— Я неплохо потрудился, — сообщил он дамам. — Я не только поговорил с его слугами и стражниками, но даже смог расшевелить его повара и служанку его жены. Все вместе они и нарисовали мне истинную картину.

Грини поглядел на королеву. Елизавета улыбнулась и кивнула ему:

— Говори, не спеши, нам всем очень интересно.

— Господин сэр Джон Брендбьюри служит в констеблях давно, но, хоть и экономит на питании узников, большого состояния не нажил, да и как его наживешь? И узников богатых в последнее время совсем не было. А возраст у него поджимает, уже в отставку скоро. И дети растут.

— Сколько у него детей?

— Три сына, — ответил Грини. — Робину тринадцать, Питеру девять, а Сэмюэлю три годика. Есть еще две дочки, постарше, на выданье. А констебль никак не скопит им приданого. К тому же он присмотрел себе домик. Присмотреть-то присмотрел, да он оказался ему не по зубам. Для домика ему не хватает четыреста фунтов — а это большие деньги, столько на полудюжине узников не наберешь и за десять лет.

— Теперь расскажи нам, что он может, а чего нет, — попросила королева.

— А это не в его пользу.

— Поясни.

Грини почесал затылок, шмыгнул носом и сказал:

— Простыл я там. Все время на ветру, и вороны щиплются.

— Не тяни, Грини.

— Я стараюсь с мыслями совладать. Я так думаю, ваше величество, что вывести из замка констебль никого не сможет. Он ведь сам должен спрашивать разрешения из Тауэра выехать, если он в карете или с поклажей. Герцог боится, как бы его не обокрали. А если сэр Джон повезет принцев, его в воротах же и поймают.

— А если через стену? — спросила Алиса.

— Вокруг замка все время стража ходит. Сразу заметят. Нет, констеблю принцев не вытащить.

— А кому вытащить? — спросила Лиззи.

— Не знаю.

Грини и еще кое-что рассказал о констебле и его семье, оставил королеве бумажку со всеми именами, а также карту — как и что расположено в Тауэре. Но эта бумажка не имела особой ценности, если не найти помощника в крепости.

Королева отпустила пажа, и они принялись размышлять, что делать дальше.

И долго ничего не удавалось придумать.

А потом Алисе пришла в голову мысль, которая сначала всем показалась глупой и почти сумасшедшей. Но потом королева сказала:

— Мы ничего не теряем. А приобрести можем многое. Почему бы не попробовать?

— Я к нему сама пойду! — заявила Лиззи.

— И не мечтай, — оборвала дочку Елизавета. — Здесь нужен сдержанный и разумный человек. Ты вспылишь и все погубишь.

— Но ты же не пошлешь Алису! Она еще совсем ребенок.

— Ребенок, но разумнее тебя. А впрочем, ты права, констебль с Алисой и разговаривать не будет. Мы сделаем так: к констеблю отправится Джейн и скажет, что она — моя фрейлина и выступает от моего имени. Я могу даже дать ей мой перстень с гербом.

— А может быть, именно это и опасно? — спросила Джейн. — Если дело сорвется и об этом узнает принц Ричард…

— Хуже не будет! — отрезала королева. — Хуже некуда. Я думаю, что у нас больше шансов, если ты выступишь от имени безутешной матери. Порой у правды больше шансов победить, чем у самой изысканной лжи.

Договорились, что Алиса пойдет с Джейн как ее компаньонка и помощница.

Потом они потратили еще часа два, выбирая для Джейн платье из гардероба королевы, причем такое, чтобы оно не обращало на себя внимания.

А вот место встречи с констеблем выбрали тщательно. Благо Грини поведал о всех привычках и слабостях сэра Брендбьюри. И одной из этих слабостей была еженедельная прогулка по городу до пивной, которая называлась «Белый кабан» и располагалась на самом берегу Темзы в полумиле от Тауэра вверх по реке. Эта пивная была хороша тем, что в солнечную погоду хозяин ставил длинные столы на широкой террасе над водой, и посетители могли любоваться закатом, отраженным в реке, лодками и кораблями, что бороздили ее спокойные воды.

К террасе подходил небольшой старый сад, яблони уже отцветали, и трава, как снегом, была покрыта ковром белых лепестков.

