Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Петренко обещал с возрастом стать толстяком, но пока был просто плотен, упруг и розов, но никак не схож с поросенком — это было упрямое напористое и быстрое создание человеческой породы, и при взгляде на него становилось ясно, что попробуй его ущипнуть — пальцы соскользнут с кожи. Несмотря на снег, он стоял с непокрытой головой — его русые волосы уже начали редеть, и потому он зачесывал их на косой пробор.

Лидочку он увидел сразу и тут же вычислил ее, понял, кто она такая, а вернее всего, знал ее давно, — это Лидочка за несколько лет жизни в доме могла и не заметить юношу, ставшего богачом, а он молодую, привлекательную, не шикарную, но классную женщину наверняка видел не раз. И имел о ней мнение. И, может, даже знал о ней больше, чем ей самой того хотелось.

Встретив ее взгляд, он впился на секунду в него светло-карими кошачьими глазами, шевельнув тонкими подвижными губами, как бы здороваясь, улыбнулся, и Лидочка наклонила голову — она была и с ним теперь связана какими-то узами личных отношений, которые существовали настолько очевидно, что он счел необходимым послать к ней Ларису с предупреждением об опасности.

Пришлось ждать еще минут десять, прежде чем наступила их очередь.

Гроб выкатили из автобуса, мужчины двинулись к нему, чтобы внести в приземистое здание крематория, которое в конце двадцатых, когда его построили, было одной из достопримечательностей Москвы, и тогда много писалось о том, что наконец-то большевикам удалось добиться по-настоящему гигиенических условий для покойников.

Краем глаза Лидочка наблюдала за Петренко. Его не было среди тех, кто взялся тащить гроб, но он пошел следом за гробом, близко к нему, неся в левой руке венок. И тут Лидочка поняла, что высокий, весь налитой мышцами, которые с трудом умещались в просторной куртке, парень — телохранитель Алика Петренко. Он шел близко к нему и зыркал глазами — в толпе одновременно было и безопаснее, и рискованней, чем на открытом месте. Поняв, что Алик здесь с телохранителем, Лидочка почему-то успокоилась, как будто не хотела, чтобы на него снова покушались. Но, возможно, у мафиози есть правило — не нарушать кладбищенский покой. Рядом не было никого, кого можно было счесть врагом.

Почти весь зал крематория, до бархатного каната, который отделял подставку для гроба от той ямы, куда гроб через несколько минут опустится, был полон народа. Мужчины сняли крышку гроба и отнесли ее к стене, поставив возле бюста летчика, над которым был прикреплен алюминиевый аэроплан. Летчик разбился еще до войны — это можно было угадать по аэроплану. Лиде пришлось встать рядом с другим бюстом — очень серьезный бровастый мужчина оказался автором проекта крематория. Неужели архитектор считал этот проект делом своей жизни?

Гроб был открыт, люди клали цветы и постепенно из цветов образовался холм. Речей не произносили, но под вялую игру органиста близкие стали подходить и целовать Алену в лоб или просто дотрагиваться до нее.

Лидочка тоже приблизилась и остановилась у гроба, чтобы в последний раз полюбоваться Аленой, которой в жизни не удалось побыть такой красавицей, как в мраморном холоде смерти.

Многие плакали, потому что эта красота подчеркивала дикую несправедливость смерти.

Тут Лидочка наконец-то увидела Осетрова. Он стоял в задних рядах и не делал попытки приблизиться к Алене. Он заметил взгляд Лидочки и задом, задом стал выбираться наружу. Он хотел и быть здесь, и отсутствовать.

Соня решила произнести речь, но Татьяна остановила ее. Она стояла, опираясь на палку, и ее поддерживали с двух сторон родственницы. Татьяна принималась рыдать, и тогда ее утешали, а какая-то пожилая женщина в черном платке доставала капли или порошки и предлагала их Татьяне.

Время остановилось, но потом его неожиданно подстегнул резкий голос распорядительницы похорон, которая сказала со лживым участием:

— Торжественная церемония прощания с дорогим нам человеком и гражданкой нашей Родины Еленой Флотской закончена.

Она нажала на какую-то кнопку, и Лидочке стало страшно, что Алену сейчас опустят в подвал и там окончательно уничтожат. Она мысленно рванулась вперед, Татьяна стала просить, чтобы ее опустили туда, следом за дочерью, громко зарыдала Соня.

Створки ада раскрылись, гроб уехал вперед, потом опустился вниз, и люк закрылся.

Еще с минуту все стояли и ждали, словно гроб еще мог возвратиться, но потом пошли к выходу.

