— Принесли? — спросил он. — Давайте на кухню.

— А вы откуда знаете? — спросил Сашок.

— Мне Сидоров звонил. Где?

— В кармане, — сказал Сашок.

— Как в кармане? Я просил шесть банок.

— Каких банок?

— Икры. Черной икры. Сидоров знает.

— А я Сидорова не знаю, — сказал Сашок. — Не знаю я вашего Сидорова.

— Черт знает что, — сказал доцент. — Ни минуты свободной. А вы издеваетесь. Тогда что вам нужно?

— Поговорить.

— Этого еще не хватало! Мне некогда говорить.

— В ваших интересах.

— Мои интересы заключаются в том, чтобы сегодня меня оставили в покое. В двадцать три сорок у меня самолет.

— Куда? — поинтересовался Сашок.

— Куда, куда! Или вы не знаете, или притворяетесь. В Индию. Так вас не Сидоров прислал?

— Я по делу товарища Д, — сказал Сашок тихо.

— Как так по делу? В каком смысле дело?

— В личном.

— Товарищ, я не знаю, кто вы такой. — Доцент Нечипоренко говорил возмущенно, но почти шепотом. — И не понимаю, что меня может связывать с вашим товарищем Д. Я выполнил обязательства. Ко мне не может быть претензии, и попрошу оставить меня в покое.

— И не боитесь? — удивился Сашок. — Другие боятся.

— Я ничего не боюсь, потому что я честный человек и гражданин. Мне нечего скрывать.

— Тогда тем лучше, — сказал Сашок. — Могу порадовать.

— Чем?

— Давайте пройдем, — сказал Сашок. — А то здесь неудобно.

Доцент колебался. Но тут издали, из комнаты, послышался женский голос:

— Сеня, кто пришел?

— Это ко мне, от Сидорова, — сказал доцент и крепко схватил Сашка за руку, поволок его в свой кабинет.

Там был полный разор.

На обширном, как футбольное поле, письменном столе стоял открытый и почти полный чемодан, на кресле — второй, еще пустой. Многочисленные носильные вещи и разные предметы валялись вокруг.

— Вот видите, — сказал доцент, закрывая дверь. — Как и уговаривались. Сегодня отбываю. На год. Читать лекции в Аллахабаде. С ума можно сойти — ничего не успеваю.

— Слушайте, — вдруг догадался Сашок. — Неужели вы за это душу продали?

— А вы не знаете?

— Догадываюсь, — сказал Сашок. — Так я могу вам эту душу вернуть.

— Не понял, — сказал доцент, нервными движениями отыскал на столе очки и надел их.

— Вот, — сказал Сашок. — Вы писали?

Он протянул записку доценту, а сам отступил на шаг. Он уже начал привыкать к тому, что жертвы дьявола — люди нервные.

Доцент пробежал записку глазами и спросил:

— А вы кто будете?

— Я тоже гражданин, — сказал Сашок. — Нашел и решил вернуть. Ваша душа свободна.

— Та-а-ак, — протянул доцент. — А поездка?

— Откуда мне знать, — сказал Сашок. — При чем тут поездка? Вы же честный человек и гражданин.

— Совершенно верно, — согласился доцент. — А вы не от товарища Д? Вы по собственной инициативе?

— Я пойду, а? — сказал Сашок. — А то мне это уже надоело. Хочешь человеку сделать как лучше, а он сомневается. Берите свою расписку, кушайте ее, жуйте, делайте что хотите. Я вас не знаю, вы меня не знаете.

— Постойте, — сказал доцент, видя, что Сашок направляется к двери. — Так ваш номер не пройдет. Берите эту бумажку и прекратите провокации.

— Какие еще провокации? — обиделся Сашок. — Разве я похож на провокатора?

— Я не знаю, на кого похожи провокаторы. Но знаю только, что эта записка со странным содержанием мне незнакома. Да, да, я ее вижу в первый раз.

— И подпись не ваша? Кровью, — спросил Сашок от дверей.

— Подпись? — Доцент внимательно посмотрел на подпись и сказал: — Подпись производит впечатление схожей с моей, но это ничего не значит, потому что в наше время искусство подделывать подписи достигло исключительных высот.

— Чего вы испугались? — сказал Сашок. — Я вашего дьявола, может, в глаза не видел. И не собираюсь с ним встречаться.

