— Шпионов не бывает! Это выдумка!

Но легче не стало — кастрюля уже не вызывала первоначального любопытства. Лида толкнула ее пальцами — кастрюля отъехала вглубь. «Тебе доверили вещь — плохую ли, хорошую, но доверили. И как только ты ее приняла, ты этим вступила в какие-то отношения с Полиной. И заглядывать в кастрюлю — нечестно».

И все же… что там может быть? Любопытство, заложенное в людях, чаще всего отвергает законы осторожности и доводы разума.

Остановись, сказала Лидочка самой себе, подавальщица Полина утаила от ужина пять порций макарон с мясом, которые хотела отнести себе в деревню, чтобы накормить своих детишек.

Это объяснение показалось ей убедительным и совсем не романтическим. И она даже намеревалась подняться с колен, как дверь за ее спиной распахнулась и женский шепот произнес:

— Она у Александрийского сидит, стихи читает, у нас есть время, вы скажите, чего хотели сказать!

— Я хотел любви, — отозвался мужской голос.

Затем последовал какой-то шум — видно, две темные фигуры в дверях, то есть Марта и неизвестный, принялись бороться. Марта не торопилась войти, а мужчина хотел закрыть за собой дверь. Что ему и удалось.

— Но почему? Почему? — требовала Марта. — У вас же комната отдельная.

— За ней следят, она под наблюдением, — ответил мужчина, и тут все еще стоявшая на четвереньках Лидочка узнала во владельце голоса самого президента Санузии товарища Филиппова. Она не сразу поверила своим ушам, потому что была уверена, что в роли соблазнителя должен выступать Максим Исаевич.

— Но если Лида вернется…

— Вы же сами сказали! — Президент громко дышал и шуршал шелковой юбкой Марты, а Марта вяло сопротивлялась.

— Нет! — вдруг заявила Марта. — Я не согласна.

Спорщики были уже в трех шагах от Лидочки, но видеть ее не могли, потому что голова ее была на уровне постели, а в комнате было совершенно темно.

— Ты бы помолчала, — сказал Филиппов, — лучше не сопротивляйся, потому что я о тебе такое знаю, что ты сама не знаешь.

— Как ты смеешь! — зашипела Марта. — Уходи!

Но страстное женское начало, управлявшее чувствами и поступками Марты, оказалось сильнее ее гражданского чувства — президент не прекратил домогательств, но в этой борьбе они продвигались медленно — кусочками шагов. Все это заняло минуту, может, две, но Лидочке, которая никак не могла решить, что для нее лучше — залезть под кровать или попытаться вырваться из комнаты, — эта сцена показалась длинной, как отчетный доклад на профсоюзном собрании.

— Она войдет! — шептала Марта.

— Она там с троцкистами сидит!

— Так не ласкают, мне больно, ой!

— Не сопротивляйся, и я покорю тебя поцелуями!

— Так уж и не сопротивляйся! А кто троцкисты?

— Александрийский и Шавло — всем известно. Если бы не товарищ Вавилов — мы бы с Алмазовым всю их шайку-лейку сегодня бы повязали… Да помоги ты расстегнуть резинку!

— Нет, сам! Но Лидочка же не виновата?

— А с ней особый разговор будет. Я уже на нее компромат собираю! Ну что резинки мешаются — я же чулки не могу снять!

— А не надо снимать — вы только резинки расстегните, и само снимется — ой, я же так сказала, а вы зачем сразу делаете!

Тут они уже совсем нависли над Лидочкой, и ей стало ужасно, что в следующую секунду они об нее споткнутся и упадут не на кровать, куда увлекала их судьба и желание, а на Лидочку.

Поэтому Лидочка, придумав наконец, что надо сказать, вскочила и сказала как можно спокойнее:

— Разрешите, пожалуйста, пройти.

В ответ раздался невероятной пронзительности визг Марты, который был прерван ладонью президента Филиппова.

Лидочка рванулась мимо них и, выбегая, столкнулась с докторшей Ларисой Михайловной, которая именно в эту секунду проходила мимо комнаты девятнадцать и, услышав нечеловеческий визг, мгновенно бросилась на помощь, потому что долг медика требовал от нее немедленных действий.