Там и уселись две дамы, возможно, мать с дочерью, солидные среднего класса горожанки, самостоятельные, как и положено лондонским жительницам, самостоятельность которых порой удивляла даже приезжих из Европы.

В это время дня посетителей в пабе было немного, и мальчишка сразу принес матери с дочкой по кружке светлого эля — большую и маленькую, а к легкому пиву сушеных рыбок.

День выдался теплым, в полдень даже жарким, но к вечеру похолодало.

Они недолго сидели в одиночестве, пока на улочке, что вела к Тауэру, не появился молодой человек в одежде слуги, который, проходя мимо, выказал неуверенность, то ли ему зайти в паб, то ли идти дальше по своим делам. В конце концов юноша решился — прошел сквозь темный прохладный пустой зал и вышел на террасу.

Он занял место за пустым столом неподалеку от того столика, где расположились две дамы. И, усевшись, незаметно кивнул им, словно показывая: все в порядке.

А еще через минуту на террасу вышел высокий сутулый джентльмен в шляпе с зеленым пером, черном камзоле, зеленых чулках, с тонкой золотой цепью на груди. Вид у него был донельзя скучный и даже тоскливый.

Джентльмен огляделся и уселся подальше от других посетителей, у самой воды.

И задумался.

Он не изменил позы, даже когда мальчишка поставил перед ним оловянную кружку с элем.

Если не считать Грини да двух горячо спорящих моряков на другом конце террасы, в пабе было совершенно пусто. Поэтому никто не обратил внимания на то, как полная, с добрым круглым лицом дама в синем бархатном платье и серой суконной накидке поднялась со своего места, не выпуская из руки кружки, подошла к джентльмену и спросила:

— Простите, сэр, вы позволите сесть за ваш стол?

Джентльмен был удивлен до крайности, если не сказать — испуган.

— Что случилось? — спросил он. Его глаза метались по лицу и фигуре дамы, словно их владелец никак не мог сообразить, кто она такая и почему осмелилась побеспокоить такого солидного господина.

Джентльмен сразу понял, что имеет дело не с нищенкой и не с женщиной недостойного поведения, не с обманщицей и не с бродячей торговкой. Так что же понадобилось от него такой богато одетой даме?

Так как джентльмен молчал и ничего не отвечал, дама продолжала:

— Разрешите представить вам, сэр Брендбьюри, мою дочь Алису, баронессу Гришем.

— Ал… — Констебль чуть было не поперхнулся пивом. Он никак не мог собраться с мыслями.

Тогда Джейн уселась напротив него и указала Алисе место рядом.

— Я приехала в Лондон, чтобы сделать вам выгодное предложение, — сказала фрейлина. — Вы позволите мне занять несколько минут вашего драгоценного времени?

Теперь все зависело от поведения констебля. Если он испугается и побежит прочь или начнет звать стражу, то Грини должен помочь Джейн с Алисой скрыться или прикрыть их от опасности. Но от фрейлины исходило такое спокойствие, ее добрым глазам так хотелось доверять… С ней можно было поделиться самыми жгучими тайнами.

Может быть, Брендбьюри и выслушает ее. Только бы благополучно прошли первые минуты!

— Вы говорите, — скрипучим голосом произнес констебль, — что вы приезжая?

— Я здесь по поручению несчастной женщины, матери, разлученной со своими детьми, — сказала Джейн. — Она желает припасть к вашим ногам.

— Не знаю я никакой несчастной женщины, — съежился констебль.

— Попробуйте поверить мне, сэр, — проникновенно сказала Джейн, глядя на констебля так, словно хотела его заколдовать. — И в доказательство моей искренности мне был дан этот перстень. Дан, чтобы показать его вам.

Джейн протянула Брендбьюри перстень королевы с резным изображением пальмовой ветви и рыцарского шлема — родового герба семейства Вудвилл, к которому принадлежала Елизавета. Над шлемом с ветвью был вырезан кабан с острыми клыками — герб правящей династии Йорков.

Алиса с интересом смотрела, как констебль берет перстень и внимательно его разглядывает. Ведь в то время визитных карточек не было, даже компьютеров не водилось — ну как людям друг друга узнавать? По паспорту? А если и паспорта не было?