— Вопросы есть? — спросил он.

— Глупо, — сказал Александрийский. — Все это глупо, неправда и придумано вами.

— А у меня есть свидетели, — сказал Алмазов. — Вы забыли. У меня не только миллион улик, у меня не только ваши завтрашние признания, у меня есть Альбиночка. Альбиночка, скажи дяде, ты видела, как Лидочка Иваницкая выкрала мой револьвер? Ну, скажи, киска.

— Да, — сказала Альбина, глаза ее, несчастные и слишком большие, казались почти черными. — Я скажу…

Дальнейшее произошло так быстро и обыкновенно, что никто даже не двинулся с места.

Она подняла руку с револьвером, который так и не успела толком вытереть, и начала стрелять из него в Алмазова. Она сделала это так неожиданно, не предупредив никого, не сказав каких-то нужных слов, которые положено говорить убийце. Только Алмазов за какую-то долю секунды догадался, что сейчас произойдет, и догадался, что его убьют, потому что он жалобно попросил:

— Не надо!

Он не приказывал, он просил: «Не надо». И тут же начал падать. Так что Альбина успела выстрелить только три или четыре раза, а потом он уже лежал — голова к голове с Матей Шавло.

Издали, от купальни, мчались Ванюша-рабфаковец и другие мужчины. Впереди всех — президент.

Президент хотел добежать до Альбины, но, прежде чем он добежал, Альбина успела сказать то, чего никто, кроме профессора и Лидочки, не услышал.

— До свидания, — сказала она, — ты хорошая, Лидочка, мне очень жаль. Но я тебе немножко помогу… Ты же знаешь, что они убили моего Георгия.

Она не ждала ответа, она была погружена в себя, в свои последние секунды, когда надо сделать так, чтобы наладить порядок в том мире, в котором тебя уже никогда не будет.

— Ты хорошая, — сказала она и подняла револьвер. Президент остановился. Альбина повысила голос, и люди, что подбегали к ним, тоже услышали, что она говорила: — Это ошибка! Матвея Шавло тоже убила я! Матвея Шавло мы убили вместе с Алмазовым! И притащили его сюда. Вы меня слышите? Алмазов хотел стать фашистом, но Шавло сказал, что донесет, честное слово!

Ванюша, добежавший первым, кинулся было к Альбине, как лев в прыжке, но Альбина выстрелила в него, промахнулась и неловко, обернув пистолет против своего лица, выстрелила себе в глаз и успела еще выбросить пистолет и схватиться, падая, за глаз… и сквозь пальцы хлынула черная кровь…

Хоть дорога до Москвы была совершенно непроезжей, несколько машин примчались в Узкое уже через два часа. Правда, Лидочка этого вторжения не видела. Она лежала в боксе, и температура у нее была тридцать девять и пять. В тот день Лариса Михайловна не разрешила следователям с ней говорить, и главный следователь Шехтель оказался настолько разумен или гуманен, что Лидочку допрашивал лишь на третий день, а за это время уже успела устояться версия случившегося, и об этой версии Лидочка знала — на то была Лариса, негодяй Филиппов, перепуганный больше всех, и, уж конечно, Марта, для которой события в Санузии стали замечательным, на всю жизнь, приключением и которая, что самое радостное и удивительное, сумела уложить в постель самого следователя Шехтеля, а тот оказался изумительным, неутомимым и очень грубым мужчиной.

Следователь Шехтель и его группа пришли к выводу, что ответственный сотрудник ОГПУ Ян Янович Алмазов превысил свои полномочия и использовал служебное положение в корыстных целях, для чего привез с собой в санаторий Академии наук жену врага народа, расстрелянного месяц назад Георгия Лордкипанидзе. Не сговорившись со своим сообщником Шавло Матвеем Ипполитовичем, связанным с некоторыми кругами в фашистской Италии, Я.Я. Алмазов убил его, втянув в это дело Альбину Смирнову-Лордкипанидзе, и пытался затем обвинить в этом преступлении заслуженного деятеля науки, профессора, члена-корреспондента Академии наук СССР тов. Александрийского П.А., а также научно-технического сотрудника Института лугов и пастбищ Иваницкую Л.К. Однако в случившемся после этого конфликте Я.Я. Алмазов был убит его невольной сообщницей А. Смирновой, которая после этого покончила с собой. Все лица, в той или иной степени замешанные в этих событиях, были приглашены дать подписку о неразглашении обстоятельств дела, относящегося к категории государственных преступлений. Принимая во внимание то, что все участники этого дела, как преступники, так и пострадавшие, погибли насильственным путем, признано целесообразным дело закрыть и обстоятельства его не предавать огласке.

