— Не надо, товарищ академик и орденоносец. Без твоей смелой инициативы Алмазов никогда бы не пробил этот проект.

— Так сложились обстоятельства. А вы бы предпочли, чтобы бомбу сделал Гитлер?

— Ему это не по зубам.

— Американцам это по зубам.

— И пускай делают. Мне они нравятся, — вдруг сказал Вревский, чем вверг Матю в изумление.

Берия ждал их в своем кабинете.

— Я уже три раза звонил на аэродром, — сказал он сердито. — Сколько можно добираться от Филей?

— Мы ехали без сирены, — сказал Вревский.

— Помолчи, Иона, — оборвал его Берия. — Нас с Матвеем Ипполитовичем срочно ждет к себе товарищ Сталин.

— В Кремль?

— Он у себя на ближней даче, в Кунцеве. Ты, Иона, останешься за меня. Информация поступает каждую минуту, мы не знаем, что случится в мире через час. Идет большая игра.

В машине Берия вдруг вынул из кармана пакет. Служебный конверт, «Совершенно секретно».

— Прочти, — сказал он.

Матя прочел — письмо было на трех страницах, написано неразборчивым, вялым почерком ослабевшего человека. В нем докладывали наркому внутренних дел, что Матвей Ипполитович Шавло в октябре 1932 года совершил на территории академического санатория «Узкое» два убийства. Первой из жертв стала некогда изнасилованная им Полина Покровская, второй — всемирно известный физик Александрийский. В то время Главное политическое управление по инициативе гр. Ягоды покрыло преступления Шавло, так как он обещал создать во искупление своей вины атомное оружие. Во время испытаний этого оружия упомянутый Шавло сознательно заманил наркома Ежова и сопровождавших его лиц в зону опасной радиации и фактически убил их. Что, без сомнения, доказывает, что Шавло на самом деле проводил всю эту операцию по заданию немецкой и итальянской разведок. В настоящее время состояние проекта таково, что его может возглавить любой из сильных физиков-практиков, а научная и организационная ценность М. Шавло утеряна. Поэтому наша страна не потерпит никакого урона, если он подвергнется заслуженному наказанию. Была и подпись — Яна Алмазова, комиссара НКВД второго ранга, начальника Испытлага, дважды кавалера ордена Красного Знамени.

Читая, Матя не смел повернуть головы к Берии. Обратить это в шутку? Наверняка Берия уже все проверил. Матю тошнило. «Каков подлец! Ну почему я, дурак, не навестил его ни разу за болезнь, почему избегал его и убедил этим, что намерен и дальше существовать без него и даже лучше, чем при нем? Забыл о том, как все это начиналось? Понадеялся на благородство Алмазова?»

— Ну давай сюда бумагу и не дрожи, машину раскачиваешь, — сказал Берия, отбирая пакет у Шавло. Матя подчинился.

— Ну и как, на твой взгляд, сильно Алмазов болен? — спросил нарком.

— Да, — сказал Матя. И удивился, что его голос звучит обыкновенно.

— И скоро умрет? — спросил Берия.

— Я не знаю.

— Я поговорю с врачами, — сказал Берия. Машина повернула на узкое асфальтовое шоссе, ведущее в густой холодный лес. Переехали речку. Машина остановилась перед воротами.

Когда они шли по поляне к обыкновенному скучному зданию сталинской дачи, Берия вдруг сказал:

— Товарищ Сталин не очень хорошо выглядит. Не обращай на это внимания.

Это был приказ.

Сталин их ждал на застекленной веранде, выходившей в лес. На веранде было жарко, жужжали мухи.

Сталин полулежал в шезлонге, его ноги были покрыты одеялом.

На веранде было светло, и перемены, произошедшие с вождем за последние три месяца, были очевидны и разительны. Если бы Шавло не знал, что увидит именно Сталина, он бы никогда его не узнал.

В шезлонге лежал маленький усохший человек с темно-желтым лицом и редкими седыми обвисшими усами. Он был совершенно лыс, если не считать седой пряди волос, почему-то сохранившейся над левым ухом и зачесанной поперек почти черной, в язвочках лысины. Веки Сталина припухли, и он с трудом открывал глаза, всматриваясь в гостей.

— Пришли, — сказал он с облегчением. — Доехали?