Вбегая в комнату, докторша автоматически включила свет. Тут в нее и врезалась Лидочка, но Лариса, подхватив ее, не упала и не потеряла способности наблюдать и делать выводы.

В следующее мгновение в дверь ворвался и Матя Шавло, шедший сюда в поисках Лидочки и кинувшийся на помощь.

И все они — Лариса Михайловна, Матя Шавло и Лидочка — стали свидетелями некрасивого и даже жалкого зрелища: нелепо запутавшиеся в руках и ногах партнеры стояли, обнявшись, у кровати.

— Уйдите прочь! — закричал президент, поворачиваясь к дверям и жмурясь от яркого света. В горячке он не понимал, что обнажен до пояса снизу.

Но как известно, медика человеческим телом не испугаешь, и Лариса Михайловна не смутилась и спросила:

— Кто кричал?

И тогда Марте не оставалось ничего иного, как закричать:

— Это он! Он хотел надо мной надругаться! Он напал на меня в моей комнате! Лида, подтверди!

Лида не могла ничего подтвердить, потому что ей стало смешно, смех ее передался Мате, он подхватил Лиду, чтобы она не упала. И тут начала смеяться даже серьезная докторша.

Стреноженный собственными брюками президент далеко не сразу смог спастись бегством, не смел он и проклинать виновников его несчастья, а только издавал угрожающие междометия, которые в тот момент никого не пугали.

А Лидочке настолько не хотелось в очередной раз объясняться с Мартой и выслушивать просьбы не выдавать ее маленьких тайн Мише Крафту, что она подчинилась настойчивой руке Мати, и они спустились вниз, где в гостиной горела только одна из ламп, а у патефона покорно дежурил старый астроном Глазенап. А все, кто мог, отплясывали фокстрот. Было очень душно и шумно. Матя сразу подхватил Лидочку — танцевать с ним было приятно: он чувствовал музыку и, главное, знал, как надо вести партнершу.

— Вы туда случайно зашли? — спросил он Лиду.

Та кивнула и еле удержалась, чтобы не сообщить, что это второе приключение ее соседки за день. А впереди еще четырнадцать таких дней.

— А что с ее мужем? — спросила Лидочка.

— А как его фамилия?

— Крафт. Миша Крафт.

— Кажется, есть такой органик. Но он уехал, или его сослали… не имею представления.

В дверях гостиной стояла Полина и смотрела на Матю.

Музыка прервалась. Лида хотела сказать Мате, что его ищут, но Полина пропала из глаз.

Из стопки, лежавшей рядом, Глазенап взял новую пластинку, поднес к глазам и долго шевелил губами. Кто-то крикнул из толпы:

— Румбу!

— Танго! — произнес Глазенап торжественно, словно сам собирался сыграть для присутствующих.

Началось танго, медленное и жгучее, и Лида почувствовала, как страсть овладевает Матей. Она Мате симпатизировала, но не настолько, чтобы обниматься с ним посреди зала, тем более что прошедший день сказал ей многое о странностях любви.

— Матя, — сказала она, — обернитесь к двери в столовую. Только не сразу и не привлекая внимания. Вы знаете эту женщину?

Матя послушно исполнил просьбу.

— Странно, — соврал он, — но она глазеет на меня, как знакомая.

— У вас плохая память на лица?

— Отличная. Только не ночью, — сказал Матя и засмеялся собственной шутке.

— Точно не знаете?

— Не помню, — сказал Матя, и Лидочка поверила бы ему, если бы не была днем свидетельницей его разговора с Полиной.

Попытка отвлечь Матю не удалась, и он принялся гладить Лидочкину спину. Он делал это очень профессионально, и если бы Лидочка была кошкой, то, наверное, с ума бы сошла от счастья. Но она не была кошкой и потому сказала:

— Сейчас замурлыкаю.

— За вами трудно ухаживать, — сказал Матя.

— Вы лучше расскажите мне что-нибудь очень интересное.

— Неужели сейчас?

— Как ваши дела с ужасной бомбой?

— Не скажу — я не разговариваю о делах с любимыми девушками.

— Вы правы, — согласилась Лида.

Танец кончился. Глазенап воздел горе толстые ручки и закричал, что лучше всех исполнили аргентинское танго доктор Шавло и его партнерша, за что им полагается приз.