Дождь прекратился буквально на следующий день, но Лидочка вновь начала воспринимать красоты природы только дня через четыре, когда впервые спустилась в столовую и президент Филиппов при виде ее закричал:

— Третье опоздание, третье опоздание! Вы что, гонга не слышите, отдыхающая Иваницкая! От имени совета нашей республики я объявляю вам строгий выговор.

Все стали аплодировать и кричать:

— Браво, президент, браво!

И Ванюша, которого оцарапало пулей Альбины и на ухо которого был налеплен пластырь, тоже аплодировал.

На Лидочку многие смотрели с интересом, потому что, конечно, знали, что она каким-то образом связана с таинственными и не очень понятными событиями, приведшими к нескольким смертям в санатории. Но говорить об этом было не принято. Единственное, что напоминало о событии, — решение президента Филиппова до конца той смены отменить запланированные танцы и игры.

А еще через два дня дорога подсохла настолько, что из Академии за Александрийским, которому надо было снова ложиться в больницу, прислали автомобиль, и Павел Андреевич предложил Лидочке, если ей не жаль покинуть Узкое на два дня раньше срока, поехать в Москву вместе с ним.

Поездка была медленной — пожилой шофер ехал осторожно.

До этого Лидочка с Павлом Андреевичем, разумеется, разговаривали, но не выходили на дождь и старались, чтобы их не видели вместе: санаторий кишел чекистами.

— Павел Андреевич, — сказала Лидочка, — нам скоро расставаться. А я так ничего и не знаю.

Александрийский начал крутить ручку, и перед ними поднялось большое стекло, которое отделило их от шофера.

— Люди, которые ездят в таких машинах, имеют секреты от шоферов, — сказал он.

Он обернулся к Лидочке. В машине было полутемно. Александрийский снял шляпу и снова стал похож на Вольтера.

— Вас что-то интересовало, Лидочка?

— Я ничего не поняла.

— Неужели было что-то непонятное в этой истории?

— Было.

— Тогда спрашивайте.

— В колодце должна была быть Полина. Ее притащил туда Шавло.

— Вы так думаете?

— Павел Андреевич, умоляю!

— Я полагаю, что она и сейчас там лежит, — сказал профессор.

— Вы с ума сошли! Я же видела… ну, что я говорю… ну там же Матя!

— И Полина. Ее не нашли, потому что ее там никто не искал.

— Ну объясните!

— Полина лежала снизу, под Матей. Его зацепили крюком и вытащили… А кому придет в голову снова лезть в колодец и искать там второй труп? Да и всем там было не до поисков трупа.

— А вы знали, что там лежит Полина?

— Разумеется.

— И что теперь будет?

— Я думаю, что ее достанут и похоронят. Уезжая, я оставил директору письмо, в котором предложил еще раз осмотреть колодец.

— Они сочтут это шуткой.

— Надеюсь, что не сочтут…

Машина свернула на Калужское шоссе. По небу плыли быстрые сизые облака, у палисадников сидели на лавках женщины и торговали яблоками и картошкой.

— Но кто тогда мог убить и притащить туда Матю? Неужели в самом деле Алмазов?

— Я, — сказал Александрийский.

— Вы? Вы его убили? Вы способны убить человека?

— Любой способен убить человека, если для этого не требуется подходить к нему вплотную и душить его.

— Но вы же не могли его тащить! Вам же нельзя!

— А я и не тащил его, — сказал Александрийский. Он провел ладонью по стеклу, словно проверяя, надежно ли оно прилегает к спинке сиденья. — Мне вредно. — Он улыбнулся.

— Вы не шутите?

— Я стоял у погреба и ждал вас. Было уже около семи, я совсем замерз и начал даже на вас сердиться. Куда вы пропали? Там маскарад, а вдруг эта мерзкая девчонка совсем обо мне забыла? И тут я увидел, как дверь из кухни отворилась и оттуда вышел Матя Шавло. Он быстро дошел до погреба и нырнул внутрь. Тут я, конечно же, забыл о холоде — моя версия оказалась правильной. Этот человек — убийца. Моей первой реакцией было удовлетворение. Ага, попался, голубчик! Теперь Алмазов не посмеет с тобой якшаться. Стоит только мне сообщить куда следует, Алмазов откажется тебя знать…