Голос был тих, он с трудом прорывался сквозь жужжание мух. Сталин взял лежавший у него на коленях дешевый детский веер с изображением парашютистов и краснозвездных самолетов и принялся отмахиваться от мух.

— Очень жарко, — сообщил он, — но врач велел беречься простуды. В моем состоянии простуда опасна.

— Вы сегодня лучше выглядите, Иосиф Виссарионович, — сказал вежливо Берия.

— Я сегодня никуда не годно выгляжу, — ответил Сталин. — И вчера тоже никуда не годился. К сожалению, этот ревматизм-мевматизм так не вовремя приковал меня к месту.

Сталин замолчал, рука с веером упала на колени, и он медленно дышал, чтобы набраться сил.

Гости терпеливо ждали, лишь иногда отгоняя мух. В дверях веранды стоял секретарь Сталина Поскребышев.

— Я теперь доверяю только тебе, Лаврентий, — сказал Сталин. — Другие не должны знать о моей болезни. Больной лев — слабый лев. Всегда найдется шакал, который захочет на него наброситься. А еще чаще — стая шакалов.

Матю Сталин как будто не замечал, но тот понимал, что Сталин не потерял зоркости ума и внутри его все еще крутился мотор властолюбия, способный смести с лица земли миллионы людей. Не было сомнений — у Сталина лучевая болезнь. За последние месяцы Матя нагляделся на пациентов, просмотрел десятки историй болезни. Матя знал, каков источник болезни: день за днем на расстоянии вытянутой руки на письменном столе Сталина лежала сверкающая, с яблоко размером, керамическая капля, привезенная Алмазовым и Ежовым. Если можно привести образное сравнение — она была настолько раскаленной, что сила ее лучей могла убить десятки человек. И он, Матя, знал об этом. И убил Сталина из страха за собственную жизнь, из-за того, что не смел открыть тайну своих подозрений Сталину в присутствии чекистов, которых не остановил в мертвом Берлине. Тогда он отсиделся в уборной, а Сталин не догадался, как опасна для него эта капля.

Теперь же он должен был еще тщательней скрывать свою тайну… как та японская обезьянка: ничего не слышал, ничего не видел, ничего не скажет…

— На днях, — произнес Сталин, совсем по-старчески пошлепав губами, — товарищ Молотов подписал договор о дружбе с Гитлером. Мы получаем по нему половину Польши, Прибалтику и Бессарабию. Однако Гитлер коварно обманул нас, немедленно напав на Польшу. Мы доверились ему, а он нас обманул. Он полагает, что мы будем таскать для него каштаны из огня и воевать с Францией, так?

— Конечно, товарищ Сталин.

Это уже последняя стадия — его не вытянуть из этой болезни ни за что на свете. Все доктора мира бессильны помочь ему. Неужели никто из врачей не поставил правильного диагноза?

Теперь все зависит от Берии. От того, захочет ли он привести в действие машину правосудия и стереть с лица земли букашку, несостоявшегося нобелевского лауреата? Или, может, он предпочтет спрятать это письмо в самый надежный из своих сейфов? Он, Шавло, сделал бы именно так.

— Вы слушаете меня, товарищ Шавлов? — донесся тихий голос Сталина. Он так и не научился правильно произносить фамилию. — У меня создается такое впечатление, что вы плохо меня слушаете.

— Я внимательно слушаю, товарищ Сталин, — спохватился Матя.

— Я вызвал вас, потому что мне нужна самая точная информация из самых первых рук. Надеюсь, вы не станете лукавить перед больным старым человеком… Нет? Тогда скажите мне точно, каково положение с атомными бомбами?

Шавло осторожно покосился на Берию, теперь он выбрал себе нового покровителя — без Берии или вопреки Берии ему не выжить. Он видел, как Берия прикрыл глаза, как бы дозволяя говорить правду.

Может быть, Берия и вел бы себя иначе, но пока он был заинтересован в доверии и поддержке больного и, может быть, обреченного Сталина. Он был не первым на лестнице советской власти, и требовалось время, чтобы расчистить себе дорогу. А для этого ему нужен живой Сталин.

— Бомба номер два, товарищ Сталин, — сказал Шавло, — под кодовым названием «Иван» уже готова, и теперь для нее изготавливается новая оболочка, которая позволит погрузить ее в бомбардировщик дальнего действия.