И в этот момент раздался взрыв бомбы.

Андрей не знал, что это взрыв бомбы, — просто вдруг стало светло, и свет этот разгорался, проникая в глубь подвала, заставляя Андрея бессознательно отползать от него.

Но в то же время свет этот не мог ослепить — стены кирхи, частично рухнувшие от взрывной волны, и пол храма защищали их от лучей атомного света.

Андрей видел также, как медленно, будто в замедленном кино, ползет к нему Альбина, но до нее было далеко — ведь все действие заняло лишь секунду или две. И за эту же секунду погиб Айно. Андрей понял, почувствовал, почти увидел, как летевшие кирпичи стены сшибли его с ног и он мешком, бессильно, рухнул вниз в подвал.

А вокруг нарастал грохот, и он был тем сильнее, чем более тускнел свет. И вот уже не видна Альбина, и не виден Айно, и подвал темен, только не смолкают грохот и гудение в воздухе, насыщенном пылью и напоенном озоном.

Когда все утихло, все осталось в прошлом, Андрей смог подняться — глаза привыкли к темноте. Кирху или разрушило, или с нее снесло крышу, и потому, когда пыль осела, свет просочился в подвал через квадратный лаз. Андрею была видна Альбина, которая лежала в ледяной воде без чувств или мертвая, хотя почему бы ей быть мертвой? А вот Айно был мертв. Это было видно издали: половина головы была размозжена. Он опоздал прыгнуть на одну секунду.

Андрей присел на корточки рядом с Альбиной и попытался перевернуть, поднять ее, посадить. Альбина застонала — тихо и жалобно.

— Что с вами? — спросил Андрей. — Вам больно?

— Да, — ответила Альбина.

— Где?

— Мне везде больно… — И вдруг она встрепенулась и попыталась, упираясь руками в пол, подняться. — Где Айно? Что вы сделали с Айно? Вы убили Айно?

С неожиданной силой она вырвалась из рук Андрея и, оглянувшись, увидела тело Айно. Она наклонилась к нему и попыталась нежно приподнять его голову. Голова была тяжела и непослушна ее рукам.

— Помогите же! — крикнула она Андрею. — Айно плохо! Неужели вы не понимаете?

Андрей подошел и присел рядом.

— Я думаю, что он погиб, — сказал Андрей. Правой стороны лица не было — Андрей поднял безвольную кисть руки и постарался нащупать пульс. Альбина вытащила из кармана носовой платок и старалась, окуная его в воду у ног, промыть рану.

Андрей сказал:

— Альбина, не надо, это не поможет.

— Он очень сильный, — сказала Альбина, — он такой выносливый.

И в голосе ее было столько убежденности, что Андрей расстегнул ватник и рубашку Айно и приложил ухо к его груди в надежде услышать стук сердца.

Но Айно был мертв.

Альбина не хотела верить в это. Они перетащили Айно на сухое место, Альбина положила его голову себе на колени, она не требовала врача или помощи, она просто ждала, когда Айно оживет.

Не с кем было посоветоваться, что делать дальше.

Андрей понимал, что, вернее всего, после взрыва город будут обследовать — может, не сразу со всеми подробностями, но начнут сразу. Поэтому когда они услышали голоса людей, шумные, громкие, гулкие, возможно, пьяные, то они затаились в своей норе, правда, никто к ним не сунул носа.

Когда голоса умолкли, Андрей осторожно поднялся наверх и сразу оказался на улице: хоть часть стен кирхи сохранилась — они были косо срезаны и поднимались из груд кирпичей, которыми был засыпан бывший зал, не было крыши, и вместо неба, как декорация в романтическом спектакле, нависала живая подвижная лиловая туча, из которой начал сыпаться дождь. Андрей выглянул наружу и убедился в том, что Берлина более не существует, только груды камней — и так до горизонта. И нет вагонов, ангара, и главное — нет вышки. Все же это оказалась бомба! И такая, какой ранее не существовало, — это была бомба конца света.

Андрей спустился вниз. Альбина не спросила его, что он там видел.

