Андрей решительно направился к трапу.

И тут же сзади услышал тяжелое мелкое дыхание Фрея.

Он остановился. Все-таки старый человек… Старый? А кто поджег дом и убил малышей?

— Я доложу о вашем поведении товарищу Бегишеву, — послышался голос сзади.

«Ну вот, — подумал Андрей. — Только собрался его пожалеть!»

Подстегнутый заявлением Фрея, он уверенно вступил на трап и быстро поднялся наверх. Трап стоял надежно. Уж наверное, его проверили.

Наверху ждали два корабельных офицера — они страховали пассажиров, словно боялись, что те будут падать с трапа сами по себе.

Фрей взобрался сразу за Андреем.

И, не прощаясь и даже не поблагодарив за перчатки и за помощь в возвращении на теплоход, уковылял к себе.

Не успел Андрей дойти до своей каюты, как его догнала Антонина.

— Мы только что вернулись, — сообщила она. — Да стой ты, куда бежишь! Неужели было покушение?

Андрей устал, все ему надоело.

— Вам лучше знать, — сказал он. — Вы отвечаете за его безопасность.

— На хрен нам сдалась его безопасность! — отрезала Антонина.

— Вы не правы, Антонина Викторовна. Без него вы ничего не получите.

— Но ведь ничего не случилось! Обошлось?

— Там были люди Аркадия Юльевича, — уверенно сказал Андрей. Он не знал наверняка, но иного объяснения не было.

— Я знаю, знаю. Иди.

— А подробности?

— Подробность одна, — сказала Антонина. — Я там тоже была.

— Разумеется. Ни дня без строчки.

Антонина не угадала цитаты, пожала плечами и пошла обратно, готовиться к встрече с Бегишевым. Еще неизвестно, что выплачет Оскару Ильич, который осознает свое значение и незаменимость. Он-то жалеть Антонину не станет. Судя по всему, ее чары на него не действуют, а темперамент бесит.

Гаврилин был в каюте, он сидел у приоткрытого иллюминатора, сквозь который влетали снежинки и несли с собой холод, но не замечал этого и писал увлеченно, словно сочинял стихи.

— Жертва сионистского заговора! — воскликнул он, увидев Андрея.

— Не выяснил, что же там было? — спросил Андрей. — Мне не хотелось бы еще раз греметь с такой высоты.

— Боюсь, что сионисты сделали все дьявольски хитро. — Алеша отложил лист бумаги, исписанный мелко и неровно. — Вернее всего, спишут на естественные причины. Расскажи, где вы были, что вы делали?

— Встречались с посольским типом — у них тут с Бегишевым дела.

— У наших новых русских всюду дела, — согласился Алеша. — А я хочу теннисных мячей купить. Меня из Питера попросили привезти какие-то особенные, для руководящих органов. Они же у нас теперь все в теннис играют. А кто это был из посольства? Я тут бывал, многих знаю.

Конечно, Андрею куда больше хотелось рассказать о том, как на них с Фреем покушались и как люди Аркадия Юльевича увезли водителя той машины. Но зачем это? Над такими вещами хорошо шутить, когда смотришь соответствующую передачу по телевизору. А тут ты сам ходишь под пулями.

— Забыл имя?

— Нет, не забыл, — сказал Андрей, не желая оказаться приспешником Бегишева. — Его звали Аркадием Юльевичем.

— А фамилия?

— Алеша, ну откуда мне знать его фамилию!

— Он мог представиться.

— А он не представился, они с Бегишевым уже знакомы.

— Конечно, у Оскара здесь деловые контакты… Аркадий Юльевич? Нет, не слышал!

Алеша сложил лист бумаги и спрятал в карман домашней замшевой куртки.

— А как тебе этот старикашка? — спросил он. — Пародийный Ленин?

— Любопытная личность.

— Ты говоришь так, будто знаешь о нем нечто особенное.

— Особенного не знаю, но и пародийным он мне не кажется.

— Пойдем ужинать?

— Сейчас, только умоюсь.

Алеша не удержался, заглянул в тесный туалет, пока Андрей мылся.

— Ты в буддийских странах бывал?

— Почему спрашиваешь?

— Ты веришь в переселение душ?

— Знаешь, мне сегодня об этом говорил Иванов.

— Это еще что за фрукт?

— Это — пародийный Ленин.

