Так что, когда Матур, завидев обожаемого Сато, пригибаясь, подошел к нему, они меня не заметили.
— Господин Сато! — прошептал Матур. — Тебя пиф-паф!
Он показал, как некто зловещий целится в Сато и стреляет. Сато понял. И спросил по-английски:
— Кто? — Он знал несколько английских слов — то ли помнил с войны, то ли поднабрался в лесах.
Я приподняла голову, наблюдая за Матуром.
Он выразительно обрисовал ладонями мою фигуру и показал, крутя пальцами над головой, что у меня короткие вьющиеся волосы.
— Да, — сказал Сато. — Хорошо.
— Я, — Матур ткнул себя пальцем в грудь, — друг. —
Он перевел палец к груди унтер-офицера. — Сато, — опять палец в действии, — друг Матур. Сато давай Матур камни.
— Камни?
Из-под ног Матур поднял несколько камешков и стал смотреть сквозь камешек на небо.
— Камни! — повторял он. — Рубины. В мешочке. Дай мне. Я — хороший.
Сато не понял или сделал вид, что не понял.
Мне надоело их слушать, и я сказала по-японски:
— Директор Матур просит вас поделиться с ним рубинами, которые лежат у вас в мешочке.
Сато не удивился тому, что я лежу так близко, хмыкнул и сказал:
— Передай ему, что он будет мой хороший друг много ночей и тогда я дам ему камешки. Но не сегодня.
Что я Матуру и сообщила. К большому неудовольствию индуса. Причем, как мне кажется, он был больше недоволен тем, что я услышала их разговор и донос Матура на меня.
Сато обогнул куст и встал надо мной.
— Ты хотела меня убить? — спросил он.
— Нет, — ответила я.
— Он говорит, что хотела.
— Пускай говорит.
Я всей шкурой чувствовала приближение опасности. Ну что ж, может, лучше и не ждать темноты?
Я продолжала лежать, чтобы казаться безопасной. Но, видно, моя нагота натолкнула Сато на обычную для него светлую мысль.
— Матур! — позвал он. — Это твоя жена.
— Да, господин!
Матур тоже чуял неладное, но ему было сложнее, чем мне. Ему и жить хотелось, и мешочек с камнями очень требовался. К тому же он должен был догадываться, что жизнь в подчинении у унтер-офицера не вечна. А потом придется возвращаться в цивилизованный мир, где я — доцент Варшавского университета, а он — заведующий бутылками в нашей временной столовой.
— Я велю тебе получать удовольствие, — приказал Сато.
— В каком смысле? — поинтересовался Матур.
— Это твоя женщина. Покажи ей, что она — твоя.
Все. Начинается последнее действие, поняла я.
Матур вяло переминался с ноги на ногу, не в силах подойти ближе. Голые люди стояли неподалеку.
— Панове, — сказала я по-польски, чтобы только По-из с Любой меня поняли, — приготовьтесь к действиям.
Мои слова повергли их в смятение. Они боялись потерпеть поражение.
— Иди! — Сато издевался над Матуром.
— С вашего разрешения, я хотел бы подождать ночи. В наших краях принято жениться в ночное время, вы меня понимаете?
— Я тебя понимаю, — сказал Сато. — Ты сказал, что ты мой слуга. Как же ты себя ведешь?
— Я подожду, можно?
Тогда Сато сунул руку в карман своих полушортов и извлек оттуда небольшой кожаный кисет.
— Знаешь, что здесь? — спросил он.
— Нет, — тупо ответил Матур.
— Тогда смотри.
Сато отошел на шаг, чтобы Матуру было до него не допрыгнуть, развязал мешочек и вынул оттуда пригоршню камешков, в основном размером с горошину. Размахнувшись подобно сеятелю, он кинул их в озеро. Матур взвизгнул.
Сато завязал мешочек и спрятал в карман.
— Ну как? — спросил он у Матура.
Толстыми пальцами Матур делал совершенно ненужные движения в области живота, словно расстегивал и снимал несуществующие штаны.
Он был в трансе.
— Матур! — строго окликнула я его. Мне было стыдно за этого пожилого человека.
— Да, конечно, — сразу откликнулся он. — Простите меня, мадам Анита. Я совсем этого не желаю, клянусь вам, я отношусь к вам с уважением, но ведь это просьба господина Сато. А у меня есть жена и дети, я их очень люблю.
— Тогда вам не нужна вторая жена. — Мне не хотелось, чтобы он попал в безвыходное положение.
— Вы совершенно правы, — согласился Матур. — Но вы, пожалуйста, потерпите, я недолго, я сделаю и уйду, ведь вы не девушка, правда?
— Эти вопросы я обсуждаю только с любимыми мужчинами, — гласил мой ответ. — И не на виду у коллектива.
Он начал склоняться вперед, и мне пришлось прикрикнуть на него.
— Пошел прочь, подонок!
А он продолжал надвигаться на меня, так что мне уже стало опасно дальше лежать на песочке.
— Панове! — обратилась я к пришельцам. — Сейчас я займусь Сато, а вы накидывайтесь на Матура. Он безопасен.
— Что? Что она говорит? — Надо отдать должное Сато — интуиция у него была дьявольская.
— Она не хочет, — растерянно заявил Матур, как мальчик, который жалуется маме на подружку, которая не дает ему игрушку.
— Сейчас захочет, — сказал Сато и вытащил из-за пояса пистолет.
— Хватайте Матура! — крикнула я остальным, а сама вскочила так, чтобы Матур оказался между мной и Сато.
Потеряв меня из виду, Сато начал водить стволом пистолета, и тут — а счет пошел на доли секунды — я прыгнула на Сато так, чтобы вышибить из его руки пистолет. Что мне и удалось.
Сато успел отпрыгнуть и удержался на ногах. А мои голые союзники оторопели и остановились, хотя Матура можно было брать голыми руками. Из-за их очередного предательства я потеряла преимущество внезапного нападения. Матур подхватил пистолет и трясущейся рукой направил его на застывших в позах отчаяния пришельцев. Я увидела, как Сато тянет руку к Матуру, чтобы отобрать пистолет, и поняла, что моя участь решена. И мне ровным счетом ничего не оставалось, как бежать.
У меня было два направления — подземным ходом в пещеру или в озеро.
Узкий ход наверняка станет ловушкой — пока я буду по нему карабкаться, Сато пять раз меня подстрелит, а если чудом мне повезет и он меня не подстрелит, то уж обязательно достанет, пока я буду поднимать каменную плиту.
Озеро тоже не обещало спасения, но лучше оно, чем ничего.
Так что я нырнула и постаралась как можно дольше не появляться на поверхности. И пока я плыла под водой, я рассуждала, укрыться ли мне на том берегу или нырнуть…
Я вынырнула посреди озера, чтобы набрать в легкие воздух, и тут же пуля обожгла мне ухо: Сато стоял на самом берегу и целился весьма уверенно. Никаких шансов скрыться на другом берегу у меня не было.
Значит — вниз.
Я успела глубоко вдохнуть и мысленно попрощалась с самой собой, Анитой Крашевской, тридцати одного года (честно!), разведенной, красивой и талантливой.
Внизу меня подхватил поток, и я не сопротивлялась ему, чтобы как можно дольше сохранить воздух в легких.
Меня несло все быстрее, раза два ударило о камни, раз я чуть не застряла на каком-то повороте, но я не очень чувствовала внешние толчки, потому что была занята лишь одним — как бы не глотнуть воды… Это было страшно и отвратительно, в какой-то момент мои глупые легкие заставили меня потерять контроль над собой и вдохнуть воду, после чего я начала терять сознание… И не знаю, как меня вынесло потоком на крутой склон и выкинуло на камни, что, видно, и спасло меня — от удара я начала судорожно кашлять, выплескивая из легких воду и стараясь носом втянуть воздух… А потом я долго лежала на каких-то колючках, наслаждаясь тем, что на свете есть колючки и самый настоящий воздух, и зарекаясь подходить к воде иначе, как к умывальнику. Я пролежала там, пока не почувствовала, что готова идти дальше.
Поток, который вырывался из-под скал и скатывался по камням, вливался в Пруи несколько ниже нашего лагеря. Так что мне пришлось перебраться через реку, благо я нашла широкий плес, и пробираться тропкой к палаткам, уже не веря тому, что лишь недавно жила в махонькой империи страха.
Я подошла к лагерю, никем не замеченная, и уже увидела сквозь листья бамбука площадку и палатки на ней, как остановилась, словно громом пораженная. Я вспомнила, в каком я виде!