— Андрюшка, — продолжала шептать Лидочка, — мы тут третий вечер сидим. Я с Хачиком вечер сижу, а Хачик всю ночь один сидит.
— Зачем сидит? — сказал Хачик. — Я на скамейке лежу, Лидия Кирилловна мне одеяло выносят.
— Вы ждали меня?
— Нет, царя Давида! — сказал Хачик, раздраженный тупостью Андрея. — У тебя такая женщина, любой джигит молиться будет!
— Ничего, Хачик, ему надо прийти в себя, — сказала Лидочка.
Она повела его за руку к беседке, посадила на жесткую узкую скамейку — непонятно было, как Хачик мог лежать на ней три ночи подряд.
— Надо познакомиться, — сказала Лидочка.
— Не надо знакомиться, — сказал Хачик. Он чиркнул спичкой и подержал ее перед лицом. — Господин Берестов со мной немного знаком. Я для него, наверное, даже неприятный человек.
И Андрей узнал своего проклятого преследователя…
Хачик был не то чтобы другом, но человеком, весьма обязанным Ахмету Керимову. Настолько, что тот мог попросить его об услуге — не выпускать из виду Андрея, за судьбу которого у Ахмета были основания беспокоиться, но не маячить у того на глазах. Хачик, человек без особых занятий, наполовину грек, наполовину крымский армянин, не чуравшийся контрабанды и других не всегда легальных промыслов, был рад угодить Ахмету; но опыта слежки за людьми не имел. Так что Андрей быстро разгадал его. Это и сыграло роковую роль четыре дня назад, когда Андрей, оказавшись между двух огней, не нашел иного выхода, как воспользоваться табакеркой. Хачик, боявшийся обнаружить себя перед полицейскими, лишь манил Андрея к себе, желая прикрыть его бегство. Но Андрей его не понял.
Как человек трезвый, Хачик решил, что от волнения он упустил тот момент, когда Андрей перепрыгнул высокий забор. К тому же выводу пришли и полицейские.
Тогда Хачик скрылся с места события и поспешил к Ахмету. Ахмет отправился к Лидочке, потому что подумал: она — единственный человек, который знает об Андрее то, что неведомо Ахмету. И хоть Лидочка опасалась Ахмета, подозревая его в убийстве Сергея Серафимовича и Глаши, она выслушала его рассказ об исчезновении Андрея, не подав вида о своих подозрениях. Ахмет предположил, что Андрей убежал в горы. Лидочка согласилась.
Лидочка постаралась поставить себя на место Андрея и, как всегда, небезуспешно. Андрюша подошел к дому, рассуждала она, и понял, что Вревский успел в кабинет раньше. Ему некуда бежать: с одной стороны полицейские, с другой — Хачик. Андрей вспомнил о табакерке и попытался повторить то, что совершил несколько дней назад его отчим. То есть с помощью машины времени нырнуть вперед на три или четыре дня, в надежде на то, что Ахмет выполнит обещание отыскать за три дня настоящих убийц.
Далее Лидочка думала так: Андрей не пойдет в дом отчима, потому что заподозрит засаду или иную каверзу Вревского. Значит, ему ничего не останется, как поспешить к Лидочке. А чтобы не выдать преследователям цели своего путешествия, он пойдет задами, через садик.
И в том, что рассуждения Лидочки совпали с действиями Андрея, не было ничего удивительного. Любой иной путь был бы для Андрея губителен. Исчезновение Андрея окончательно убедило следователя в его виновности. Разумеется, он установил наблюдение за домом Иваницких.
— У подъезда шпик стоит, — сказал Хачик. — Настоящий.
— Дураки вы с Ахметом, — сказал Андрей. — Только пугали меня.
— Я думал, я как человек-невидимка, понимаешь?
— Понимаю, — сказал Андрей. — Все это детские игры.
— На каторгу за детские игры не ходят, — возразил Хачик.
Лидочка сказала Ахмету, что у них с Андреем был уговор: если будет плохо, он укроется в горах и вернется через несколько дней, когда Ахмет отыщет убийц. Ахмет опечалился, потому что поиски убийц пока не дали результатов. Лидочка сказала Ахмету, что будет ждать Андрея у себя дома, и тот предложил услуги Хачика. Лидочка согласилась.
Вот они и ждали Андрея три дня и три ночи. Лидочке было нелегко успокаивать Евдокию Матвеевну, чтобы та не удивлялась возникшей в дочери склонности сидеть часами в садике с дочерна загорелым бродягой, который в беседке ночует и исчезает с восходом солнца.
