцать восьмого – и снова в отдел кадров. Там тот же майор, разведя руками, сообщил, что приказ стоит чёткий – направить меня в первое отделение разведотдела штаба фронта.

– Уже не четвёртое?

– Да, изменили решение. Кстати, забавно, тебя тут искали, и серьёзно. Да так, что едва в дезертиры не записали, пока я не «вспомнил» и не выложил приказ о направлении тебя в Серпухов.

– Понаберут с тремя классами образования, сами работать не хотят. Вот почему бы им не оставить меня в покое?

Однако, что не говори, приказ есть приказ. Всё было оформлено, я сдал документы и вступил в ряды войсковой разведки – именно за это отвечало первое отделение. Где разместилось отделение, я знал. Командир его, подполковник Баталов, был тут же в штабе, меня на месте ему представили, а после тот сопроводил меня к месту службы. Тут недалеко, через два здания (точнее развалины одного и повреждённое, но в стадии ремонта, второе).

Меня познакомили с другими работниками, выделили койко-место, поставили на довольствие, ввели в курс дела. Да в принципе, предстоит тем же заниматься, что и в дивизии делал, просто объём больше, но здесь я и не один, были ещё два командира.

Так и стали работать. Не знаю точно, чего от меня ожидали, но через четыре дня меня вызвал Баталов, а когда я зашёл, он потряс картой, которую держал в руках. Я её сразу узнал – моя работа за последние два дня.

– Это что такое?!

– Карта с информацией, нанесённой по свежим данным, что стекаются к нам из штабов армий.

– Я знаю, что это такое, мне не нужно сообщать прописные истины! Почему на ней общедоступная информация? Мне говорили, что ты ас разведки.

Я давно, ещё два месяца назад решил, что всё это пора заканчивать. В дивизии меня два месяца особо не трогали, дрон я не гонял, а тут вот решили использовать вовсю. Да только не получится. Я облом с охраной госпиталя не прощу. У меня там только всё складываться началось с одним врачом, девушкой лет тридцати, а тут такое.

– В дивизии да, был, но это несложно, имея в штабе немецкого корпуса своего человека, передававшего мне сведения. Сейчас такого человека нет. И я не понимаю вашего возмущения, товарищ подполковник. Работа выполнена вовремя, вся информация, полученная из свежих данных, нанесена.

– Этим данным дня три-четыре, а некоторым и вовсе неделя. Эта карта не соответствует действительности.

– Отрицать не буду, вам виднее. Я сделал всё, что мог, располагая имеющимися у меня возможностями. Более свежих данных из разведотделений штабов армий не поступало.

– Мне обещали – мне дали слово! – что с тобой я буду иметь свежие данные по всей линии фронта с опозданием максимум на пару часов. А пока я что-то я не вижу отдачи.

– Товарищ подполковник, а какое отношение имеют ко мне чужие обещания? Мне кажется правильным, когда тот, кто обещает, тот и делает. Я за чужие обещания ответственности не несу.

– Пошёл вон.

Козырнув, я покинул кабинет. Ну вот, карты раскрыты, можно спокойно работать дальше. Я догадывался, почему меня сюда так тянули, да ещё и по отделениям гоняли. Потому и пытался соскочить, да вот не получилось. Ладно, дальше видно будет.

Впрочем, несмотря на резко проявившуюся после того нашего разговора неприязнь Баталова ко мне, я продолжал работать. Пролетел апрель, наступил май, и вот седьмого мая меня снова дёрнули в отдел кадров. Направляют в столицу, там решать будут. Да задолбали уже дёргать туда-сюда. Хотя, конечно, грех жаловаться: лютые морозы и вот эту весну с немалым паводком я просидел в тёплом кабинете (ну, относительно тёплом, буржуйку топили), а не на морозе, а потом в грязи бегал, как многие на нашем фронте. Брр.

Я сдал все дела, получил направление, попрощался с парнями и, не заходя к Баталову, поездом отбыл в столицу. Тут уже нормально эшелоны ходят, и даже пустили пассажирские поезда – дважды в неделю, но пока только до Тулы.

В столице я выяснил, что меня направляют аж на Карельский фронт. Это явно Баталов помог: три последних дня он с довольной рожей ходил, а мы-то всё понять не могли, чего это он. Знал, гад, что я морозы не люблю. Нет, не то чтобы не выношу, просто не люблю. Впрочем, я вполне морозостойкий и, главное, финнов не люблю, а там в основном они стояли и немцы, так что назначению я даже рад.

Меня направляли в штаб Северного фронта, а там, на месте, уже определят куда. Овечий полушубок я не сдал, причём у меня и второй есть, от бандитов, да и маскхалаты сохранились. Сейчас лето пролетит, нормально поработаю, да и зимой я особых проблем не ожидал. Хотя, конечно, там своя погодная специфика. Зато на собачьих упряжках покатаюсь.

Покинув здание с новым назначением, я не спеша двигался по улочке, решив переночевать в городе и посетить рынок, а то за зиму совсем запасы подъел, нужно восполнить. И тут меня окликнули со спины: