Люди нажимали на матросов, кое-как одетых и растерянных, которые старались удержать эту дикую толпу от попытки вырваться на палубу в поисках шлюпок.

— Внимание! Нам ничего не угрожает! — снова кричал голос в динамике. — Мы крепко сидим на мели. Желающие даже могут остаться на теплоходе в ожидании помощи, хотя мы рекомендуем на всякий случай перебраться на берег. Члены команды на палубах покажут вам шлюпки, в которых вы будете эвакуированы. Будьте спокойны, товарищи, вашей жизни ничего не угрожает.

Эти слова, этот нарочито спокойный, даже с издевкой голос вызвал к жизни новую волну паники. Толпа засуетилась, как суетятся муравьи, если в муравейник сунуть палку.

Андрей понял, что был единственным, кто подчинился требованию диктора не брать с собой вещей. Даже фотоаппарат он оставил в каюте. Жалко его, хороший «Олимпус», с трансфокатором…

— Ты только скажи мне, — спросил Миша Кураев, одетый тщательно, с сумкой через плечо — словно с вечера готовился к крушению и взял с собой все, что необходимо. — Как может лайнер настолько сбиться с курса, чтобы врезаться в какую-то банку? Я тут не новичок и внимательно изучил карту. Мы должны быть сейчас в открытом море, далеко от берегов. Напились они, что ли?

— В сущности, на нашу судьбу это не повлияет, — сказал Андрей.

— А я человек дотошный и вижу в этом чью-то злую волю. Попробую-ка подняться на мостик.

— Если у нас есть время.

— Пока что «Симонов» не ушел в воду, — ответил Кураев. — Кажется, он действительно сидит на банке.

Кураев исчез в движущемся скопище людей — может, и в самом деле отправиться на разведку, пренебрегая собственной безопасностью, но тут же рядом с Андреем обнаружилась Антонина.

— Ты где пропадал? — кричала она, размахивая полной белой рукой. Почему-то она была в халате и бигуди. — Мы же тонем, а ты гуляешь! Тебя Оскар ждет!

Она выскочила из толпы и потянула Андрея за собой.

— Успеем! — повторяла она. — Успеем, нам специальную шлюпку выделят. Уже все готово.

Она потянула Андрея не к каюте Бегишева, как тот ожидал, а по лестнице вниз, против движения толпы.

Она была вне себя и выкрикивала фразы, вроде бы не связанные между собой, но несшие некий общий смысл:

— Вы только подумайте — капитана нигде не видать, политрук еще в себя не пришел. Это не Готланд, понимаешь? На мостик звонили, всюду звонили, непонятно, кто командует, а политрук — как невменяемый. Матросы есть, ты не беспокойся, матросы найдутся. Главное — ящик доставить на берег, а вся связь, как назло, вырубилась. Только наши и два матроса.

Тут Андрей увидел капитана и еще нескольких корабельных чинов, которые бежали им навстречу, обгоняя пассажиров.

— А вот и ты! — завопила Антонина. — Где тебя носило?

— Да отвяжись ты! — огрызнулся капитан, не останавливаясь. Андрею показалось, что даже усы отстали от капитана и несутся отдельно, вслед за ним.

— Кто это сделал? — требовала Антонина. — Чьих это рук?

Капитан промчался дальше, остановить его не удалось.

На самом деле капитан все еще оставался в неведении. Когда он проснулся полчаса назад, его каюта была заперта, а связь отключена. Он выломал дверь и кинулся на мостик. Там было пусто. Никого. Потом нашлись запертые рулевой и штурман. Они-то и сообщили, что на мостик ворвались какие-то террористы в чулках на головах, как в гангстерских фильмах, избили их и заперли. Вот и все.

Капитану не оставалось ничего иного, как организовать спасение пассажиров и выяснить наконец, грозит ли «Рубену Симонову» гибель, или он останется на поверхности Балтийского моря.

Пока обследовали машинное отделение, трюмы и внешнюю обшивку, прошли ценные минуты, и паника, без того хозяйничавшая на борту, стала неуправляемой.

Тут же на мостике появился и сам Бегишев, который был способен думать лишь о своих проблемах. Утешительным речам капитана, убежденного к тому времени в том, что «Симонову» гибель не грозит, он, конечно же, не поверил. Капитан уговаривал его не торопиться, а Оскар требовал самую большую шлюпку, чтобы срочно плыть к берегу.

Капитан был в бешенстве. Представьте себе — ваш корабль терпит бедствие, а некий толстосум полагает, что распоряжается на борту именно он. Капитан и без того понимал, что придется поплатиться карьерой. Вряд ли оставят ему лицензию, если он умудрился в сносную погоду, на проторенных трассах посадить судно на камни.

Так что первый напор ничего Оскару не дал.

Но Оскар не привык сдаваться. Тем более что весь круиз был затеян именно для него, а капитан был лишь одним из обслуживающих лиц.

Бегишев вызвал на мостик первого помощника. Тот был верным его прихвостнем и не боялся за свою карьеру, которая проходила по иному ведомству.

Помощник серьезно поговорил с капитаном, и тот понял, что есть вещи поценнее карьеры.

В результате капитан согласился отпустить с Бегишевым политрука, выделить ему шлюпку и двух матросов, которые не были матросами, а составляли ближайшее окружение первого помощника.

…Палубу озаряли лишь редкие, тревожные, неверные огни аварийного освещения да бегающие лучи ручных фонарей команды. Матросы пытались распределить пассажиров по шлюпкам, а пассажирам казалось, что шлюпок на всех не хватит.

— Алик мое манто возьмет, — вдруг заявила Антонина, — я ему с самого начала велела. А сама за тобой побежала. Без мадам Парвус на шведском берегу делать нечего. Мы у нее в лапах. И ты как переводчик наших интересов выходишь на первый план.

Люди то встречались толпами, то коридор вдруг пустел — ни одной души, даже страшно.

У разбитой витрины валютного магазина стоял Миша Кураев и курил.

В «валютке» горел свет.

— Ты чего! — крикнула Антонина. — Утонешь!

— Не утонем, я знаю, у меня опыт, — отозвалась изнутри «валютки» продавщица. — А оставить добро я не могу. Подотчетное и в валюте. Мне за всю жизнь не расплатиться.

— Тогда ты беги! — Антонина потянула Кураева за рукав.

Писатель снисходительно улыбнулся.

— Джентльмены не оставляют в беде блондинок, — сказал он.

«Наверное, ему страшно, — подумал Андрей. — Но куда менее страшно, чем прочим, потому что есть человек, который без Миши попросту умрет со страха. А с Мишей они выкарабкаются».

Андрей хотел сказать что-то умное и доброе, но «Симонов» вдруг покачнулся, словно устраивался удобнее на камнях, крен усилился.

Антонина кинулась бежать. Кураев подтолкнул Андрея в плечо, чтобы не отставал от нее.

Блондинки были в беде.

И тут их путешествие по теплоходу завершилось. В лучах фонарей, в свете мерцающей на мачте лампы, в первых робких проблесках рассвета Андрей различил тесную группу людей.

Все свои.

Даже больше, чем все.

Когда Андрей подошел поближе, Бегишев разглядел его и сказал:

— Молодец, Берестов, я в тебе не сомневался. Можешь рассчитывать на премиальные.

Внутри группы люди Бегишева скрывали драгоценность — железный ящик, который требовалось спасти.

Они вели себя как муравьи, которые скрывают от опасности царицу.

Выглядели они внушительно. Два или три матроса в пластиковых куртках и сам их шеф — первый помощник. У них, наверное, есть кое-что получше, чем дубинки. Там же были Алик, Бегишев, механик, который вчера осматривал ящик, и, конечно же, сам Ильич. Он выглядывал из-за плеча Бегишева. Пальто было застегнуто на все пуговицы, шарф обмотан вокруг воротника, кепочка на глаза — Ильич успел приготовиться к эвакуации.

Впрочем, Андрей кого-то мог упустить. Где госпожа Парвус? Здесь! Ее рыжая голова, обмотанная полотенцем, торчит сзади.

По договоренности с помощником все заняли места в шлюпке до того, как ее на талях опустили на воду. Бегишев опасался конкурентов — только когда его рой целиком окружал ящик, он чувствовал себя в безопасности.

Шлюпка ударилась о волны, холодной водой плеснуло внутрь, еще раз, еще… завизжала мадам Парвус. Антонина накрылась шубой с головой. Подобно легендарному страусу, ей было спокойней, если ничего не видишь.