Лидочка уже тысячу раз повторяла: «Андрюшу оклеветали. Он скрывается. Хачик его товарищ. Мы ждем Андрея».
Евдокия Матвеевна в ту же ночь многократно прошептала эту новость в супружеской кровати, но Кирилл Федорович, если и встревожился, виду не показал. Он уставал на службе. В связи с началом военных действий против Турции перевозки многократно возросли. Так что романтические причуды дочери и даже история с двойным убийством его волновали менее, чем Евдокию Матвеевну.
Евдокия Матвеевна подкрадывалась к кухонному окну, стараясь подслушать, о чем дочка шепчется с бродягой, ничего не слышала, воображала Бог знает что, пребывала в истерическом состоянии и все время роняла посуду.
Пока длился рассказ Лидочки, Андрей совсем успокоился и даже в двух словах поведал, как «спускался с гор» и еле унес ноги из ресторана,
— Конечно же, тебе надо помыться и привести себя в порядок, — сказала Лидочка неуверенно…
— Не надо приводить в порядок, — сказал Хачик. — Ахмет ждет.
Лида кивнула, подчиняясь. Ахмет в самом деле передал через Хачика, что будет ждать их у себя.
Лидочка побежала наверх сказать маме, что уходит, но вернется не поздно. И с ней будет Хачик.
— Ах этот Хачик! — драматически воскликнула Евдокия Матвеевна и проницательно поглядела на дочку. Дело в том, что лет двадцать назад Дуся неделю была бесконечно и рискованно влюблена в одного грека-рыбака. И, перенося свою незабытую страсть на дочку, опасалась Хачика куда более, чем он того заслуживал.
* * *
До дома на Чайной горке, где скрывался Ахмет, решили ехать на извозчике. За ним побежал Хачик, остальные ждали в глухом закоулке.
За эти минуты они успели многое обговорить. К счастью, они уже понимали друг друга с полуслова.
— Ты был в потоке? — спросила Лидочка.
— Да. Все оказалось так, как он написал.
— Страшно?
— Не знаю. Вернее, страшно.
— Долго?
— Очень долго. Потом я оказался здесь, и на часах была та же минута.
— Я боялась, что ты… и исчез навсегда. Все может случиться.
— У меня не было выхода.
— Я думала, что, если ты улетел куда-то далеко, я буду тебя ждать. А потом испугалась втройне. Знаешь почему?
— Нет.
— Потому что я буду идти по жизни как все, год за годом, я стану старая и толстая… Я буду содержать пансион. И где-нибудь в тысяча девятьсот тридцатом году войдешь ты, молоденький и в папиных брюках. А я буду как твоя тетя. Ты ахнешь и покинешь меня.
— Глупости, так не могло быть! — Но Андрей уже понимал, что так могло быть. Они дотронулись кончиками пальцев до неизвестного, и это неизвестное схватило за пальцы ледяной хваткой и кинуло в несущийся поток.
— А если бы наоборот? — спросила Лидочка.
— Если наоборот? Это просто замечательно. Представь себе — тысяча девятьсот… тридцать восьмой год!
— Ой, как далеко…
— Я, конечно же, холост, еще хорош собой, представительный, приват-доцент Московского университета, держу свой выезд и провожу лето в Ницце…
— А я вовсе не состарилась, поэтому ты мне кажешься старикашкой.
Застучали, приближаясь, подковы — приехал на извозчике Хачик. Ехали минут пятнадцать. Сверху спереди скатывался ледяной воздух. Лидочка задрожала. Андрей заставил ее надеть его тужурку.
На Чайной горке, на узкой улице среди виноградников, извозчик без приказания остановился у высоких деревянных ворот. Хачик не заплатил ему — извозчик и не требовал платы.
В каменной ограде сразу раскрылась калитка. Там стоял мальчик с фонарем. Дождавшись, когда гости подошли ближе, он пошел по устланной плитами тропинке к белому дому под плоской крышей.
Ахмет выбежал их встретить на веранду.
— Молодец, — сказал он, обнимая Андрея. — Я даже не ожидал, что ты такой решительный. Не простудился в горах?
Потом он поклонился Лидочке, куда формальнее, чем делал это в доме Иваницких, и Андрей почувствовал, что из темноты сада и дома на них глядят многочисленные глаза.