— Меня не интересует, кого вы видели, а кого нет. — Доцент уже пришел в себя и все больше гневался. — Но меня возмущает сам факт этого нападения. Мне подсовывают сомнительную бумаженцию, в которой говорится о дьявольщине, душе и так далее. Да вы знаете, с кем имеете дело? Я — доцент, кандидат наук, член партии, народный заседатель, наконец! И вы пытаетесь убедить меня в том, что существует дьявол, а у людей есть душа. Как вы только посмели рот раскрыть!

— А что, — спросил Сашок не без ехидства, — души у людей нет?

— В том смысле, в котором вы имеете в виду, абсолютно отрицаю. Но с точки зрения гуманизма, в переносном значении, разумеется, это признается.

— А чем же вы тогда торговали?

— Учтите, я никогда и ничем не торговал. Я вообще не склонен вступать в темные сделки.

— Даже с Сидоровым? — осмелел Сашок. Он почувствовал, что за возмущенными речами доцента скрывается жуткая неуверенность в себе.

— Отстаньте со своим Сидоровым! — почти закричал доцент, но осекся, потому что в дверь заглянула полная женщина в шелковом халате, с властным крупным лицом и спросила:

— Ты меня звал, Сеня?

— Я сейчас освобожусь, — ответил Сеня, принимая гордую позу.

— Ты помни, что через три часа машина, а ты еще не сложил вещи.

— Помню, кисочка, помню, — сказал доцент. — Мы с товарищем Сидоровым сейчас.

Женщина оглядела Сашка убийственным взглядом — он ей не показался. Но ушла.

Доцент провел ладонью по взмокшему лбу.

— А она не продавала? — спросил Сашок.

— Вы с ума сошли! — отмахнулся доцент. — У нее никогда не было души.

— Значит, разбираетесь все-таки, — сказал Сашок. Ему и смеяться хотелось, и плакать. Вроде бы надо уходить, но вроде бы разговор еще не окончен. И Сашок стоял. А доцент тоже не знал, как его выгнать.

Наконец доцент вздохнул, протянул Сашку расписку. Потом убрал руку.

— Пожалуй, я ее оставлю себе, — сказал он. — Как курьез. Да, как курьез.

— И в Аллахабад повезете? — спросил Сашок, который за прошедший день стал куда лучше, чем раньше, разбираться в людях. — За границу такие бумажки не пропускают.

— Ничего, — сказал доцент. — Пускай здесь полежит.

— Ну уж нет! — рассердился Сашок. — Сами говорите, что не подписывали, значит, другой подписывал. А раз другой подписывал, эта бумажка для вас чужая. Давайте ее обратно!

И не нужна была расписка Сашку, но хотелось позлить вспотевшего доцента. Тот буквально разрывался между желанием сохранить расписку и страхом признаться. Рука его непроизвольно протянула расписку ко рту, и Сашок вдруг понял: сейчас будет жевать ее, как попавшийся шпион.

— Не подавитесь, — сказал он.

— Я не могу! — воскликнул доцент. — Я пробивал эту поездку много лет. Я не могу от нее отказаться.

— А душу дьяволу продавал?

— Души нет!

— Души нет — отдай расписку!

— Души нет, — повторил обреченно доцент.

Сашок вытащил из его скрюченных пальцев расписку, не спеша сунул в карман, но был настороже, потому что понимал: раздираемый противоречивыми чувствами доцент может кинуться на него.

Но доцент не кинулся. Он потянулся к телефону.

— В милицию будем звонить? — спросил Сашок.

— Вы с ума сошли!

— Тогда привет, — сказал Сашок. — Счастливо побывать в солнечной Индии. Мойте руки перед едой, там, говорят, дизентерия свирепствует.

Доцент догнал Сашка у двери.

— Что угодно, — шептал он нервно, — только не передавайте в органы. Я стеснен в средствах. Но я готов…

— Сеня, ты скоро? — спросила его бездушная жена, которая, как монумент самой себе, выплыла в коридор.

— Сейчас, только помогу товарищу дверь открыть.

И в самом деле Сашку без посторонней помощи из дверей бы не выйти, замки были хитрее и многочисленнее, чем у Спикухина.

— Подумайте, — шепнул доцент вслед Сашку.

Тот только отмахнулся. «Что же получается, — думал он, спускаясь по лестнице с тринадцатого этажа. — Некоторые хорошие специалисты хотели бы поехать в Индию, да не могут. А вот такие, готовые душу продать за импортное барахло, собирают вещи. Это надо пресечь».