Лидочка шла одной из первых, следом за телохранителем Петренко. Сам миллионер выдвинулся вперед.

Лидочке открылась площадка перед крематорием. Приехал еще один автобус, и возле него стояла кучка старичков. Петренко быстро шел по аллее к выходу, за ним в трех шагах — телохранитель. Рядом, отставая на шаг, спешила Лариса и что-то говорила на ходу. А еще дальше впереди, уже у самых ворот крематория, Лидочка угадала фигуру Осетрова.

И тут от ворот, из-за высокого черного памятника вышел парень в джинсовой куртке.

Лидочка уже настолько уверилась в том, что этот парень — ее личный убийца, что присела на корточки, кто-то налетел на нее, она потеряла равновесие и скатилась вниз по ступенькам. Из-за этого получилась суматоха и шум. Лидочке помогли подняться.

Когда Лидочка встала на ноги, она поняла, что никто из окружавших ее не видел происходившего у ворот.

Только она успела увидеть, что Петренко и его телохранитель промелькнули в воротах и исчезли. Куда же делся парень в куртке, она не поняла. Осетрова тоже не было видно.

— Сейчас к нам, к нам, — приглашала радушно и даже весело Татьяна Иосифовна. — В первую очередь это относится к тебе, Лидочка.

— У меня дела…

— Как ты можешь!

Татьяна стояла у автобуса и говорила:

— Желающие рюмкой водки помянуть мою дочь Алену, прошу в автобус.

В большинстве люди подходили к Татьяне Иосифовне, и она всех благодарила за то, что почтили. Но некоторые полезли в автобус — одноклассники, кто-то со службы, наверное, родственники.

Директор института сказал Татьяне:

— Моя машина стоит у ворот, прошу вас.

— Лидочка, ты со мной? — спросила Татьяна.

— Нет, спасибо, — сказала Лидочка, — я в автобусе.

Ей было страшно проходить между тех кустов, в которых недавно таился и, может быть, сейчас таится парень в джинсовой куртке.

Без гроба, стоявшего недавно в ногах, автобус казался пустым. В автобусе сидели Соня и несколько одноклассников Алены. Они не знали, что случилось с Петренко, потому что кто-то из них спросил:

— А Алик где?

— У него дела срочные, встреча, — сообщила Соня.

— С Рокфеллером, — пискнула одна из одноклассниц, и все засмеялись, но тут же спохватились, что смеяться еще рано.

За спиной Лидочки разговаривали две молодые женщины — бывшие одноклассницы Алены.

— А этот был? — спросила одна. Лидочка догадалась, что вопрос касался Осетрова.

— Такой высокий, седой, красивый. Ты не заметила?

— Нет. Как жалко.

— Мне его Сонька показала. Она его ненавидит.

— Еще бы, лучшая Аленкина подруга.

— А я думаю, что дело в ревности.

— Ну как наша Сонька может ревновать? Пора уж отдавать себе отчет…

— Любовь зла.

— Ты перепутала — это коза полюбила.

Девушки засмеялись.

— А он еще ничего, сохранился, — произнесла одна из них.

— Не соблазняй меня. Я его не видела и не увижу. А правда, что он был секретарем ЦК?

— Не исключено.

— Ну, тогда у Аленки не было шансов.

— А что, если он ее убил?

— Ты что, офигела?

— Ты же знаешь Аленкин характер — что схватила, то мое! А тут пролетела. Он понял опасность и убил ее.

— Она таблеток наглоталась. Это медицинский факт.

— Для кого-то факт, а для кого-то и нет.

— Ты что-то знаешь?

— Если бы знала, била бы во все колокола.

— Ты романтик.

Автобус выехал на Садовое кольцо и, застревая в пробках, пополз к площади Восстания. Интересно, ее переименовали или нет? В переименованиях, охвативших Москву в последние годы, чувствовался элемент игры. Почему-то надо было отнять улицы у Пушкина и Чехова или, допустим, разделить улицу Горького на две — Тверскую и 1-ю Тверскую-Ямскую, внеся этим разброд в умы почтальонов и полную растерянность в воображение приезжих, которые не могли понять, на какую же улицу попали. Но эта твердость в возвращении к временам солидным, православным и даже царьгороховым никак не мешала благополучно существовать могучему кусту Коммунистических улиц, переулков и тупиков на Таганке, Пролетарских, Комсомольских и других порождений большевистского ума. Видно, борьба с Чеховым требовала меньшего гражданского мужества, чем сражение с коммунизмом.

3272
{"b":"841804","o":1}