— Не было у него такого псевдонима, — сказал Алеша, — Ильин был, Фрей был, а Иванова не было.

Разговор получался странным. Алеша вел себя иначе, чем всегда. Где его вальяжная ирония, умение все превратить в элегантную шутку?

Тут в дверь постучал Кураев, который желал спросить, что чувствует человек, когда совершает полет вместе с трапом с пятиэтажного дома. Хоть он при том присутствовал, но сам ничего подобного не испытывал.

За столом уже сидели Татьяна с Анастасией Николаевной. Но не притрагивались к салату — ожидали мужчин.

— Это было ужасное зрелище, — сказала Анастасия Николаевна. — Можно было умереть только от одного вида.

— Вы легко отделались, — сказала Татьяна.

У нее были глаза как у рыси — желтые, яростные, не соответствующие чертам лица и мягкой манере поведения.

Сколько ей лет? Наверное, под сорок. Такая красивая женщина, а не нашла себе спутника жизни.

— Я вас, мужчин, не люблю, — сказала она, когда принялись за ужин.

— Грубые, волосатые, норовят схватить руками за самые нежные места, — поддержал ее Алеша.

— Ах, я не это имела в виду! — отмахнулась Татьяна. — Я думала о мужской неверности. Почему нужно было в город уходить в компании этого ужасного Бегишева? Неужели Антонина вас привлекает больше меня?

— Антонина доступна. — Алеша пришел на помощь Андрею. — Она тянется к мужчинам всем своим прекрасным телом. А вы уходите в тень.

— Я берегу тело для избранника, — ответила Татьяна.

Она не шутила.

— Андрюша провел день в городе в приключениях и деловых встречах, — сказал Гаврилин. — Он даже обедал с посольским работником.

Никто не оценил иронии Гаврилина.

Анастасия сказала, подбирая ложкой бульон:

— Совершенно противоестественный союз! Что их объединяет?

— А помнишь «Остров сокровищ» Стивенсона? — спросила Татьяна.

— Помню, но не понимаю.

— Там собрались совершенно случайные люди, чтобы искать сокровища.

— Закопанные Петром Первым, а то и новгородскими ушкуйниками на острове Готланд? — догадался Алеша.

— Но зачем им нужен старичок, похожий на Ленина? — спросила Анастасия.

— У него чутье на клады. Бывают же собаки, которые находят по запаху наркотики! — ответил Гаврилин.

— Он шутит, — сказала Татьяна, — ведь наркотики — органические! А он мертвенький.

— Андрюша должен нам помочь, — сказала Анастасия Николаевна. — Ведь он в душе не принадлежит к этому дикому сообществу.

— Как я могу вам помочь?

— Как русский человек русским людям, — сказала старуха. — Вы разделяете взгляды большевиков?

— Ни в коем случае! — ответил Андрей.

— Надеюсь, что, несмотря на вашу молодость, это отношение сложилось на основании жизненного опыта и вы не лицемерите.

— Не обижайся, Андрюша, — сказал Гаврилин. — Анастасия Николаевна бывает излишне эмоциональна.

— Излишней эмоциональности не бывает, — сказала Анастасия Николаевна. — Она бывает искренней и ложной. Меня же искренне волнуют проблемы нашего государства.

Андрей почувствовал, что разговор подходит к важной грани. Наконец-то он узнает что-то об этих дамах.

— Не лучше ли перейти к нам в каюту, у нас есть хорошее вино, — сказала Татьяна, — можем там побеседовать. А то тут слишком много любопытных глаз.

— Но тогда, — улыбнулся Гаврилин, — следует вести себя как настоящие конспираторы, как большевики. Уходим по двое — мы с Андреем сразу после вас. Идем сначала к себе в каюту.

Дамы согласились, что конспирация не помешает, а Гаврилин сказал Андрею, когда они шли к своей каюте:

— Я не знаю, что нам намерены сообщить милые дамы, но мне кажется, что компания Бегишева, куда ты попал по неразумию или недоразумению, — это не детский сад. Это опасные люди. Они ни перед чем не остановятся.

Андрей хмыкнул, соглашаясь.

— Чем меньше они будут знать, тем лучше. Мне даже кажется, что между ними и нашими дамами существует неприкрытый антагонизм.

И с этим Андрей согласился.

— Посидим у нас минут десять, потом пойдем в гости.