Андрей стал размышлять — можно, конечно, вернуться в лагерь. Но ведь, вернее всего, он списан, и теперь будут искать не его, а только его труп, чтобы разрезать его и посмотреть, как подействовала на ткани взрывная волна или что-то подобное. Если же увидят его живым, то почему бы им, уже принесшим его раз в жертву Молоху, не разрезать его все равно? Чтобы выяснить, почему он не подох?

С другой стороны, именно сейчас у него может быть махонький шанс выбраться отсюда. Ведь взрывом снесло все ограждения и препоны на километры вокруг. Зоны не существует. И можно уйти в тундру. Оставаясь здесь — не спасешься.

Надо дождаться темноты и попытаться уйти.

Об этом Андрей сказал Альбине.

— А я? — спросила она.

— Вы погибнете в тундре. Даже у меня практически нет шансов.

— Вы хотите сказать, что я буду обузой?

— Вы будете мертвой. После первой же ночи в тундре.

— Нет, — сказала Альбина трезво и спокойно.

Она осторожно приподняла изуродованную голову Айно и положила ее на пол — как будто осознала наконец, что он умер.

— Я же была вольной, — сказала она. — И была секретаршей самого Шавло. Руководителя проекта. И мы с ним ездили по разным точкам.

— И что же?

— Я думаю, что сейчас, после этого взрыва, никаких ограждений не осталось, — как бы повторила она мысль Андрея. — Значит, мы можем дойти до шестого лагпункта.

— Это что такое?

— Это было место, где хотели сначала делать полигон, но оно не понравилось — там холмы и река. Там построили бараки — теперь они пустые. И я знаю туда дорогу. Если хотите, мы пойдем вместе.

Андрей не мог не улыбнуться — он отказывался брать ее с собой, а она его берет. И даже предлагает путь, обещающий ничтожные шансы на спасение.

— И это далеко? — спросил Андрей.

— Километров пятнадцать. Если идти быстро, то за темноту дойдем. Только вы поможете мне похоронить Айно.

— Конечно, — сказал Андрей. — А у вас ботинки не промокают?

— Не все ли равно? Теперь я хочу уйти, уйти далеко и жить.

— Почему? — не нашел иного вопроса Андрей.

— Потому что они отняли у меня все — и мужа, и жизнь, и свободу, и честь. А теперь, когда я думала, что в мире появился для меня Айно, они убили его. И вот теперь я не умру, вы увидите, что я не умру, прежде чем не убью Алмазова и Шавло. Хорошо?

— Хорошо, — сказал Андрей.

Альбина говорила очень тихо — она была маленькой и очень хрупкой богиней мести.

До темноты в тот день никто не появлялся в городе, и они, не рискнув разжечь огонь, поели сырой картошки — в мешке у них оставалось еще шесть картофелин и три или четыре больших бурака.

— Когда мы пойдем, — предложил Андрей, — давайте заглянем в зоопарк. Если хоть что-то уцелело, мы возьмем там овощей.

Пол в кирхе не был бетонирован, но все равно мерзлота подступала так близко, что им не удалось выдолбить могилу для Айно, — они завалили его, положив в углубление, войлоком и досками.

И стали ждать, пока стемнеет.

«Ханна» вышла к Новой Земле как раз в тот момент, когда из-за горизонта слева по курсу показалось солнце, — мгновенно разогнало туман, в котором до того лишь угадывались покрытые снегом, выпускающие к морю языки ледников высокие горы. Подсвеченные солнцем, горы обрели мрачные, но многообразные оттенки камня и снега. Под гидропланом была открытая вода — Карское море в том году рано очистилось ото льда. «Ханна» шла на высоте трех километров со средней скоростью триста километров в час, и, несмотря на то что они находились в полете менее двенадцати часов, все уже смертельно устали — нестандартное пилотское кресло, уменьшенное из-за того, что в «Ханне» была предусмотрена дополнительная теплоизоляция, оказалось неудобным, спина в нем страшно уставала, и потому Юрген и Васильев менялись куда чаще, чем предполагалось, — каждые два часа. Прозрачная пилотская кабина была узкой. Поэтому, когда одетые в толстые свитера и парки пилоты менялись, стараясь притом не отпустить управление, «Ханна» начинала опасно раскачиваться, и Карл Фишер кричал на пилотов, чтобы не сбивали машину с курса.

Масло загустело, и качать маслонасос тоже приходилось по очереди — это оказалось нелегкой работой.